Потом наступил какой-то странный период, в течение которого Жене делали серию уколов некой желтоватой жидкости. Сколько всего инъекций успели сделать, ему не запомнилось. Не запомнил он и того, что именно с ним происходило непосредственно после введения препарата. При этом он, однако, осознавал, что не спит, а совершает какие-то действия по командам, которые кто-то отдает. И даже помнил, что физически не мог не исполнять эти приказы. Но что именно делал, где и как, кто им командовал — память не сохранила. Зато он хорошо запомнил, что когда действие препарата кончалось, наступала страшная слабость, головокружения, боли в суставах, сердечная аритмия — одним словом, что-то вроде наркотической «ломки». Правда, все это проходило само собой еще до следующего укола, но сопровождалось какими-то странными психологическими перепадами. Сразу после того, как проходило физическое недомогание, наступала эйфория, потом — апатия, следом — раздражительность, переходящая в агрессию.
А после этого наступал период, когда Женя несколько дней подряд ощущал(а) себя негритянкой Ксюшей, бывшей питерской путаной. Хотя прекрасно видел и свою светлую кожу, и рыжие волосы и, пардон, первичные половые признаки.
Месяц назад сотрудники ЦТМО неожиданно увезли Женю-Ксюшу в Питер и вернули прежнему «владельцу». Ну а уже оттуда он(а) попал(а) к Лехе Пензенскому…
Баринов слушал внимательно, хотя большую часть того, что рассказывал(а) о себе Женя, знал давным-давно. Более того, он отлично знал то, о чем Женя даже не понятия не имел(а).
Это был один из самых сложных экспериментов, которые были когда-либо поставлены в ЦТМО. Сергей Сергеевич задался целью более чем дерзновенной: переместить человеческую душу — он ее называл «сущностью» — из умирающего организма-«носителя» в жизнеспособный.
Множество подобных попыток завершилось неудачами. И вот — успех! Душа сгоревшей темнокожей девушки поселена в тело юноши. Но это еще не все! Из клеток погибшей негритянки методом клонирования взращены две безымянные девчушки, под номерами 8-041 и 8-042. Они будут идеальными генетическими копиями Ксюши. И тогда душа ее обретет привычное тело и начнет новую, вторую жизнь…
Завершением эксперимента стал месячный «отпуск» Жени из ЦТМО. Баринов опасался, что, попав в привычную среду и ведя прежний образ жизни, Женин организм постепенно «сотрет» вселенную в него сущность Ксюши. Однако Баринов уже знал: этого не произошло. На носителе-транссексуале одновременно существовали две сущности, две души, и теперь от воли Сергея Сергеевича зависело, кем будет ощущать себя Женя…
«НЕПРИЯТНОСТЬ ЭТУ МЫ ПЕРЕЖИВЕМ…»
Механик, Юлька, Райка и Анюта в это самое предвечернее время только-только пообедали пшенкой с тушенкой и чаем с вареньем из Райкиного запаса вместо сахара. Сэкономить решили, хотя сахара было до фига, целый мешок песка. Хлеба не было, вместо него пришлось есть жесткие, как камень, сушки, опять-таки из НЗ госпожи Мартыновой. Именно за чаем и началось нечто вроде общего собрания, на котором взялся председательствовать Механик. Он же и повестку дня определил, и выступил докладчиком, как говорили в старину, «о текущем моменте».
— Надо нам, девушки, обсудить ситуацию, — объявил Еремин. — И прежде всего, мне лично нужно выяснить, что думает насчет себя Анна Андреевна. То есть либо она остается с нами, либо возвращается к родителям, как в прошлый раз. Это первое. Второе — будем мы тут оставаться надолго или, побросав все, что унести не сможем, уйдем налегке. Третье зависит от второго решения, если оставаться надолго, допустим, до осени, то как тут жить, чего жрать и так далее. Вот такой круг вопросов. Могу сначала сам высказать соображения, но только без базара, ладно? Чтоб не перебивали и не путали мысли. Потом дам слово Анютке — ей за себя решать. Ну а дальше, так сказать, «старослужащие» выскажутся. Согласны?
— Валяй! — благодушно произнесла Райка, выразив общее мнение.
— Значит, как я, после всех рассказов ваших, понимаю ситуацию с Анюткой? Понимаю, как хреновую, и даже очень. Почему? Потому что она нынче свидетель по убийству Андрюши, не знаю фамилии и отчества, а также довольно много знает насчет аферы, которая в тамошнем банке крутилась. Отправлять ее домой — очень опасно и для нее, и для нас. Потому что бандюги ее наверняка будут искать не в лесу, а в городе Москве, и если хотя бы телефон найдут — а он, как я понял, в изъятой ими у Андрея записной книжке был, — то вычислят и адрес. Соответственно, могут и ее убить, и семью, если подвернется. А мне лично будет очень противно, если генерал-майор авиации Белкин Андрей Юрьевич, которому я жизнью обязан, будет убит какими-то козлами из-за моей дурацкой ошибки. К тому же есть опасность, что если я попробую отвезти Анюту на станцию — надо еще знать какую, — то нас там могут запеленговать. И меня отследить кстати, то есть добраться сюда со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями.
С другой стороны, если Анютка останется здесь, то товарищу генералу тоже будет несладко. Кому приятно, если дочь единственная, к тому же обучающаяся в институте, находится неизвестно где среди учебного года? Конечно, можно уведомить письмом, что, мол, я жива-здорова и решила жить на воле, пока не поймают, но это папе-маме радости не прибавит. Они-то ведь свою дочь хотят юристкой видеть, а не бомжихой. Верно?
— Верно, — печально сказала Анюта.
— Вот, — вздохнул Механик. — Поэтому я хочу предложить такой вариант. Пожить с нами месяц-другой, выждать. Может быть, найдем за это время способ, как связаться с генералом и упредить насчет того, что дочь жива, но пока ей скрываться приходится. А он, заодно, может, и сам какие-то меры примет. К тому же бандиты и сами могут отстать, и вообще преставиться как-нибудь. У них век недолгий. Но все-таки выбирать, Анютка, тебе. Я бы на месте отца твоего всыпал бы тебе по первое число, чтоб поменьше приключений искала, но то его право, а не мое. Если скажешь — вези завтра в Москву, так и сделаю. Решай сейчас.
Анютка задумалась. Конечно, здесь не больно уютно и даже страшно. В Москве — мама, папа, теплая квартира, телевизор, друзья, учеба, которую жалко бросать даже на один месяц. Разве наверстаешь все к сессии?! Но и попасть снова в лапы к типам вроде Маркела, Буры и Сюсюли она панически боялась. Андрюша, лежащий бездыханным в карьере, привиделся… А если однажды к ним в квартиру вломятся эти полулюди-полузвери?! И перестреляют их всех безнаказанно, потому что не успеет отец достать из сейфа и чехла разобранную двустволку, которую хранит по всем правилам, предписанным законом. А здесь другое дело. Дядя Ерема вооружен до зубов, Юлька с Райкой и те с пистолетами. Они и ее, Анюту, вооружат и научат стрелять. И она не будет ягненочком, предназначенным на шампур…
— Я останусь с вами, — сказала Анюта. — Так, как дядя Олег предложил.
— Хорошо подумала? — произнес Механик испытующе. — Ты ведь, считай, на это время становишься нашей подельницей. Попадешься с нами ментам — срок получить можешь. И с бытом у нас не все ясно. Сортир на воздухе. Насчет жратвы скудновато. Вытерпишь месяц хотя бы?
— Вытерплю, — постаравшись придать голосу твердую уверенность, произнесла Анюта.
— …«А ежели что, то секи меня как сидорову козу», — Юлька по памяти процитировала Чехова. Но, несмотря на иронию, ей очень понравилось, что двоюродная сестрица не захотела уезжать. Все-таки с Райкой она чувствовала разницу в возрасте, а Анюта — сверстница.
— У меня вопрос, — несколько серьезнее, чем следовало, спросила Райка. — К тебе, Олег Федорович. Ты как троих-то обслуживать будешь? Пуп не хряпнет?
— Разговор был уже, Раиса! — ответил Механик с раздражением. — С вами — все по-прежнему, а Анютка — вне игры, понятно?! Устраивает ответ?
— Очень даже устраивает! — осклабилась Райка.
Анюта была девушка понятливая и промолчала, но удивления скрыть не смогла. Поглядела на Райку и Юльку — неужели живут с одним мужиком и не цапаются?!