Михаил вышел из директорского кабинета, а Сергей Сергеевич, заперев двери, сел к монитору своего мощного компьютера, на экране которого светилась заставка — какие-то слоны и носороги бесконечной вереницей шли справа налево.

Баринов-старший убрал с экрана заставку и вывел на монитор картинку с телекамер, установленных в коридоре. Михаил как раз вышел из приемной в холл между тремя кабинетами, но двинулся не к себе, а в кабинет Татьяны.

— Ну-ну, — вздохнул Сергей Сергеевич, включая видеозапись в тот момент, когда Михаил вставил ключ в замочную скважину. Когда сын, воровато оглянувшись и убедившись, что в коридоре никого нет, вошел в кабинет своей супруги и закрыл дверь, старший Баринов включил камеры, установленные в кабинете. Их было четыре, и на экране, разделившемся на четвертушки, можно было наблюдать Михаила в любом углу комнаты.

Младший Баринов запер за собой дверь, что заставило отца только покачать головой.

Татьянина сумочка лежала на письменном столе, и Михаилу не надо было ее долго искать. Казалось бы, зачем запирать дверь, если только и надо, что взять эту скромную, но изящную вещицу и перенести ее в кабинет напротив? Но Михаил открыл сумочку. А его отец сразу же развернул на весь экран ту четвертушку изображения, с которой были наиболее четко видны манипуляции отпрыска.

— Подонок… — с горечью вздохнул Сергей Сергеевич, когда увидел, как Михаил, вынув из кармана какую-то монету, подкладывает ее в сумочку. Разрешающая способность камеры не позволяла Баринову-старшему разглядеть достоинство монеты, но он и так знал, что это тот самый пятак 1961 года, который фигурировал в рассказе Никиты.

Михаил, подбросив жене в сумочку «улику» и вроде бы уже намеревавшийся уйти, вдруг остановился. То ли вспомнил о чем-то, то ли увидел нечто, натолкнувшее его на мысль. Сунув руку в сумочку, он вынул оттуда какой-то маленький ярко-красный предмет. Сперва показалось, будто это помада, но уже через минуту, когда Михаил развинтил цилиндрик, Сергей Сергеевич разглядел — игольница!

— Да ты, братец, еще и дурак! — в сердцах произнес он и снял трубку внутреннего телефона, не отрывая глаз от экрана.

— Охрана? Быстро двух человек к кабинету Татьяны Артемьевны! Но тихо, без беготни и топота. Задержать Михаила Баринова на выходе из кабинета! Нет, не ослышался. Задержать и в наручниках — ко мне! Именно так, в наручниках! Связь по УКВ, волна обычная. Доложить о готовности через три минуты. Ваш позывной «Антон».

С этими словами он вынул из письменного стола рацию.

Тем временем Михаил направился к сейфу, ключ от которого висел на одной связке с ключом от кабинета. Камера — Сергей Сергеевич вновь развернул изображение, но уже с другой четвертушки — четко зафиксировала, как младший Баринов отпирает сейф, достает одну из красных папок с гитлеровским орлом и свастикой, кладет на стол и, выдернув из Татьяниной игольницы иголку, прокалывает рядышком две дырочки в обложке папки…

— Идиот! И это мой сын?! — негодованию Сергея Сергеевича не было предела. Но ярость уступила место трезвому расчету и, когда рация доложила: «Я Антон, готовы работать», он сказал:

— Наручники отставить. Вежливо сообщить о том, что я жду его в 305 комнате с сумочкой. Сопроводить, естественно.

— Понял вас. Работаю, как приказали…

ТАЙНА «НОЛЬ-ЧЕТВЕРКИ»

Часа через два директор ЦТМО появился в 8 секторе. Лариса Григорьевна встретила его с озабоченным лицом.

— В чем дело? — спросил Сергей Сергеевич, у которого тоже читалось на лице раздражение. — Что-то нештатное? С «четвертой»?

— Нет, — мотнула головой Лариса. — «Ноль-пятая» беспокоит. Последействие протекает очень необычно.

— А у «шестой» как?

— Все нормально. Без отклонений.

— Идемте.

«ЦТМОтя» отперла дверь в палату с номером 83. Здесь располагались две койки, оборудованные точно так же, как те, что стояли в соседней, 81-й палате, где обитали три молодых мамаши под номерами 8-01, 8-02 и 8-03 со своими странными годовалыми сыночками, проводившими весь день в лазании по «полосе препятствий». На койке под номером 8-05 сидела растрепанная и разъяренная Светка-Булочка, а на койке 8-06 пластом лежала и тихо стонала Люська.

— Явились?! — прорычала Светка. — Сволочи! Гестаповцы! Мы вам что, крысы лабораторные? Что вы с нами сделали, а?!

— Во-первых, здравствуй, Света! — сказал Сергей Сергеевич спокойным тоном. — Плохо себя чувствуешь, да?

— Он еще спрашивает! — взвыла Булочка. — На иглу посадил, зараза очкастая! Ломает — хоть вешайся! Ну, смотри, гребаный профессор! Наши твою подставу расколют, будь спокоен!

— Не нервничай, — Баринов приблизился к Светке. — Успокойся! Ляг на кровать и не двигайся. Бери пример с Люсеньки. Видишь, она лежит спокойно и не дергается. Я гарантирую, что у нее через три часа пройдут все болезненные ощущения. А ты, если будешь продолжать прыгать и ругаться, еще сутки промучаешься.

— Какой подлец, а! — не унималась Светка. — Заманил, гад! Убежище посулил! И я, как дура, попалась…

— Что ты волнуешься? — произнес Сергей Сергеевич. — Уколы, которые мы вам сделали, абсолютно безвредны для здоровья. Все эти боли в суставах, общая слабость и тяжесть в голове, которые ты сейчас испытываешь, — ничто по сравнению с настоящей наркотической ломкой. Уколы эти нисколько не отразятся на физическом развитии твоего ребенка. Во всяком случае, они намного безвреднее того героина, который распространяла твоя контора. И от которого, между прочим, не один десяток матерей произвели на свет врожденных наркоманов. У тебя по этому поводу никогда совесть не шевелилась, а? Или просто денежки считала, радовалась?

Светка притихла, схватилась за лицо и повалилась на койку, а затем, всхлипнув, уткнулась в подушку.

— Поплачь, поплачь… — успокаивающим тоном произнес Баринов. — Это сейчас тебе полезно. А пока ревешь, я тебе кое-что объясню. На вас, как и на нескольких других женщин, я возлагаю большие надежды. Вам — я не боюсь высоких слов! — уготована великая миссия. Вы станете матерями новых, более совершенных людей. Людей XXI века! И сами кардинально изменитесь. Может быть, лет через пятьдесят ваши с Люськой имена попадут в учебники истории!

— Почему? — это спросила Люська, едва сумев повернуть голову на подушке.

— Потому что ваши дети смогут то, что сейчас не под силу никому из живущих. Смогут, например, поднимать штанги весом в 300 или 400 килограмм, попадать из пистолета в копейку с расстояния в 100 метров, проплывать без отдыха по 50 километров в самой холодной воде, перемножать в уме пятизначные цифры за какую-нибудь минуту, запоминать и сохранять в памяти по нескольку томов информации. Это будут сверхлюди, понятно?

— Господи! — ахнула Люська. — Неужели правда?

— Слушай его больше! — шмыгая носом и стирая слезы с глаз, буркнула Светка. — Наркоту на нас испытывают новую! Небось, ту самую, которую хотели на Партизанской улице делать.

— Насчет объекта на Партизанской — ты права. Но только там мы будем производить не наркотик, а препараты, которые укрепляют физическое и нравственное здоровье людей. Лариса, покажите-ка им кассету с малышами из первой тройки…

— Сейчас, — Лариса Григорьевна включила видеодвойку, установленную на Светкиной койке, и вставила кассету.

На экране появились те самые, серьезные, упитанные и рослые для годовалого возраста карапузы, которые преодолевали явно непосильную даже для пятилетних ребятишек полосу препятствий.

— Видите, какие ловкие? — заметил Баринов. — А вот сейчас смотрите, как они буквы пишут.

Малыши с номерами 8-011, 8-021 и 8-031 на спинах курточек, стоя каждый около своей грифельной доски, аккуратно выводили прописные буквы. Громадное большинство первоклассников-семилеток написали бы их намного корявей.

— Я бы показал и то, как они читают, — сказал Сергей Сергеевич, — только вы ведь не поверите, подумаете, будто за него какой-нибудь десятилетний озвучивает. Лучше поглядите, как они рисуют.