Тарас безразлично промолчал, а я все-таки не выдержал.

– Вот только все эти твои ухажеры-дружки и прочие нормальные парни куда-то резко потерялись, когда тебе помощь нужна была. Не списать дать или в клуб вместе сходить, а нормальная, серьезная помощь, когда за решение проблем друга проблемами для себя самого расплачиваешься. Почему-то ни один из них не готов оказался своими выпускными результатами, ради тебя, такой прекрасной, пожертвовать. Только эти два клоуна.

Ольга молчала. Судя по всему, ответить ей было нечего.

– Вот и подумай, девонька, – улыбнулся ей я. – Мне кажется, здесь есть о чем подумать.

И в это время – очень вовремя, надо сказать, очнулась Семеновна. Она оглядела нашу компанию, и что-то мгновенно учуяла своим бабьим чутьем.

– Ну что тут у вас? Не успела Нина Семеновна отойти на минутку – переругались вдрызг? А Петьку куда дели? Петро!!! А ну иди сюда! Что ты там слоняешься с рожей как у кабинета стоматолога?

И лишь когда надутый Петька подошел к нам, докторша продолжила.

– Короче, так. По словам Митрича, деревня эта успела уже нашуметь на весь колледж. Все группы, которые вышли этим порталом, кроме нашей, легли в полном составе. Ор стоит до небес, почти все тренера «очкуют», как он сказал, вести свои группы в локацию и «дрючат» их на спортивных площадках в колледже. Те группы, что успели пойти в локацию и выйти другими порталами, мелко крестятся от счастья, и выходить не торопятся, намереваясь урвать от такого счастья по максимуму. На других выходах, по слухам, все нормально, мобы посильные, и игроки если и сливаюся, то «по естественной криворукости». Опять-таки по слухам, руководство колледжа уже успело здорово «посраться» с разработчиками локации, но «альтовцы» стоят мертво, свой косяк не признают и претензий не принимают – все, дескать, в пределах игровых возможностей.

Наш «сапог», как услышал, что мы отношения со старостой наладили, возбудился как в стриптиз-клубе, и принялся орать, чтобы вы втроем не лезли, а пошли к порталу и договорились о беспрепятственном проходе остальных членов группы. Данж, дескать, надо проходить в полном составе, чтобы сыгранность перед недельным испытанием наработать. А они там все будут стоять на низком старте, и получив от нас «добро», будут прыгать через портал, пока в нужную деревню не попадут. Все равно, мол, «очереди у портала не наблюдается, тихо, как на кладбище». А потом уже всей толпой и пойдем крыс геноцидить.

– Блин, а староста домой ускакал, обедает. Что – будем его от тарелки с супом отрывать? – расстроился Петька.

– Ну вот еще! – буркнул Тарасик. – Старосту потревожить всегда успеем, попробуем сами сперва проблему решить.

– Ну так пошли к порталу, – поднялся я.

– Пошли! – согласилась Семеновна. – Только, Оленька, подойти, пожалуйста, ко мне, посплетничаем по дороге.

Семеновна с Ольгой и впрямь шептались всю дорогу, причем милое личико Ольги сначала было злобным, потом непреклонным, потом озадаченным, потом расстроенным, а потом мы пришли.

– Привет, служивые! – с ходу направился к стражникам Тарасик. – Чомпе по заданию старосты уже убыл?

– Да уж полчаса как убыл, – кивнул один из стражников, чье лицо мне показалось знакомым. – А вы что приперлись? Опять голову принесли?

– Да не, мы по делу, – отозвался Тарасик. – Взяли подряд на зачистку подвалов ваших от крыс (он вытащил из рюкзака и продемонстрировал стражнику старостин ключ), но нас маловато осталось, сейчас к нам подкрепление должно прибыть. Вот и пришли проконтролировать, чтобы вы их случайно на лангет не пустили.

– Какой еще лангет[4]? – оскорбился стражник. – Мы тебе кто – демоны-людоеды, что ли?

Семеновна злобно наступила Тарасу на ногу, и милейше улыбнулась стражнику.

– Да господь с тобой, служивый! Ты его не слушай, он у нас дураковатый. А если дураковатый становится при ключе, сам знаешь, его дураковатость сразу же вдвое увеличивается.

– Это точно! – хохотнул стражник, – Вон хоть нашего интенданта взять. Дурень-дурнем, язык узлом завяжешь, пока объяснишь ему, что тебе со склада требуется. Но зато при ключе. Уж так он этот ключ любит, что, по-моему, и в сортире с ним не расстается. Сидит и любуется.

Стражник заливисто заржал, и, успокоившись, предложил:

– Ладно, садитесь вон там, в теньке. Портал оттуда как на ладони, если вдруг ваши полезут, сразу кричите.

Кивнув, мы отправились в тенек. Тенек – это правильно, время перевалило за полдень и жара становилась совершенно непереносимой. Не спасал даже ветерок – было полное ощущение, что сидишь под струей мощного промышленного фена.

Семеновна быстро отбила Митричу сообщение «Скачите, лошади, скачите![5]» и села в тени, отдуваясь:

– Ну и жара… Как эти маугли здесь живут? Здесь можно яйца в пыли придорожной запекать.

– Вот ты заладила со своими маугли… – отозвался я. – Ты у Киплинга что ли, ничего, кроме «Книги джунглей» не читала?

– А как их еще называть? – отмахнулась Семеновна. – Маугли – они маугли и есть. Можешь считать меня расисткой, если что.

– Да ладно тебе. Киплинг сам индусов еще хлеще называл.

– Например? – искренне заинтересовалась Семеновна.

– Например, «наполовину демонами, наполовину детьми». В своем знаменитом неполиткорректном стихотворении «Бремя белых». У нас обычно первую строфу переводят как:

Неси это гордое Бремя -

Родных сыновей пошли

На службу тебе подвластным

Народам на край земли -

На каторгу ради угрюмых

Мятущихся дикарей,

Наполовину бесов,

Наполовину людей[6].

Хотя у Киплинга черным по белому было «half-devil and half-child».

Внезапно заинтересовался даже Тарасик:

– Фига себе он расист, оказывается. Сейчас там за такое сразу – белый билет и «стоп-лист» во все средства массовой информации. Хотя, справедливости ради, сказано очень точно. Уж я-то на них насмотрелся, они и в самом деле во многом как дети. При всей их хитрости и уме – так же, как дети, хвастаться обожают, так же на «слабо» ведутся с полпинка… Да там вообще весь набор младших классов.

– Ну, «стоп-лист» не «стоп-лист», – ответил я, – а с Киплингом англичане уже много лет и впрямь не знают, что делать. С одной стороны – расист, империалист и жутко неполиткорректный тип. Поэтому без особой надобности стараются о нем не вспоминать, ограничившись сравнительно невинными «Книгой джунглей» и знаменитой балладой «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». С другой стороны…

– Эй, демоны!!! – вдруг крикнул стражник. – Это не ваши лезут?

Судя по крикам «Ничего страшного, работаем четко, как на тренировке!» и «Что ты замер, баран, танкуй, танкуй, агро набирай!» – это были не наши. Но я, как и все остальные, на всякий случай вгляделся в лица рискнувших пришельцев.

– Не, это не наши!!! – вдруг заорал Петька. – Рубите их в капусту, дяденька, выносите к чертям собачьим!

И, снова присев на корточки, пояснил нам:

– Это Малиновский с дружками. Он меня в девятом классе «жиртрестом» обозвал. Так что там «с другой стороны», Дмитрий Валентинович? Очень интересно, вы же знаете, я читать люблю.

Я только горловой покачал. Ольга с Семеновной хихикали, Тарасик традиционно был невозмутим. O sancta simplicitas![7] Но я продолжил свою речь, не комментируя петькино поведение.

– С другой стороны, Киплинг, как к нему не относись, один из лучших английских поэтов, и совершенно точно – самый великий певец великой Британской империи. Той самой, над которой никогда не заходило солнце. Никто лучше его не воспел Империю и уже не воспоет. Поэтому, сколько я знаю, пусть не афишируя – британцы его и читают, и помнят. Как может англичанин, например, позабыть эти строки?

Наше море кормили мы тысячи лет

И поныне кормим собой,

Хоть любая волна давно солона

И солон морской прибой:

Кровь англичан пьет океан

Веками – и все не сыт.

Если жизнью надо платить за власть -