А дорога постепенно уводила выше и выше к горным деревням, поворачивая то налево, то направо. Потом она незаметно пошла по ущелью вдоль небольшой реки, и впереди сразу же показался густой зеленый лес, покрытый свинцовым маревом дождя.

Жоржи знал, что это только начало леса, а ему предстояло ехать вглубь, пробиваясь в чащу по бездорожью к избушке лесника, с которым доводилось видеться еще до армии.

Машина, буксуя и ревя, кое-как преодолела подъем и, выкатившись на ровную колею, тихо, обходя колдобины и валуны, покатила по деревне, поднимая собак с насиженных теплых мест. Наконец, проехав и этот рубеж под вой голосистых волкодавов, достигла места, где дорога круто сворачивала в сторону и стремительно падала вниз, петляя между кустарниками к густому лесу, четко обозначившемуся впереди.

Придерживая машину на тормозах, Жоржи медленно съехал и, проделав еще несколько трудных верст по низине, подкатил к избушке лесника и заглушил мотор.

Из приоткрытой двери избушки валил густой дым, лентой вился, курчавясь над купами ближних деревьев, и уносился вдаль. Трещавший в избушке костер время от времени жарко освещал грузную фигуру лесника, застывшего в проеме двери, веселыми всполохами огня.

Жоржи торопливо выскочил из кабины и направился к избушке, оглядывая окрестность — нет ли заготовленного топлива, — но, не найдя ничего подобного, втиснулся в дверь.

— Ну и погода! — сказал Жоржи, вкладывая в эти слова всю безнадежность своего положения, и прошел мимо посторонившегося лесника к костру.

Лесник, не расположенный к разговору, в особенности о погоде, только угрюмо взглянул на пришельца и, что-то раздумывая про себя, сел на длинную скамью и уставился в костер.

«Плохи дела…» — подумал Жоржи, глядя на лесника сверху оценивающим взглядом, и тихо проронил:

— Видно, зря притащился!

Он достал из кармана брюк промокшую пачку «Космоса», протянул хозяину леса.

«Что теперь мне делать — ума не приложу… Гиблое дело — совсем без дров остались!»

Лесник, не глядя на Жоржи, принял сигарету, медленно просушил ее над костром. Затем так же не спеша прикурил от головешки и, продолжая о чем-то думать, часто сплевывая в костер, спросил:

— Чей будешь?

Жоржи незамедлительно ответил.

— Не слыхал такого!

— Всех невозможно упомнить — людей на земле много! — пошутил Жоржи, стараясь разговорить лесника. — А положение у меня и впрямь безвыходное! Мать очень уж…

— Живому не следует тужить! — перебил его лесник, оттаявший немного. — Потому как у живого голова на плечах. — Он сделал несколько крепких затяжек и, выпуская дымок из прокуренных ноздрей и рта, после длительной паузы добавил: — Есть дрова, но трудно туда проехать по такой склизи… не знаю, как и помочь!

— Машина у меня, — зверь, по любой дороге пройдет! — горячо подхватил Жоржи. — Не сомневайтесь…

Мужчины покинули избушку и поехали по размякшей колее к заготовленным дровам. Получив каждый свое, они расстались на перекрестке дорог: лесник пошел к избушке, а Жоржи поехал домой.

Довольный своей удачей, а больше всего сознанием, что наконец-то отдохнет от каждодневного распекания матери, Жоржи благополучно преодолел крутой подъем в деревню и теперь осторожно тянул машину по извилистой и разбитой дороге, чтобы не ухнуться в колдобины. Машина, натужно ревя от бремени своего груза, медленно ехала по горной деревне, тревожа все тех же волкодавов. Еще два часа езды, и Жоржи, считай, дома. Он на какое-то мгновение размечтался и чуточку прибавил газу; машина вздрогнула и покатила нервно, ухаясь разом — правой и левой сторонами — в колдобины и, как зверь с перебитым хребтом, стала тут же оседать.

— Приехали! — грубо выругался Жоржи, подтягивая перебитое существо из металла к чьему-то двору.

Он был жестоко наказан за оплошность — с двух сторон полетели рессоры. Поняв это сразу, дал отчаянный сигнал бедствия.

Если бы Жоржи знал, что сигналом бедствия навлечет еще и новую беду на свою голову, он никогда бы не давал его, а сидел бы себе смирно в кабине до утра в ожидании случайной помощи. Но тогда он еще не подозревал, что дом, в который он послал сигнал, лишит его свободы…

На тревожный сигнал Жоржи быстро откликнулись. В доме, из которого ждал он помощи, отворилась дверь и вышел мужчина преклонного возраста, но еще крепкий и ладный.

Когда этот человек подошел поближе, Жоржи разглядел, что одна щека у него недобрита, помешал, как видно…

Мужчина обошел машину. Потом внимательно оглядел Жоржи, уже успевшего совершенно раскиснуть, и, цокнув языком, деловито скомандовал:

— Давай-ка, парень, вылезай! — И сам, ловко взобравшись на кузов машины, стал сбрасывать дрова, весело пересыпая пословицы и поговорки, как золотистые кукурузные зерна с ладони на ладонь счастливый сеятель.

Жоржи волоком тащил дрова во двор и, складывая там в штабель, ругал себя за оплошность в дороге:

— Поспешил — насмешил! Голова ты соломенная!..

А мужчина с недобритой щекой ловко сбрасывал дрова и грустно думал о своей дочке…

Почему бы человеку не подумать о дочке и не помечтать о хорошем зяте, глядя на такого паренька, как Жоржи, если у него мало шансов заполучить такового вообще?

Дело в том, что дочка у этого человека была уже взрослая, но совсем худая — одни стропила, — и не давала она ему покоя… Засиделась в девках… Сохла по мужской ласке! Замуж бы ей, да вот беда — мужчины отворачивались, не замечали, словно совсем ее и не существовало в этом мире. А родители, сколько ни старались, ни приданым, ни другими посулами не могли подыскать жениха. Слишком много вокруг хороших девушек!

Выйдет она к калитке и долгим взглядом печальных глаз смотрит на случайного мужчину, гася свои страсти горькими слезами.

А если какой-нибудь парень ненароком бросит на нее взгляд, вспыхнет как зарево, то потом медленно тлеет, как летний день, стыдясь себя и страдая одновременно…

Каких только дум не передумал отец, пока сбрасывал дрова на землю, а Жоржи их складывал, выказывая исключительный интерес не только к пословицам-поговоркам, но и к кое-чему серьезному…

Но Жоржи было не до пословиц-поговорок. Знай себе тащи да мокни под холодным осенним дождем. Пусть себе мелет, кому это во вред? А вот рессоры — как с ними быть? Как утихомирить мать? И вообще как жить, коль столько несчастий выпадает в этом мире на одну голову? Жоржи с грустью и болью думал о том, что ему еще раз нужно будет приехать сюда. А этого он никак не хотел!

— Не унывай, мужчина! — вдруг весело выкрикнул гостеприимный хозяин, как бы читая мысли Жоржи. — Все уладится! Давай-ка теперь загоняй машину во двор, а то кто его знает, что может случиться за ночь…

Жоржи обошел разгруженную машину, еще раз осмотрел рессоры и, убедившись в том, что они подвели, сел в нее и через несколько минут стоял уже за штабелями дров. То, что ему не уехать сегодня, было ясно. Да и ничего лучшего в этом случае придумать тоже нельзя. Промокший за день, он уже дрожал от озноба. За стеклом машины по-прежнему шумел дождь. Бежали мелкие по склонам ручейки, размывая глинистую дорогу и устремляясь в низины…

С наступлением ранних сумерек в горах становилось тошно от промозглого порывистого ветра.

В деревне в эти часы то здесь, то там на изгибах длинной дороги уже вспыхивали мерцающие огоньки, маня к домашнему очагу и уюту.

— Порядок! — сказал хозяин с сознанием выполненного долга, закрыв ворота и ведя своего случайного гостя в дом. — Ничего, парень, сейчас погреем кости.

Жоржи ничего не ответил. Шел он следом с ленцой обреченного: холод и голод так въелись в душу, что ворочать языком было лень.

Они поднялись по деревянной лестнице на широкую веранду и, отряхнувшись здесь, вошли в дом, где пахло сухими дровами и каминным дымком.

— Есть тут живые? — весело крикнул хозяин в пустоту комнаты, шаркая мокрыми ногами у порога.

Вскоре за дверью боковой комнаты послышался голос. Потом из нее выглянула полная женщина, должно быть хозяйка, и жестом руки пригласила мужчин в комнату, где в камине занимался огонь.