В шкафчике бутылок с сосками было три. Одна для чая, другая для молока, третья про запас. Эта как раз и подойдет для щенка. Интересно, а сколько нужно ему молока? На всякий случай Дани налил полную бутылочку. Потом проверил, достаточно ли велика дырочка в соске, взял щенка на руки и приставил ему соску ко рту. Но щенок ни в какую не желал брать соску. Он вертел головой, чихал, отбивался. Иногда и Мишка так же капризничает. Тогда Дани чуть-чуть сжал соску, чтобы молоко брызнуло щенку на морду. Этот способ он уже испытал не раз на Мишке. И она каждый раз сперва очень удивлялась, но потом тут же начинала сосать. Со щенком получилось точно так же. С самым забавным видом он стал слизывать попавшие ему на нос капли молока, а потом так вцепился в соску, что едва не проглотил ее. До самого горла втянул, чуть не задохнулся. Наконец и он, и Дани приспособились, и все пошло как надо. Щенок жадно пил молоко, громко глотая и зажмурившись от усердия. Дани смотрел на него с блаженным видом. Он был совершенно счастлив и делал такие же глотательные движения, как щенок, хотя он-то не пил молока!

Щенок сосал, сосал и заснул. Такое бывает и с Мишкой. Но сейчас это было особенно кстати — иначе Дани нипочем не вспомнил бы, что пора дать звонок. Ух, что тогда было бы! Мама вошла бы сердитая. А тут — щенок. Да еще Мишкина бутылочка…

Но что же все-таки делать со щенком? Большая стрелка была уже на десяти. Значит, как раз без десяти минут девять! Дани поспешно сунул щенка под куртку и задернул «молнию». Он сам себе напоминал сейчас кенгуру.

Когда переменка почти что кончалась, Дани слукавил: позвонил чуть раньше, чем следовало. Пусть уж поскорее начнется второй урок, пока щенок не проснулся.

Когда все ребята ушли со двора в школу, Дани показал щенка Цезарю. Он положил ему малыша прямо под нос — нюхай, мол, оближи! Познакомьтесь! Конечно, лучше всего держать щенка в собачьей конуре… Но Цезарь повел себя отвратительно. Он даже не взглянул на щенка. Дани этого не ожидал. Однажды Цезарь по собственному почину пустил к себе в конуру утенка. Этого маленького пестренького утенка терпеть не могла курица. Где ни завидит, так и норовит клювом ударить. Бедняжка все время бегал от нее и как-то, спасаясь, забежал впопыхах в конуру. Да там и прижился. Только тогда и осмеливался выйти на воздух, когда Цезарь перед конурой отдыхал. При Цезаре утенок чувствовал себя в полной безопасности, щипал траву, чистил перышки, весело крякал.

И вот поди ж ты, к щенку у Цезаря ни малейшего интереса! Чудеса, да и только!

Итак, во дворе оставить щенка нельзя, в доме держать — тоже. И тут на глаза Дани попал шатер из фольги, теплица. И у него сразу же созрел план.

Позади школы вырос большой сад. Там было много фруктовых деревьев. В саду жили четыре семьи скворцов, два гнезда слепили себе синички, а в дупле старого ореха поселился дятел. Длинный шатер из фольги соорудил за деревьями папа. Такие шатры есть теперь почти на каждом хуторе. Обыкновенно в них выращивают помидоры. У женщин, которые ходят по воду к школьному колодцу, только и разговоров, что о помидорах.

Дани теплица из фольги не нравилась. Она была похожа на громадную гусеницу. Но как же он сейчас ей обрадовался! Внутри этой фольговой «гусеницы» очень тепло, даже слишком. Это нужно, чтобы помидоры вызревали быстрее. В самом конце теплицы громоздились друг на дружку ящики. Рядом высилась горкой мелкая стружка — папа сперва выстилает ею ящики и только потом аккуратными рядами выкладывает помидоры. Так они не портятся при перевозке.

Лучше места для крохотного, дрожащего всем тельцем щенка не придумаешь! Дани отодвинул один ящик, застелил его стружкой, как папа. И опустил туда щенка. Помидор-великан, вот кто он теперь! Только черный. И скулит, тявкает. Хотя сейчас он почти все время спит.

Во дворе приветливо залаял Цезарь. Лай у него бывает очень разный. Иногда грозный — если к дому приближается чужой или, допустим, вор. Правда, воров в школе еще не бывало, но Цезарь вообще всех незнакомых людей отпугивает лаем. На кошек он лает нервно, раздраженно. Когда поиграть хочет, лает словно бы понарошку. А на воробьев — со скукой. И очень весело, когда приходят мама или папа, вообще кто-нибудь из семьи Дани. Цезарь и плакать умеет. Когда собралась родиться Мишка и маму на «скорой помощи» отвезли в больницу, Цезарь плакал по-настоящему. Дани был тогда еще довольно маленький. Он совершенно не помнит, как сам отнесся к сестричке. И о всех своих бабушках слышал только от папы; о том, как они приходили к нему все по очереди, пока мамы не было дома. А вот как Цезарь плакал, как завывал — помнит.

Сейчас Цезарь просто здоровается. Значит, пришел кто-то знакомый.

Дани сломя голову вылетел из теплицы. Пусть уж помидоры стерегут его новую собачку.

Он побежал прямо к колодцу. Скорей всего, кто-нибудь пришел к ним по воду. Школьный колодец славится далеко окрест, у него даже название есть, что среди колодцев редкость. Его Сладким колодцем называют. Потому что вода в нем очень вкусная. Его назвали так давным-давно, когда колодцы на окрестных хуторах годились только, чтобы мыть-стирать да животных поить. А за питьевой водой все шли сюда, к школе. Теперь-то везде новые колодцы вырыли, и вода в них вполне хорошая. Но все равно каждый, кому случается быть неподалеку, непременно к Сладкому колодцу за водой завернет. Все хуторские говорят: такой воды в целом мире нет, ничем так не напьешься. Дани, конечно, предпочитает «пепси-колу», но помалкивает. Потому что очень рад, что люди к ним за водой ходят. Столько интересного у Сладкого колодца услышишь — не меньше, чем в «Новостях» по телику!

О чем беседуют у колодца

— Здравствуйте, тетя Касаш! Помочь вам?

— Здравствуй, Даника, здравствуй! Спасибо, сынок, но я на велосипеде. Так что два бидона с собой прихватила. Я ведь к Гуйашам заезжала.

— Теленок уже народился?

— К полудню должен быть. Так ветеринар сказал. Из-за него-то я и прикатила. Надо было попросить, чтобы моим свиньям прививку сделал.

— Приедет?

— Приедет. После обеда обещал.

— Ух ты! Я тоже прибегу.

— Забегай, Даника. В такое время помощь нужна.

Перед домом остановилась телега. Это, наверно, дядя Пинтер, возчик с птицефермы. Он каждое утро здесь проезжает и всякий раз останавливается, берет воду. Хочется, говорит, птичницам нашим потрафить. Воду он набирает в глиняные кувшины — в них она целый день стоит ледяная.

Тетя Касаш тут же поведала ему про ветеринара. И про теленка рассказала бы, да только это дяде Пинтеру уже было известно. Зато и он сообщил ей новость: вчера приехал из города молодой Сюч, внук тети Юлишки. Он какую-то особенную школу окончил. Как будто останется здесь, летчиком. Один будет всю округу химикатами опрыскивать с самолета. Только бы, шут его подери, не сверзился оттуда ненароком, высоко ведь.

— Ну что это вы, дядя Пинтер! — не удержался Дани, хотя и понимал, что в разговоры взрослых вмешиваться не положено.

Его сразу прямо опалило: ведь дядя Сюч не откажет ему, когда-нибудь возьмет с собой в самолет. А Дани прихватит пригоршню мелких камешков и, когда они полетят над школой, попросит спуститься пониже и бросит камешки в ребят во дворе — то-то они удивятся! Нет, обязательно надо сказать тете Юлишке, чтобы она поговорила со своим сыном о Дани.

— Беда вот только, — продолжал между тем дядя Пинтер, — что совсем она слабая стала, наша Юлиш. Вчера будто бы упала на кухне. И не то чтобы споткнулась, просто от старости… И ведь день-деньской одна в доме…

Этого Дани не понял. Как же так? Конечно, если споткнешься, или зацепишься за что-нибудь, или через канаву прыгнешь, тогда, бывает, и упадешь. Или когда в футбол играешь, поскользнешься… Но, выходит, старый человек и от ничего падает?

— А хуже-то всего, что сама не смогла подняться. Молодые только вечером домой пришли, так и нашли ее на полу, — опять донеслись до него слова дяди Пинтера.