В этот момент в окне над дубовой дверью из глубокой тени появилась голова молодой женщины в платке и одновременно раздался визгливый голос:

— Вода где, лентяи?

После этого голова исчезла и из башни послышались невнятные ругательства.

— Эта подлая Паратка пошла доносить королеве на нас, быстрее, — сказал Сидоний.

Затем он, не распрямляясь, обхватил огромное ведро обеими руками, прижал к груди и со вздохом, рывком, установил его на кладку колодца. Звякнула цепь, Здравка вернулся к колодцу, повернул на один оборот колесо и цепь подобралась на ось-бревно. Сидоний толкнул кадку в чёрную дыру. Цепь рванулась, а Здравка повис на колесе всем телом. Потом он стал по очереди перехватывать крест поперечин. Ведро исчезло в гулкой глубине.

— И принесло его, — заглядывая в черноту сказал грек, — его и женщину странную, железного человека, арабов и степняка Хунну.

— Она всем заправляет, а не король Тартар, — ответил Здравка, продолжая вращать колесо, — она из нас по ночам кровь пить будет, вот увидишь.

— Вроде, он называл себя князем.

Цепь шелестела, звякала. Ведро гулко ударялось о неровности кладки. Чёрная рубаха Сидония быстро высохла на сильном ветру и теперь стала серой, заворсилась, на ней проступили прожжёные дыры и сальное пятно на животе.

— Марьянка говорила, что когда они шли сюда, у каменного креста апостола Андрея, ей встретился монах из Фессалоник, пришедший помогать чумным. Она позвала его и спросила, что это за крест у дороги. Монах ответил и потом спросил у неё, кто она, какой она веры, откуда. Она ответила, что она с неба, дочь бога, а веры самой правильной, — задумчиво проговорил он.

Ведро несколько раз стукнулось в неимоверной глубине о каменные стенки колодца и, наконец, упало в воду и стало тонуть. Сидоний подёргал цепь. Здравка перегнулся через край колодца, больше слушая, чем глядя внутрь. Кивнув удовлетворённо, услышав булькающий звук, он поднял глаза и застыл, словно на краю пропасти:

— Королева Езера! — с восхищением и страхом сказал он.

По каменным ступеням с верхнего двора спускалась высокая женщина с презрительно сощуренными, изумрудными глазами, волосами цвета меди, собранными на плечах в короткие косы, в парчовом одеянии, похожем на епископскую мантию. Каждый раз, когда она переставляла ногу на ступень, открывались её голени, обтянутые чёрной тканью, похожей на шёлк, узкие восточные туфли. Звякало золото на её шее, на груди, запястьях, на поясе и щиколотках. Вспыхивали самоцветы солнечными бликами, едва колыхалось бледное лицо королевы. Одной рукой она прижимала к золотым пластинам пояса стальную коробочку, другой рукой вела за собой юношу из свиты короля. Юноша был бледный, узколицый, высокий. На его пыльных, чёрных одеждах не было золота, на босых ногах едва держались стоптанные ромейские сандалии. Он прятал ладони за широким поясом с мечём, словно не хотел, чтобы его руки кто-то видел.

— Гляди-ка, милый Сти, как восхищённо смотрят на нас эти двое аборигенов-оборванцев, — сказала ягда Езера.

Она сошла на плиты двора, перешагнула мокрые швы и медленно двинулась в сторону второго двор.

— Того, с опухшими глазами, я помню. Он ночью помогал Фэн Хунну распознавать плохое и хорошее зерно, прежде, чем забрать.

— Они на тебя смотрят, — тихо сказал ягд Стикт, — ты ослепительна в этом древнем наряде и украшениях.

Открылась со скрипом дверь у воротной башни. Ягд Стикт застыл, положил руку на рукоять меча. Но ничего не произошло, только из темноты, из ведра на двор кто-то выплеснул помои. Дверь закрылась снова.

— Сидоний! Где вода? — снова показалась в окне голова Паратки.

— Кто это? — спросил юноша, оборачиваясь нервно.

— Это моя новая кухарка, — поморщилась ягда Езера, — мясо готовит, говорит, что знает, что такое суп и соус, служила в византийской семье. В стране, где мясо едят сырым, мочатся из окон на улицу, моются под дождём и чуму лечат словами или бьют плетью, это настоящее сокровище.

Она прошла мимо онемевших слуг у колодца, обдав их запахом мирры и гвоздики.

— Не понимаю до конца, правильно ли мы сделали, бросив ягда Кропора в такой напряжённый момент борьбы за корабль и навигатор, — задумчиво сказал ягд Стикт на кумите.

— После потери корабля в Тёмной Земле вятичей, у Решмы мозги начали работать однобоко. Его озабоченность вселенским благом для всех, превратила нашу собственную жизнь в мучительную пытку с риском смерти. А когда же нам самим прожить жизнь, полную удовольствий, после окончания войны со сверами и построения Нового Мира? Технология бессмертия не так совершенно, чтобы можно было на это рассчитывать. Мне нужна сейчас сладкая жизнь, пока я ещё молода и красива, и любой натоот, если рассчитывает на моё внимание, должен сделать всё возможное для этого, — сказала она с хищной улыбкой, и добавила, — гуманизм и счастье несовместимы.

Ягда Езера поднялась на смотровую площадку, подошла к краю, заглянула в пропасть. Положив ладонь на холодный зубец стены, она вглядывалась в очертания Шумавских гор.

— Воздух, какой тут воздух! Концентрат! Разве могут они понять это, никогда не дышавшие азотной смесью в аварийном аппарате, — сказала она уже по-моравски, — но боже мой, таким ли счастьем я грезила, мне нужны золотые дворцы, а не эти мышиные норы!

— Ты же сама соблазняла ягда Тантарру стать королём на этой дикой планете? — ягд Стикт подошёл к краю площадки, — тут всё такое убогое и отсталое, неужели ты за два года этого не поняла?

— Ты споришь со мной, милый Сти?

— Нет, не спорю, просто не могу понять, чего ты ожидала от него.

— Я ожидала, что он достанет оружие натоотов, завладеет сокровищами этого мира, какие только пожелает, и сделает меня великой царицей. А он, освободившись от мелочного ягда Кропора, сам стал таким, как он. Всего боится. Боится охотников ягда Реццера. Он сказал, что тоже будет прятаться как ягд Кропор. А где тогда моё королевство?

— Но охотники ягда Реццера постоянно находятся на орбите, их беспилотники постоянно находятся неподалёку, их биороботы собирают информацию в городах, в портах и на рынках. Мы под ударом, — стараясь придать голосу мягкость, сказал ягд Стикт.

— Он хочет, чтоб я стала его женой, — откинув со лба волосы рукой, вдруг сказала ягда Езера, — хочет, чтобы наш ребёнок был вторым королём его династии после него. Это значит, что ты никогда не будешь со мной.

Лицо ягда Стикта сделалось красным, словно его кровь была такой-же красной, как у людей Зиема. Ему показалось, что заколебался и поплыл ввысь столбом весь окружающий его воздух, раскалённый теплом его тела. Он начал задыхаться. Ягда Езера прищурившись, сквозь ресницы смотрела на эту неожиданную сцену ревности. Мерно скрипело колодезное колесо, в проёме воротной башни показались двое арабов верхом на лошадях, ведущие перед собой нескольких моравов, навьюченных, как ослы, связками хвороста.

— Как он посмел, это ведь мы понарошку всё разыгрывали, чтобы слуги нам больше доверяли! — наконец выдавил он, — у него-же на планете Тератонна жена и дети, как так можно поступать с ягдами?

Ягда Езера, довольная произведённым впечатлением, прикоснулась к его груди своим длинным ногтём и сказала, улыбаясь:

— Хочу быть твоей королевой, милый Сти.

— Но ягд Тантарра убёт меня!

— А ты убей его первым, забери шталеры, стрерха и свою королеву!

— Но ягд Тантарра, наш штаб-командор с рейдера «Деддер» из дивизии коммандос «Маршал Тоот». Он мой командир, — горло ягда Стикта сдавил невидимый обруч горечи.

— Ты тоже уже не пилот, ты не лейтенант, — ягда Езера вздохнула с притворной жалостью, ты без одного мгновения король.

— Но присяга…

— Штралеры тебе доступны. Система биораспознования оружия тебя идентифицирует. Один выстрел — и всё, свобода!

Во двор медленно, как во сне, вошли рабы-моравы, несущие хворост. С их лиц капал по. Сбросив свою ношу у поленницы, косясь то на трупы, они попятились. Один из них, чернобородый, споткнувшись, упал и вскочил, будто от этого зависела жизнь. Когда моравы, скрылись за дверями кухни, а арабы завели лошадей на верхний двор, из колодца, наконец, появилось ведро ведро с водой. Сидоний и Здравка раскачали его как колокол и установили на край кладки колодца. Томительно медленно Сидоний и Здравка разливали кувшином воду в лохани для переноски. Пахло дымом, миррой, сырыми камнями и тряпьём. Две ласточки поднялись над рекой и, застыв на миг, скользнули вниз, промчались молниями над двором монастыря.