... На земле пришельцев, с незапамятных времен, существовал единый народ, сплачиваемый единым государством. Объективности ради следует указать на то, что некоторые сложности в жизни Длинноногих все-таки наблюдались. Высказывались мнения, что громадные размеры государства-планеты придают обществу колоссальную инерцию, а следовательно, тормозят духовный прогресс. Авторы подобных высказываний забывали про плюсы инерции, благодаря которой общество могло скорее погибнуть, чем выйти из равновесного состояния. Человечество долго жаждало стабильности. Оно ее получило.

Государство-планета, общество-государство представляло собой сложную систему. Ничего не поделаешь: сложность — обязательная плата за совершенство. Большее число деталей и узлов системы — частые сбои в ее работе. Да, указы правительства порой достигали провинции неузнаваемыми. По такому случаю ходил анекдот: «Вышел указ — ввести совместное образование. А на окраинах расслышали — вводятся телесные наказания. Ладно, анекдот-анекдотом, но хватало и явных злоумышленников, смущающих народ. Время от времени, подогретые их речами ущербные граждане высыпали на улицы. Настаивая на межэтнических национальных особенностях отдельных групп. Крупнейшей государственный деятель Велес как-то остроумно и провидчески заметил: «Наше государство стоит любых материальных и человеческих издержек. Оно заслуживает возвеличивания хотя бы из-за величины подвластных ему территорий. Действительно. Разве Длинноногие имеют право поступаться завоеваниями, за которые предки пролили столько крови. «...Дело свято, когда под ним струится кровь.» На этом фоне заявления некоторых беспринципных типов по поводу какого-то самоопределения звучат по меньшей мере бестактно, если не кощунственно. Эти типы не в состоянии осмыслить элементарную истину: существующий — порядок — это реализованная мечта сотен поколений, спрогнозированная головами лучших представителей человечества. Поразительно, что обществу раз за разом приходится противопоставлять умственным завихрениям одиночек могучую волю объединенного народа — миллионов простых тружеников. Ибо безошибочен только здоровый инстинкт рядового работника. В противовес завирательству духовно-растленных индивидуалистов. Результирующая устремлений масс — основной закон для всех. Дело Центрального Форума и Главы государства выявить данную результирующую. Тот же Велес говорил: «Народ может, все. Но он не в состоянии сделать одного — понять, чего он собственно хочет. Наша задача — сказать ему об этом...».

Глава избирается народом. Форум назначается Главой. Форум в целях укрепления общества-государства обновляет Силы Спасения. Дабы никто не посягнул. Посягать, правда, давным-давно некому. Но тем хуже для гипотетических посягателей в будущем... . -

Среди Людей Камня чей-то голос решает многое, а чей-то, например Поздней Луны, не значит ровным счетом ничего. Далеко то время, когда обитатели предгорий, Живущие За Рекой и Поедающие Глину познают терпкую сладость растворения индивидуального в общественном. В государстве пришельцев всякий обладает основным правом — «осудить» человека выступившего против закона. «Закон суров, но это закон». Конечно, без привычки зрелище «осуждения» может вызвать тягостные эмоции. В чем она убедилась на собственном опыте. В день, когда большая толпа на перекрестке использовала свое высшее право.

... Зажатый в кольцо «оракул самобытности» мелко дрожал. Впередистоящие пояснили Длинноногой вину «осуждаемого».

Грузный рабочий сунулся острым, словно лезвие ножа, лицом к ее уху и усмешливо шепнул: «Этот хмырь додумался выйти на улицу с плакатом. Подучил кто, наверное. Плакатик не ахти какой... масляной краской: Государство бьет народ именем народа!"

От синей мешковатой спецовки и берета рабочего пахло ржавчиной. Он посторонился, пропуская ее ближе к «осужденному». Духота, спецовочная вонь, а главное — запах крови вызывали дурноту. Крупным планом промелькнули беззвучно шевелящиеся губы «хмыря», похоже он молился. Или нет... Подобные ему далеки от религии. Их набожность — просто маскировка.

По ходу «осуждения» она уловила один эпизод. Остро заточенный арматурный прут толщиной с большой палец уткнулся меж позвонков упавшего. Прут держал уже знакомый ей рабочий в синей спецовке. Рабочий был жилист, мышцы его заголившейся шеи отсвечивали кованой медью, однако она приметила с каким трудом заостренный прут входил в костлявую спину. Окружающие только мешали обладателю прута; толпа горячилась — большинство, ударов и пинков не достигали цели. Тупоносый ботинок на толстенной черной подошве вместо ребер «осуждаемого» пришелся в лодыжку «синей спецовки». Рабочий сморщился. Коротко охнул. Сузившиеся, как шилья, зрачки его выказали боль. Все-таки через пару секунд он подобрался; широкие кисти с утроенной силой налегли на прут. Глянув ниже, она сообразила, что крепышу в берете мешала не только толпа, но и сам «поклонник самобытности». Который часто дергал ногами, поводил спиной, увлекая за собой вонзившийся конец ребристой арматурины.

Это продолжалось бесконечно долго. До тех пор, пока железо не подалось вглубь еще на полсантиметра. Раздался услышанный всеми хруст. Пронзительный крик «осуждаемого» оборвался. Рабочий облегченно вытер пот со лба, вырвал прут и ударил умирающего по затылку...

Потом ей было стыдно за проявленную слабость. И в последующем она держалась более достойно. Ведь если подумать здраво, осуждение — зрелище для здоровых людей. А духовное здоровье общества дороже десятка-другого аморальных личностей.

Кликушество «хмырей» раздражало Длинноногую. Тем большей трагедией для нее стало то, что одним из вечно недовольных, обиженных на власть и общество явился, как оказалось, был Остроносый. Недаром от его высказываний и прежде у нее горчило во рту. Это была особая ни на что не похожая горечь, возникающая спонтанно и воспринимающаяся как болевой спазм. Рафинированный полынный вкус, попавшая на язык желчь, ожог слизистой хинином — производные той горечи. От нее зябли глаза, а сочные цвета красок распадались скоплениями бесцветных точек — словно газетные клише при большом увеличении. А эта противная привычка Остроносого отдуваться и кривить рот в разговоре. Эти набухающие с левой стороны жилки на шее, точь-в-точь как у престарелой, но упорно молодящейся женщины? Кажется Остроносого постоянно тянет оглянуться — не следит ли кто? «Народ и Силы Спасения едины!» — уголок его рта сползает к краю нижней челюсти... «Уф! Что там у древних: «Пахари все о волах, мореход толкует о ветрах, перечисляет раны солдат, пастух же — овец.» А наши распорядители — все о народе... И невдомек им, что нет никакого цельноделанного монолитного народа. Глупо, отрицать разницу в устремлениях разных социумов. «Вышли мы все...» Может и вышли, но обратной дорогой не запаслись... Человек — существо стадное... на стадии обезьяны. Но уж если отдельный член общества становится личностью, то общество обязано считаться с его интересами. Государство не может быть самоцелью... Пора понять, что на одной и той же почве произрастают разные овощи. А единство грядки не придает свекле вкус редьки... Всеобщее равенство — величайшая из иллюзий, для утешения... простофиль. Интересы Велеса никогда не станут печься о благополучии собратьев больше, нежели о собственном преуспевании. Никогда! Парадокс власти заключается в служении меньшинства в ущерб большинству. Только власть Личности над собой способна уравнять наши шансы на полноценную жизнь. Но это требует совершенно иной культуры».

Челюсти Длинноногой сжались. Щемяще отдалось в израненных деснах...

За недолгий срок пребывания среди Людей Камня Остроносый ухитрился изгадить все святое в ее душе, он надругался над идейными ценностями Длинноногих. Но если он прав, пускай на йоту, зачем Жил сам? Зачем не умер от тоски? Как он мог, как смел существовать с опустошенной душой! Ведь это его слова: «Власть над людьми людьми же и создается, и сами люди страдают от нее.» Чудовищный силлогизм! По мнению Остроносого человек обречен изначально; рождаясь, он обрекается на смерть; существуя, обречен изначально; рождаясь, он обрекается на смерть; существуя, обречен на непрестанные физические и душевные усилия; умирая, обрекается на забвение.