- Как мы выберемся из этого круга? - спросила я у него.

- Мы его убьем, - ответил он.

- Отлично. Давай убьем его и отправимся домой.

- Думал, ты никогда не попросишь. - Роган повернулся и принялся изучать круг с мелом в руке.

- Какой занимательный поворот. - Дэвид по-прежнему улыбался, но его глаза выдавали тень сомнения.

Роган смотрел на линии, во взгляде был расчет. Его губы начали синеть.

Он найдет выход. Если кто-нибудь и мог это сделать, это был он.

Холод просачивался в мои кости. Дыхание срывалось с губ бледными облачками пара, унося с собой драгоценное тепло. Я была очень уставшей, но сердце колотилось, и я не могла его успокоить. Желудок просил пищи, словно я не ела несколько дней. Тело осознало, что я замерзаю насмерть, и отчаянно искало источник подпитки, чтобы согреться.

Роган повернулся ко мне.

- Помнишь, что ты сказала мне в лифте?

В лифте я высказала ему сразу несколько вещей.

- Это обещание все еще в силе?

Какое обещание? Что я сказала? Он схватил Корнелиуса, я сказала ему отпустить моего клиента, он отпустил, а потом я сказала... Сделаешь так еще раз, и я врежу тебе шокерами до потери памяти.

- Да, - кивнула я.

Он указал на точку напротив и чуть левее того места, где канал ведущий к Дэвиду соединялся с нашим кругом.

- Встань туда.

- Я переместилась. Он обнял меня, быстро отпустил и присев нарисовал идеальный полукруг вокруг моих ног, отрезая меня от остального внутреннего пространства. Вокруг моих ног осталось едва ли полтора фута. Роган поднялся, его глаза встретились с моими. Я хотела придвинуться и коснуться его, но нас разделяла меловая линия и я чувствовала первые всплески силы, проходящей сквозь нее.

- Доверься мне, - сказал Роган.

Я кивнула.

- Это бесполезно, ты же знаешь, - фыркнул Дэвид. - Ты не можешь разрушить этот круг. Даже если бы каким-то чудом тебе это удалось, это ничего бы не дало. Некоторые изменения так же неизбежны, как морские приливы.

Роган опустился на одно колено и начал рисовать.

- Вы предприняли согласованные усилия, чтобы дестабилизировать Хьюстон. Чего вы хотите? - его голос был небрежен, словно мы сидели где-нибудь за обедом.

- Лично я или мы все?

- И то и другое.

- Лично я смогу лицезреть публичное уничтожение Дома Хоулингов.

- Так сильно ненавидишь своего брата и сестру? - Мои зубы клацнули. Было тяжело говорить. Температура снова понизилась.

Дэвид пожал плечами.

- Это обычная история. Мужчина становится вдовцом; мужчина женится на женщине намного моложе его; дети от первого брака считают ее злой узурпаторшей памяти их матери и превращают ее жизнь в настоящий ад. Дом Хоулингов не был уютным домашним очагом. Что касается коллективных желаний и потребностей, то это вы уже должны были понять.

- Просвети меня.

Роган разделял круг, рисуя идеально прямые линии с одной стороны. Я не могла перестать дрожать. Чудовищная сила воли, к которой он прибегал, чтобы не дать руке дрогнуть, пугала.

- История циклична, - сказал Дэвид. - Ты всегда был хорош в истории, Роган. Я сидел позади тебя на Классической на первом курсе в Гарварде. Ее вел профессор Кормак. Тот, который первую же лекцию начал со слов: «Вы должны понимать, что древние греки были преимущественно гомосексуалистами».

Роган продолжал рисовать, создавая сеть линий и глифов на полу.

- Ты не помнишь меня. Я оставался в тени, пока ты был занят, упиваясь молодостью и своими успехами.

- Я не упивался, - фыркнул Роган.

- Я так не думаю. - Дэвид улыбнулся, пока в меня вгрызался холод. - Однако ты помнишь лекции. Рим - коррумпированная, богатая и дезорганизованная республика, которая управляла миром, но не могла управлять собой. Его сенаторы борются за власть в порочных политических дрязгах; политика компромисса забыта в пользу личной выгоды. Его армии обещают свою верность генералам, а не республике, которой они призваны служить. Его население разрывается между оптиматами, поддерживающими традиционные правила и популярами, действующими в интересах немытых масс плебса. Сборище насильников, предателей и убийц.

- Угу. - Роган написал цепочку глифов вдоль одной из линий и повернулся на носках, нарисовав идеальный круг вокруг себя.

Дэвид выгнул шею, склонив голову набок, и принялся разглядывать линии.

Роган уселся по-турецки в только что созданном круге, и нарисовал два меньших круга, соединив их с границей идеально прямыми линиями.

- Интригует. Теоретически возможно, но практически ты исчерпаешь все силы, - заметил Дэвид. - Сначала тебе нужно вырваться из моего захвата.

- Посмотрим.

- Ты пытаешься спасти девчонку. Какой бы путь ты ни выбрал, ты все равно труп, Роган. Настолько большой расход магии имеет свою цену.

Роган закрыл глаза, его лицо было безмятежным.

- Тогда у нас соревнование, - ухмыльнулся Дэвид. - Посмотрим, смогу ли я заморозить тебя первым.

Я не могла ничем помочь Рогану, но я могла отвлечь Дэвида. Пока Дэвид будет говорить, ему придется разделять свое внимание между умерщвлением нас и размышлениями.

- При чем здесь урок истории?

- Как и многие до нас, мы - Рим, - сказал Дэвид. - Дома заботятся лишь о собственной выгоде. Концепция настоящей службы обществу забыта. С тех, кому многое дано, многое и спросится, и мы не оправдали надежд. Мы плывем по течению без цели и направления. Мы ни во что не верим и ничему не принадлежим. В служении есть честь. В том, чтобы выступать за что-то большее, чем вы сами.

Меня одолело головокружение. Я старалась не качаться.

- В каждом Риме есть свой Цезарь, - сказал Роган.

- Именно, - кивнул Дэвид. - В нашем тоже.

- Так это и есть план?

Слова получились искаженными. Мне пришлось напрячься, чтобы заставить губы двигаться. Казалось, что ноги превращаются в глыбы льда. Кожа болела, каждая мышца под ней налилась ледяной агонией.

- Погрузить Техас в хаос и использовать его для создания диктатуры? Ты думаешь, что Техас просто поддержит это?

- Когда мы закончим, они примут с распростертыми объятиями любого, кто пообещает им стабильность. И наш Цезарь безупречен. Человек истинной чести.

Продолжай заговаривать ему зубы.

- Даже если бы вам это удалось, Соединенные Штаты не стали бы это терпеть.

- Это скользкая дорожка, - сказал Дэвид. - Наша республика предлагает лишь иллюзию свободы. Вы бы удивились, узнав, сколь много людей променяли бы ее на определенность.

- И ты считаешь, что это оправдывает убийство невинных людей.

- Да, - кивнул Дэвид.

- Даже детей?

- Если необходимо. Рождение новой нации никогда не обходится без жертв. Если же ты имеешь в виду Матильду, то я не получаю удовольствия от убийства ребенка. Обещаю, что когда буду обрубать все концы, то это произойдет очень быстро.

Вот ублюдок.

- А Оливия Чарльз тоже не против убийства маленькой девочки? Есть ли у нее хоть какие-то сожаления или чувство вины из-за убийства матери Матильды?

- Оливия происходит из старого Дома. Она знает, что от нее требуется, и делает это. Чувствует ли она вину из-за убийства Нари Харрисон, я не знаю.

Я получила свое подтверждение. Оливия Чарльз убила мать Матильды. Если я выживу, то сообщу Корнелиусу имя убийцы его жены.

Роган открыл глаза и поместил ладони в два маленьких круга перед собой. Сила врезала по кругу, словно ударили в огромный гонг, сплавляя старое и новое в объединенное целое. Белый свет вспыхнул от Рогана, побежал по меловым линиям, как пламя по детонационному шнуру, и обрушился на бирюзу основного круга.

Плечи Дэвида задрожали, и он стиснул зубы.

Белый и бирюзовый схлестнулись, две волны, пытающиеся поглотить друг друга.

Каждый мускул в теле Рогана напрягся. Лицо Дэвида задрожало от усилий, будто он поднимал слишком тяжелый для него вес. Он застонал.

Роган зарычал, оскалив зубы. Гримаса исказила его лицо. Его сила побежала по магическим линиям бурным потоком.