Закончив нести всю эту околёсицу, директриса, поправив бусы, и приподняв очки, впервые уставилась на Тимофея. К нему же были обращены следующие фразы.

— Так-так! Что мы имеем?! Анкета конечно безупречная, и всё-то вроде замечательно, но с тем и зыбко да поверхностно. Вот мне, к примеру, и никаких анкет ненужно дабы безошибочно определить, в тебе редкостного юбочника, целовальщика да чмокальщика. Да уж! Не повезло твоей жене с благоверным. И за каким только лешим тебя на платформу эту потянуло? Отсюда и получилось — левой ногой перекрестились! Ведь недаром говорится: сумасшедшим нет покоя! Так- так! И что же мы имеем в сухом остатке? Молчишь? Не соображаешь ничего? А имеем мы тебя, заброшенного, чёрте знает куда! Вот тут всё время сама путаюсь и забываю. Честное слово забыла, что далее говорить. На этом самом проклятом месте голова постоянно запустевает. Всегда так! Ну, да и ладно. На обратном пути забегай, может, вспомню. А теперь пошёл-ка ты к такой-то матери, на тихом катере! Аривидерчи! — выпалив всё это как на духу, секретарша-директриса закрутилась и исчезла.

Тимофей же сразу обрёл и память, и рассудок, вместе с осознанием себя. Осмыслить всё происходившее не дали. Ощутил Тимофей себя в непонятном плотном тумане, в котором переливались цвета. Ещё немного поболтался и решил действовать. Попробовал подвигаться вперёд — получилась. Назад попробовал — тоже вышло. Тогда полетел Тимофей уже куда-нибудь за разъяснениями. Снова моментальный успех. Не пролетел и пяти метров, как перед ним буквально туман преобразился в окна. При этом окна были ну как бы пронумерованы. Начиная с первого, показывали они Тимофею причины и как положено следствия его тут нахождения. Получалось, причины были такого характера, как: сам затеял, сам предпринял, своевольничал, втянул Светку Соколову, решил прославиться да на чужом приборе, и так далее, пока дело не дошло до кота.

Тут окна чётко показали и то, как баба Алевтина обидела кота, и те самые действия военного характера, предпринятые котом в отместку. Затем подробно окна изложили весь характер повреждений, показали кота прятавшегося за прибором во время горе — эксперимента, и вот собственно Тимофей тут! Всё происходящее к слову совсем не пугало и не осуждало, а наоборот интриговало и заводило. Ни с того ни с сего Тимофею пришло в голову поинтересоваться по какой причине загорелся чек неисправности двигателя на его машине. Дело в том, что на первой автомастерской выявить причину не удалось.

И снова подробный, полный видеоряд из окон. На этот раз окна показали и мелкий заводской брак с первопричиной в виде небрежного слесаря. Показали, почему слесарь в тот день пребывал в похмельном синдроме, а именно потому, что поссорился накануне с невестой. Не забыли и про не бережное эксплуатирование предыдущим владельцем — редкостным убийцей техники. Затем началась техническая составляющая открывшая Тимофею стружку в системе ТНВД и как результат поломанные первая и третья форсунки.

После этого открытия тревожная идея будто впилась в мозг иглою. А не помер ли я часом! Вот что начало крутиться в разуме и стало грустно и печально. На этот вопрос, окна почему-то упрямо молчали, зато по первому требованию показали, спящую жену и сынишку. На душе стало ещё отвратительней. Забегали мысли, как много Тимофей ещё не сделал в жизни, как много он не дал родным своим. Ещё прокрутилось всё то, что делал неправильно, по глупости ли или по злому умыслу, а исправить не успел. Да большинство того чего исправить бы не помешало, откровенно говоря и не помнил вовсе, а вот сейчас всё как-то странно открылось сразу и без приукрашивания. За каждым действием не благонравным, то есть причиной, следовала куча неурядиц, испытаний, неприятностей и бед, в виде следствия, и между причиной и следствием Тимофей впервые увидел ясно связь. Всё чётко и по делу.

— Не сейчас! Не надо сейчас! — попытался крикнуть Тимофей и протянул руку прикоснуться к сыну, мирно дремавшему в окне. Как тут его оторвало и закружило, а далее снова взрыв.

Очнулся Тимофей весь мокрый и холодный на гравии каком-то, да в кустах. Потрогал части тела, и вроде ничего, как не хрустело так и не болело. Присел и оглянулся. Немного странным место показалось. Смеркалось. Луна была немного с зеленцой, да маленькая, словно одна копейка. Закат там где-то вдалеке, сиреневым маленько отливал, да вот ещё кусты, кусты такие в матушке России не водились. Стёр с лица капли воды, растаявшие после заморозки азотом, и попытался встать, как тут прям за кустами женский плач. Встал, и, шатаясь сквозь экзотику, шагнул на звук. Увидел сразу Светку Соколову, так же всю мокрую, стучащую от холода зубами. Увидела и Светка Тимофея. Вскочила и, показывая в сторону других уже кустов, как нервная прохожая, заголосила:

— Он говорит! Что же это такое! Нет, ты послушай, он говорит!

Тимофей сам пребывающий ещё немного в шоковом состоянии начал вглядываться в сумрачные кусты, пытаясь разглядеть того, кто говорит. Случилось разглядеть не сразу, а разглядев, узрел смешного мокрого кота Жигана. Бабах! Тем временем Жигало, Жиган, Жульен, поняв, что прятаться нет смысла, забросил вылизываться и гордо вышел на поляну. Да тут же начал Тимофею объяснять.

— Клянусь всеми своими котятами, а у меня их по самым скромным подсчётам не менее трёх тысяч. Так вот всех до одного ставлю, на то, что всё это проделки уборщицы бабы Алевтины. Уверен на все сто, она специально так навредила, и именно своею шваброй повредила провода. Вот вернёмся, в тюрьму её за это первейшим делом, да на режим на строгий. Пусть тогда попляшет. Будет тогда знать, как швабрами проводку рвать, — всё это кот нараспев мурлыкал, но, как и все вруны в момент вранья глядел куда-то в сторону, не прямо, при этом жестикулируя передней лапой.

У Тимофея, от такой речёвки, и главное от самого оратора, сперва мозги поплыли набекрень. Однако быстро взял себя и посмотрел на Светку. Та так же слушала всё это, широко раскрыв глаза. Мириться приходилось, ведь не сон и не виденье, реальность и ещё раз реальность, вместе с сознаньем ясным ощущались. Но что за бред? С чего бы, ради? По ходу пьесы будем разбираться. Так Тимофей себе решил и косо посмотрел на Жигало. В памяти себе, те, освежил картинки, в которых именно Жульен мстил лихо бабе Алевтине, драл безжалостно проводку. Однако промолчал и наглого кота пока покрыл, не выдал. Решил пока не ссориться, а выяснять что происходит.

— Ты как это вдруг научился говорить? И если ты такой вот умный, не подскажешь ли нам грешным, где мы? — Тимофей старался быть спокойным, что на практике выходило не ахти как. Голос всё-таки дрожал. Вот кто действительно был спокоен, и даже можно сказать, в некоторой степени весел, так это Жульен. Весело он и отвечал:

— Первое, самое простое! Изволите ли видеть среда другая. Вот попробовал выразить свои мысли голосом, вместо опостылевшего мяуканья, и сразу вышло. Мяукнул, получилось слово, ещё разок и речь готова! Вот со вторым проблема! Сам не понимаю, где мы очутились. В одном могу заверить, не в сказке точно! Сбегаю-ка я на разведку. Поосмотрюсь, малость вокруг, если не возражаете. Я мигом! — с этими ответами котяра нырнул в кусты и был таков.

Далее Тимофей и Светка сидели и молчали. Переживали видимо, но больше изумлялись и диву давались. Перебрасывались лишь короткими фразочками. Жигало вернулся через полчаса весь взъерошенный и просохший.

— В радиусе полкилометра всё чисто! — докладывал весьма довольный собой котяра. — Ни души живой! Одни кусты, да деревья неизвестной марки. Поспите, я посторожу. Ах вот ещё! Всю жизнь хотел попробовать, да понимаете, не мог. Ради смеха, конечно же. — И тут Жиган изогнулся, а выпрямляясь, как завыл, ни с того ни с сего, по-волчьи, на луну. — Ву-уу-у! Оу-уу-у! Уу-уу-уу-у!

Ужасным стало то, что коту ответили. Ответили воем издалека и справа, а после со спины и где-то рядом. Завыли волки очень даже правдоподобно, где-то ну очень не далеко. От этого ответа, хвост дыбом стал у Жигало, а Светка с Тимофеем, заткнув кота, словили на спине мурашки. Все трое сбились в кучу под кустами, да так и коротали время до рассвета в полудрёме.