Во второй половине дня, часиков в пять, или даже раньше, мы покидали Асуан, подаривший нам такое удовольствие. Опереточная киевская группа ехала с нами в одном поезде, только мы до Каира, а они лишь до Луксора. Николка, как только сели в вагон, отправился искать свою Птичку. Когда он ушел, в наше с ним купе заглянул Ардалион Иванович. Вид у него был несколько виноватый.

— Слушай, — сказал он, — нехорошо у меня с Николкой вышло. Он попросил денег, хотел задержаться на один день с Птичкой, покатать ее завтра опять на фелюгах. И впрямь влюбился парнишка. А я взял да и отказал.

— И правильно сделал. Нечего баловать, — ответил я черство по отношению к влюбленному другу.

— Ничего не правильно. Сколько мы раз на свете живем? Представляешь, какое бы у него счастье было. Даже если бы она его продинамила. Это не главное. А может, это вообще его судьба. Хорошая девчонка, веселая. Был бы я помоложе, я бы запросто ухлестнул за ней.

— Был бы ты помоложе, у тебя тоже не было бы денег, и ты как миленький ехал бы сейчас в Каир, а ее оставил бы в Луксоре.

Ардалион Иванович вздохнул, соглашаясь.

— Удивляюсь я на тебя, — сказал он. — У тебя-то деньги есть.

— Но я вовсе не увлечен ею ни грамма. Или ты подразумеваешь, что я должен был профинансировать Николку? Но у меня он ничего не просил.

— Да ты бы и не дал.

— Да я бы и не дал.

— Потому что ты циник. А я вот что думаю. Я ему все-таки дам денег. Пусть он вместе с ней в Луксоре выйдет. Снимет себе комнату, ну не в «Савойе», так в том же «Винстоне», или как там у нас гостиница называлась?

— «Виндсор».

— Во-во. В том же «Виндсоре» пусть переночует, завтра с ней туда сходит, где бассейн. Как ты на это смотришь? Ну чего молчишь? Я не прав?

— Эх, Ардалиоша, сердечный ты человек. У тебя сердце как у динозавра, его можно в книгу Гиннеса заносить. Правда, я не знаю, каких размеров у динозавров были сердца, но думаю, что такие же большие, как у тебя.

— Короче!

— Короче, если уж благодетельствовать Николке, так уж всем миром. Часть ты, часть я, и с гинеколога его долю. Но только давай так — проверим истинность чувства, перед самым Луксором, или даже когда остановимся там, предложим ему этот вариант.

— Вот это, я понимаю, разговор! Ну, спасибо тебе, Федюньчик, от всей русской широкой натуры — спасибо!

— Попрошу без пошлостей. Натура наша гниловатая.

— Но широкая. Не спорь со мной — широкая!

Николка появился уже перед самым Луксором. Вид у него был расстроенный.

— Где ты был? Мы уже тут с ума сходим, — притворно воскликнул я.

— Ну да, прямо уж так и сходите. Мы с Ларисой в тамбуре все это время стояли, беседовали.

— Ну что она? Едет с нами или здесь остается?

— Ну как же она поедет? Смеешься что ли?

Я хотел спросить его, останется ли он с ней в Луксоре, но утерпел, удержался.

В Луксоре поезд стоял несколько минут.

— Давай ты, — шепнул мне Ардалион Иванович, когда мы выходили на перрон. Собранную на счастье Николке сумму он переправил мне в карман брюк.

— Рано, — сказал я. — Пусть насладится горечью расставания.

— Ну ты ж и садист!

Николка и Лариса что-то записывали на клочках бумаги — обменивались адресами на случай, если больше не увидятся здесь. Я выждал момент и подошел.

— Николай Степанович, можно вас на минутку?

Он с недовольным видом отошел со мной в сторонку.

— Приказ главнокомандующего. Артистка оперетты Лариса Чайкина подозревается в том, что она — египтянка Бастшери. Вам поручено остаться в Луксоре и провести с ней весь завтрашний день. Вы непременно должны отвести ее в патио гостиницы «Савой» и всячески ублажать. Номер снимете в гостинице «Виндсор». Вот вам сумма на проживание и обеспечение упомянутой гражданки удовольствиями. Завтра вы сядете на поезд в это самое время и отправитесь в Каир. Оттуда на автобусе — в Александрию. Найдете нас в гостинице…

— Мужики! Спасибо! Как мне благодарить вас!

— Не перебивайте. Найдете нас в гостинице «Венеция». Действуйте.

Николка подбежал к Ларисе, коротко сказал ей что-то и ринулся в поезд. Через полминуты он выскочил обратно на перрон, а поезд медленно тронулся. Вскочив в свой вагон, мы успели помахать Николке и Ларисе. Вид у историка был самый что ни на есть глуповато-счастливый.

Удовольствие одиннадцатое

ИСКАНДЕРИЭ

Меж высоких берез и сосен кружились крупные снежинки, ветки кустов и деревьев были одеты снегом, под ногами скрипело, вдалеке уже виден был утопающий в сугробах домик, тяжелые еловые ветви нависали над его крыльцом, и жадно хотелось дышать этим свежим, снежистым воздухом…

— Ох… — вздохнул я, стряхивая с себя снег внезапного сна, подцепившего меня на пути из Каира в Александрию. В Каире мы пересели с поезда на автобус. Справа и слева автодорогу окружала безжизненная бледно-желтая пустыня, то и дело навстречу с обочины дороги выбегали огромные фанерные щиты, дразнящие изображениями бутылок «кока-колы», «пепси», «севен ап», облепленных бисером холодных капель. Вместо верблюдов иногда попадались рекламные щиты сигарет «Кэмел». Из края в край небо сверкало чистейшей лазурью, не затемненной ни единым пятнышком. Из края в край земля расстилалась бледной желтизной, не нарушаемой ни единым силуэтом деревца.

В Искандериэ, как называют Александрию арабы, нас поселили в гостинице «Венеция». Покуда мы ехали по городу, наш новый гид, вертлявая девчонка Саида, вкратце рассказывала историю взаимоотношений царицы Клеопатры с Юлием Цезарем, Марком Антонием и другими любовниками, и я заметил, что некоторые писатели черкают что-то в своих блокнотах. Неужто они впервые все это слышат? Нет, не может быть, — не мог поверить я, — это просто привычка записывать все подряд.

Когда нас подвезли к входу в гостиницу, Саида похвасталась:

— По одной версии гостиница «Венеция» расположена как раз на том месте, где некогда находилась великая усыпальница, в которой покоились Александр Македонский, Клеопатра и Марк Антоний.

Жаль, что нельзя было обратиться к авторитету Николая Степановича Старова.

— Должно быть, ту же самую лапшу вешают на уши всем туристам, независимо от того, в какой гостинице они живут, — скептически заметил Гессен-Дармштадский.

— Когда экзотики не хватает, ее нужно творить, — сказал Ардалион Иванович. — А я почему-то верю, что именно здесь, где мы будем жить, были похоронены и Александр Великий, и Клеопатра Авлетовна, и Марк Антоний.

— Хорошо звучит — Клеопатра Авлетовна, — улыбнулся Бабенко. — Прямо-таки персонаж из русской былины.

Поселившись в гостинице и пообедав, мы отправились гулять по Искандериэ. В этом городе, конечно, меньше всего от Древнего Египта. Весь он — соцветие эллинизма, арабизма и современного американизма. Утомившись лицезрением архитектуры, мы вышли на берег Средиземного моря и искупались в лучах закатного солнца на общегородском пляже, изрядно загаженном. Вход в воду здесь был почти как в Юрмале — идешь-идешь, а все мелко и мелко. Когда мы шли на ужин, то на площади перед нашей гостиницей нам довелось увидеть необыкновенный футбольный матч, посмотрев который, я уверился, что будущее футбола за Египтом. Человек десять мальчишек сновали между двигающимися по площади автомобилями, перекидывая друг другу мяч. Игра, собственно, и состояла в том, чтобы послать пас и принять пас под самым носом у едущей машины и не попасть под эту машину. Зрители, а их собралось вдоль проезжей части на тротуарах немало, раскрыв рты наблюдали это удивительное зрелище, полное какой-то дикой дерзости и бесстрашия. Водители, конечно, притормаживали и не неслись на бешеной скорости. Одни высовывались из окон и злобно ругали мальчишек, другие, хохоча, восторгались. Продолжался этот рисковый матч не более пятнадцати минут, сколько раз казалось, вот-вот — и кто-нибудь из парней попадет под машину или хотя бы мяч лопнет, раздавленный колесом, но и мяч был цел, и мальчишки. Наконец, появился полицейский, и лихая команда шрапнелью рассыпалась с площади в улицы и переулки.