На экране маленькая девочка подключила небольшую оранжевую колонку и восхищенно хлопала. Коул Сен-Клер только что стал немного громче.

— Я слышал это, когда ехал, — сказал Марк. — Мне было интересно, что происходит. Это, должно быть, так громко. Это, должно быть, нелегально.

Никто из музыкантов не удовлетворил Коула, хотя Джереми одобрительно пожал плечами на некоторых. Там был один парень, фаворит толпы, который все играл, и играл, и играл. Победитель?

Но затем Коул выключил усилитель. Он покачал головой.

Толпа застонала, но Коул просто махнул рукой. Он развернулся, и парень больше для него не существовал. Я всегда хотела узнать, как Коул получил практику, как взлетел так высоко, и сейчас я видела. Люди не были людьми, они просто были частью плана, цели. И части можно было перемещать без мыслей и эмоций.

Это заставило меня подумать обо всех девушках, с которыми Коул, как он сказал, спал в туре. Это казалось таким невозможным для меня, не потому что я не верила ему, а потому что я не могла представить, как можно позволить многим людям иметь доступ ко мне. Это звучало утомительно, неистово. Теперь я вдруг увидела это. Как он превращал людей в объекты, и как легко он мог расправиться с ними.

Внутри моего сердца было холодно и темно.

— Этот парень невероятен, — сказал Марк, но я не могла понять говорит он о Коуле или о следующем музыканте.

На несколько дюжин больше колонок было воткнуто с тех пор, как камера в последний раз фокусировалась на них. Было трудно сказать, откуда все они получали заряд. Джереми продолжал возиться с чем-то.

— Думаю, я помню что-то из их репертуара. Ты фанатка «Наркотики»? — спросил Марк.

— Я знаю его. Коула, я имею в виду.

— Он действительно такой?

Коул был таким. Он также не был таким. Это просто зависело от того, когда ты видишь его. Не одно и то же, правда?

— Ага.

— В следующую субботу у нас в доме кое-что намечается, — сказал он. — Остальные придут. А ты?

— Остальные?

Пока Коул отшивал очередного басиста на экране, Марк обвел рукой магазин. Оу. Остальные монстры.

— Какого рода кое-что?

Марк взял ногу чайки.

— Просто кое-что. Никакого давления. Подумай об этом. Ладно?

Мое лицо не выражало ничего, но внутри я была немного польщена.

— Я подумаю об этом, — я попыталась представить, как иду на «кое-что» с Коулом.

На шоу Коул отправлял назад всех пришедших, пока еще больше колонок продолжали подключаться. Оператор ходил вдоль ряда колонок, которые тянулись на ярды и ярды: большие черные прямоугольники и размером с ладонь красные, и квадратные серые.

Копы приехали, конечно же. Они выглядели так, как будто ожидали неприятностей, но Коул был не проблемой.

— Мы никому не причиняем зла, — сказал он, жестикулируя. — Посмотрите на эти счастливые лица.

Камеры водили над толпой, которая весело щебетала, веселилась и прыгала, привлекая внимание. Коул был прав: большинство из них были счастливы. Как легко ему удалось заменить их собственные мысли и настроение своей шумной радостью.

Полиция сообщила Коулу, что он нарушает предел допустимого шума.

— Рад это слышать, — ответил Коул, и он на самом деле звучал радостно. — Кто-либо из вас играет на басу?

— Прошу прощения?

— Мне нужен басист.

Полицейский рассмеялся.

Коул тоже. Потом он прекратил.

— Нет, серьезно. Сыграй нам риф, и мы прекратим.

Копы, стражи благоразумия, посмотрели на камеры, толпу и друг на друга. Коул ослепительно им улыбался.

Благоразумие проиграло.

Конечно же, копы сыграли. Разве у них был выбор?

Один офицер играл. Другой танцевал. Толпа взбесилась. Офицер Басисит не был великим музыкантом, но это не имело значения. Это был полицейский, играющий на басу, усиленном тремя тысячами колонок и улыбкой Коула Сен-Клера.

Мир принадлежал Коулу.

— Теперь вы прекратите? — спросил коп. — Таков был уговор.

Коул сказал:

— У меня все еще нет басиста.

Конечно, на этом все не закончилось. Вся эта шумиха не была ради ничего. Толпа притихла.

В тишине Джереми шагнул вперед. Он покачал головой, как будто не веря. Заправил прядь своих блондинистых волос за ухо.

— Ладно, Коул. Ладно. Я сделаю это.

На секунду, короткую, короткую секунду, я увидела настоящую улыбку Коула, а потом она растворилась в его улыбке для шоу. Он проделал сложное мужское объятие с Джереми, а потом схватил его руку и поднял ее вместе со своей.

— У нас есть победитель! — закричал он.

Потом он наклонился к Джереми и заговорил тише, как будто это было только между ними. Но я знала Коула, и знала, что он не забыл о камерах.

Это он сказал уже нам всем:

— Добро пожаловать обратно, чувак.

Пошли титры.

Это был бриллиантовый кусочек телевидения.

Я почувствовала неожиданную гордость за Коула. Он был прав, ранее, по крайней мере, в одном: он знал, чего люди хотят. Это не значило, что он собирался держаться подальше от неприятностей, но он был очень хорош в своем деле. На одно короткое, кристальное мгновенье, мне захотелось, чтобы он был здесь, потому что сейчас я могла бы сказать ему это без любого из моих обычных загонов.

Но его не было. Так что все, о чем я могла думать было: Изабел, не влюбись в него снова.

Глава 13

 КОУЛ •

— Ужин, — сказал я в телефон, когда шел обратно в квартиру. Я держал в руке девяти-долларовый апельсиновый сок, оплаченный бюджетом Бейби. Реклама перед магазином соков зазывала: «Меняй свое будущее с солнцем в бокале». Мое будущее уже казалось довольно величественным, и мне не терпелось увидеть, что случится, добавь я туда еще и апельсиновый сок. — Это следующий прием пищи.

— Что? — сказала Изабел. На самом деле, было что-то приносящее удовольствие в том, чтобы просто набрать ее номер и услышать от нее ответ.

— Ужин. Следующий прием пищи. Ты. Я. Какой заманчивый план мы имеем.

— Я не могу, — ответила Изабел. — Я пообещала моей кузине Софии, что оттянусь с ней. Она превратится в занудную старуху, если я не вытащу ее куда-нибудь.

— Мне нравится твое благородство. Вы могли бы прийти ко мне, — сказал я. Было трудно сказать, менял ли апельсиновый сок мое будущее, потому что я не знал, к чему иду, до того, как начал пить его. — В душе хватит места на троих.

— Я не возьму мою кузину в твой душ, чтобы хорошо провести время. Каков урок это преподаст ей? Ты можешь пойти с нами.

Я не знал, каким человеком была София, но мне не хотелось вести светских бесед. Сейчас я наслаждался тем, что хорошо выполнил свою работу, заработав чертов апельсиновый сок.

— Какая музыка будет играть?

— Я не знаю.

— Ты живешь в Л.А. и не знаешь? — на самом деле, я не знал, кто будет играть, но это казалось тем, что я должен был знать, живи я здесь.

— Я не люблю концерты. Люди прыгают вокруг и воняют, а музыка звучит, как дерьмо.

— Я не уверен, смогу ли разговаривать с тобой, если ты будешь нести эту чушь все время, — я остановился, чтобы посмотреть на рекламу профессионального френолога^[24]. На рекламе также был профиль лысого мужчины со звездами вокруг головы. Трудно было понять, каков был предлагаемый товар. — Ты никогда не была на концерте, который бы тебе понравился?

— Дай подумать: нет, нет, я не была. Ты когда-нибудь был на том, который бы тебе на самом деле понравился? Или ты просто думаешь, что они должны тебе нравиться?

— Что за нелепый вопрос, — ответил я, хотя, возможно, это было не так. Я не был на многих шоу, пока сам был шоу, а музыкальная индустрия не одобряла, если ты пропускал свои собственные концерты, даже если они не казались тебе хорошо проведенным временем. — София существует?

— Что? Я понятия не имею, почему она такая, какая есть. Ничего в ее детстве не содействовало поддержанию уровня ее невротического состояния. Подожди? Ты имеешь в виду, реальный ли она человек? Я бы не выдумала кузину, чтобы избежать ужина, Коул. Я бы просто сказала тебе.