А ночь... Глаза Юлианы затуманились. Она снова обратилась мыслями к своему мужу, Юлиана высыпала очередную корзину яблок под пресс. Каждая ночь приносила ей что-то новое. Бесконечные часы любви со Стивеном. В спальне он был так же изобретателен, как и за своей чертежной доской. Какая это была радость – их близость, и глубокая любовь, поглотившая их полностью, эти бессонные ночи, боль...

– О-о, посмотрите на нашу госпожу, – произнес веселый насмешливый голос. – Снова размечталась.

Юлиана сощурилась и засмеялась в ответ Нэнси Харбут.

– Я делаю сидр с самого рассвета. Я заслужила отдых.

Джилли толкнула Нэнси в бок.

– Держу пари, она думала вовсе не об отдыхе. Не так ли, моя госпожа? Ну давайте, расскажите нам, что заставило вас так покраснеть.

– Никогда, – заявила Юлиана. – Ты еще девушка, Джилли Игэн.

– Боюсь, вы ошибаетесь. – Джилли убрала рыжеватые волосы с глаз и бросила задумчивый взгляд на берег реки. Там Родион занимался с лошадьми. Он снял рубашку, и солнце позолотило его тело.

Нэнси с осуждением прищелкнула языком.

– Сохнешь по этому египтянину, – проворчала она. – Он разобьет твое сердце, попомни мое слово.

– О чем сплетничаете? – весело обратился к ним Стивен. На плечах у него сидел Оливер.

Юлиана почувствовала прилив нежности, увидев мужа. Ведь это был тот же человек, который хотел наказать ее за воровство лошади. И все же как он переменился с тех пор! Он уже не был угрюмым загадочным лордом. Он стал открытым, откровенно любящим мужчиной. В его глазах играли смешинки, а на лице сияла широкая улыбка.

Оливер размахивал чайной чашкой.

– Посмотрите, что привезли из Франции! На дне этой чашки – обнаженная женщина.

– Дай мне ее, – Юлиана схватила чашку, заглянула внутрь, засмеялась и показала ее Нэнси и Джилли. На картинке была изображена купальщица, скромно прикрывающаяся гроздьями винограда, фиговыми листьями, с лавровым венком на голове.

Женщины начали охать и ахать, пока Стивен не прервал их с наигранной суровостью.

– Пора вам приниматься за работу.

– Мы не рабыни, господин, – смело заявила Юлиана.

– Нет, ты рабыня, – вмешался Оливер. – Я слышал, как папа разговаривал с дядей Джонатаном. Он сказал, что превратил тебя в рабыню страха.

Юлиана вскинула голову.

– Страха?

Уши у Стивена покраснели.

– Страсти, – заявила Нэнси, указывая пальцем на Стивена. – Ну и острый же у вас язычок, мой господин. Как можно говорить такое в присутствии вашего вездесущего постреленка.

– Я не вездесущий постреленок, – закричал Оливер, слезая с отца, словно с дерева. – Я шпион! Да!

– Шпион, как дядя Элджернон! – Воинственным криком он подозвал сына вдовы Шейн, который собирал яблоки, и они вместе помчались со двора.

Юлиана поднялась с кресла-качалки и подошла к мужу вплотную. Нэнси и Джилли почуяли надвигающуюся бурю, и их будто ветром сдуло из-под навеса.

– Я рабыня страсти, да? – потребовала ответа Юлиана, дрожа от оскорбления, нанесенного ее гордости.

С притворной беспечностью Стивен взял яблоко, вонзил в него зубы и начал медленно жевать.

– К несчастью, мальчик подслушал разговор. Но должен признать, как это ни ужасно, что это правда.

– Это оскорбление, – заявила она. – А ты чересчур высокомерен.

Стивен откусил от яблока большой кусок и зажал его зубами. Наклонившись к Юлиане, он предложил ей отведать яблока от своего куска. Она медлила. Тогда Стивен обхватил рукой ее шею и притянул к себе. С озорной улыбкой Юлиана заглотнула наживку и хотела отстраниться от мужа, но он опередил и впился в ее губы.

Юлиана поняла, что бесполезно противиться, да она и не хотела. Стивен заставил ее, воспитанную в роскоши, забыть, что она Романова. Среди бела дня он повел ее к покрытому соломой, построенному из известняка навесу. Там, среди глиняной посуды и деревянных чанов с сидром, он раздел Юлиану донага, бросил прямо на земляной пол ее шаль и занялся с ней любовью. Юлиана не произнесла ни одного слова протеста, когда он схватил ее руки, зажал их высоко над головой и быстро проник в нее. Не переставая двигаться над ней, он полил ее грудь и живот пенящимся сидром и, достигнув высшей точки, начал пить яблочный нектар с ее обнаженного тела.

Юлиана, лежа в его объятиях, издала удовлетворенный вздох.

– Ты прав, я рабыня страсти.

Стивен поцеловал ее мокрыми от сидра губами.

– А я другого и не желаю.

Прошли минуты отдыха. Сначала его руки медленно ласкали ее. Затем, прежде чем Юлиана сообразила, он снова овладел ею. Но в тот момент, когда Стивен собирался войти в нее, он вдруг тихо выругался.

– Что-нибудь не так? – спросила Юлиана.

– Я... забыл кое о чем.

Перевернувшись на бок, он потянулся к кошельку, висящему на перевязи.

– Стивен? – спросила она. – Что это?

– Это такая штука... из Франции. Для того... чтобы предотвратить известные вещи.

– Болезнь? – Юлиана видела однажды, как умирал цыган в агонии от страшной болезни, о которой шептались все в таборе. – Стивен?

Внезапно застеснявшись, она быстро надела блузку, юбку и плотно затянула шнуровку на талии. Юлиана внимательно изучала лицо мужа и вдруг все поняла. Правда стала ей вдруг очевидной, как щелчок взведенного пистолета.

– Чтобы у нас не было детей. Как ты посмел?

– Юлиана, – он крепко сжал ее плечи, – послушай меня. Я произвел на свет двух сыновей. Один умер на моих руках. Другой также болен. Я хотел избавить тебя...

– Избавить меня ! – вздрогнув, она резко отстранилась от Стивена. – Кто ты такой, чтобы принимать за меня решение?

Стивен поднял голову и расправил плечи. Юлиана уже забыла, каким он мог быть в гневе. Его обнаженная грудь нависла над ней, словно каменная стена.

– Я человек, чей сын умер в муках. Моего второго сына, возможно, ждет та же судьба. Я не хочу больше страдать, Юлиана. И не буду. И я не хочу, чтобы ты испытала эту боль. Если ты против этой штуки, нам придется воздерживаться.

– Воз... – это английское слово было ей неизвестно.

Стивен притянул Юлиану к себе, взял пальцами за подбородок и заставил посмотреть в свои холодные голубые глаза – ледяные колодцы боли.