Изменить стиль страницы

В течение 1834–1835 учебного года Шевыревым был прочитан курс по истории отечественной литературы. В январе 1837 года он защитил докторскую диссертацию на тему «Теория поэзии в историческом развитии у древних и новых народов» (издана в 1836 году). Широко применяя в этих и последующих трудах метод сравнительно-исторического изучения литературы, Шевырев выступил в них как один из зачинателей академического литературоведения.

В 1835–1836 годах Шевырев возглавлял критический отдел нового журнала «Московский наблюдатель», но действовал на этом посту без прежнего успеха. Антиреалистические и антидемократические тенденции литературных взглядов Шевырева вызвали отпор со стороны Белинского (в статье «О критике и литературных мнениях „Московского наблюдателя“»).

В 1838 году, взяв продолжительный отпуск, Шевырев выехал из России. Он снова побывал в Италии, где сблизился с Гоголем, а затем посетил Францию, Англию и Германию.

Некоторые стихотворения, написанные Шевыревым в это время после большого перерыва (1832–1837) и несколько позднее — в начале 40-х годов, почти не уступают прежним, относящимся к лучшей поре его поэтического творчества (к 1825–1831 годам). В частности за границей он принимается за стихотворный перевод дантовского «Ада», две песни которого (вторая и четвертая) были опубликованы в 1843 году. На четвертой песни, видимо, прервался и этот труд. После 1843 года поэзия Шевырева превращается в заурядное ремесленническое стихотворство. Почти все написанное с этого времени — отклики на внутриполитические и международные события, юбилейные и застольные стихи.

В 1840 году Шевырев вернулся к исполнению своих обязанностей ординарного профессора на кафедре словесности в Московском университете. В следующем году он снова включается в активную журнальную деятельность, систематически печатаясь в «Москвитянине». Первый номер этого журнала открывался его программной статьей «Взгляд русского на современное образование Европы». Выступив с беззастенчивой апологией самодержавия, православия и народности, Шевырев призывал русских порвать идейные связи с Западом, так как весь воздух европейской жизни якобы отравлен корыстолюбием, «развратом личной свободы» и атеизмом.

Славянофильство Шевырева полностью укладывалось в рамки официальной пропаганды. Вряд ли случайно истинные славянофилы недолюбливали своего не в меру благонамеренного «союзника». По той же причине он не пользовался популярностью и среди студенческой молодежи. Сокрушительный удар по его авторитету нанес в 1842 году Белинский в памфлете «Педант». Шевырев вел ожесточенную борьбу с реализмом в литературе. Он делал злобные выпады против Белинского, Герцена и писателей натуральной школы.

Между тем ученая карьера Шевырева складывалась весьма удачно: ему присваивались чины, награды, почетные звания и должности. Но судьба вдруг зло посмеялась над его «преданностью престолу и отечеству». В январе 1857 года на заседании совета «Московского художественного общества» Шевырев стал оспаривать резкие высказывания графа В. А. Бобринского о злоупотреблениях и безобразиях, царящих в стране. Спор перешел в личные оскорбления, а затем в драку. Вследствие этого скандала Шевыреву велено было уйти в отставку и покинуть Москву. Он написал плохое стихотворение «Русское имя», где выставлял себя поборником истинного патриотизма, и прошение на «высочайшее имя». Результатом последнего была отмена предстоящей ссылки в Ярославль.

В 1858 году Шевырев издал третью, а через год четвертую часть своей «Истории русской словесности» (две первые вышли еще в 1846 году). В 1860 году он уехал в Италию. Умер Шевырев в Париже, 8 мая 1864 года, на 58-м году жизни.

95. СИЛА ДУХА

Мечта исчезла — дух уныл,
Блуждаю мыслию неясной,
Свет дивный взоры ослепил:
Я, мнится, видел мир прекрасный.
Душой я к небу возлетел,
Я близок был к высокой цели, —
Тот мир не юности удел,
И силы скоро ослабели.
Едва луч чистый, неземной
В душе свободной отразился,
Я пал во прах — и снова тьмой
Дух проясневший омрачился.
Вы зрели ль, как младый орел,
Младые силы испытуя,
Парит сквозь огнь громо́вых стрел,
Над тучей грозно торжествуя:
Под ним шумят и дождь и гром,
Летит отважный с новой силой;
Но солнце взоры ослепило…
Содрогся в ужасе немом,
В нем пламень доблестный хладеет,
Чуть движет трепетным крылом,
Падет — лишь миг — и прах на нем
Оков враждебных тяжелеет.
Я пал, к родной стремясь мете, —
Минутный вечного свидетель,
Зрел Истину и Добродетель
В согласной неба Красоте.
Я пал; но огнь в душе таится,
Не замер в ней свободы глас:
Кто видел свет единый раз,
Престанет ли к нему стремиться?
Бежит души моей покой,
Меня сгубили сердца страсти;
Но силы духа! вы со мной —
Еще в моей паренье власти.
Рассейтесь, мрачные мечты,
Светлей, мой дух, в жилище праха,
Крепись — и воспари без страха
Ко храму вечной Красоты.
<1825>

96. ВОДЕВИЛЬ И ЕЛЕГИЯ

Разговор

Водевиль
Кто эта странница печальная? Откуда?
Зачем вся в трауре? К чему туманит флер
Ее задумчивый, от слез потухший взор?
Но плакать так при всех не стыдно ли? Отсюда
Мне кажется мила… Поближе подойду —
Не ошибиться бы! В России на беду
                      Я без парижского лорнета
Смотреть уж не могу на круг большого света.
Посмотрим же: ай, ай! какой же я дурак!
Как может Водевиль так в лицах ошибаться!
Да рожи эдакой нельзя не испугаться;
Но, ах! — не в первый раз попался я впросак.
                      Какая бледность и убранство,
Гримасы скучные, притворное жеманство!
И плачет нехотя. — На сцену б годилась…
Лицо знакомое — мне кажется, в Париже
Встречался с нею я; но подойдем к ней ближе
                      И посмеемся для проказ.
            Дерзну ль спросить, сударыня, я вас,
О чем вы плачете? Дерзну ли я в несчастье
Принять, прелестная, живейшее участье
                      И вас утешить?
Елегия
                                        Ах!
Я плачу, потому что слезы мне веселье.
Водевиль
(про себя)
                 Вот редкость!.. Плачет от безделья!
(Ей)
По ком вы в трауре?