272–276. ПОЭТИЧЕСКИЕ ФАНТАЗИИ
1. НЕЧТО
19 февраля
Напрасно буду ждать отрадной встречи
В кадриле, средь гармонии живой,
И долго не слыхать мне русской речи
Из уст пурпурных девы молодой!
И от кого привет услышу милый?
Кто спросит: «Любите ли танцы вы?»
Окончив бал, кому скажу унылый:
«Вы едете? Всё кончено, увы!»
2. БАЛ
Приехал и гляжу: дом освещен,
И в окнах легкие мелькают тени;
И слышу, в тесные вступая сени,
И шум шагов и фортепьяна звон.
И в комнатах, как в летний полдень, ясно,
И дышит всё jasmin, ambré, vanille[196],
Как целый мир, и стройный и прекрасный,
Французский развивается кадриль.
«Здоров ли Александр Васильич? Слух идет,
Что видели „Ричарда“ вы недавно
И что одни вы хлопали исправно,
А публика вся холодна, как лед?»
«От чопорной трагедии французской
Не может наша публика отстать:
В ней нет души и огненной, и русской,
Не ей Шекспира гений понимать!»
«Ах! посмотрите-ка сюда!
Как гаснут свечи здесь уныло!
Так жизни сей отрадные светила,
Блеснув, угаснут навсегда.
Что жизнь в сей атмосфере хладной?
Как друга, я б желала смерть найти!
В цветущем юности венке отрадно
В могилу свежую сойти!»
3. ПРОДОЛЖЕНИЕ БАЛА
РУССКИЕ РОМАНЫ
20 февраля
«А новые романы вы читали?
„Семейство Холмских“?» — «Нет! Не мог, ей-ей!
И шесть частей всегда меня пугали:
Прочесть печати русской шесть частей!
Романов русских, право, я не чтец,
В них жизни мощный дух не веет!
Лежит, как пышно убранный мертвец,
А под парчой всё крошится и тлеет.
Поденщиков я этих ненавижу —
Вы старый мусор свозите, друзья;
Но зодчий где? К чему сей труд? Не вижу,
И зданий вовсе не приметил я.
Всего тут понемножку: и народность,
И выписок из хроник целый ряд,
И грубая речей простонародность,
На жизнь и в бездны сердца мрачный взгляд.
Но где ж у вас гигантские созданья
Фантазии могучей и живой?
— А нам к чему? Есть летопись, преданья,
И — с ног до головы — готов герой.
Хотите ли увидеть исполина,
Кто мощно сдвинул край родной?
Смотрите: вот его кафтан, дубина!
Весь как в кунсткамере, весь как живой».
4. СМОЛЬНЫЙ МОНАСТЫРЬ
25 февраля
Итак, друзья, как видно, я решился
Излить всю душу в звуках и стихах!
О! если б весь я в звуки превратился
И так же, как они, исчезнул в небесах!
Еще я пил из чаши, полной яда!
Но, боже мой, как сладок этот яд!
За миг один, за два прекрасных взгляда
Цвет жизни и всю жизнь отдать я рад!
Воздушны пери предо мной мелькали,
Меж них царицею она была;
Мне очи голубиные сияли,
Мне речь ее жемчужная текла.
5. PROGRAMME
DES EXAMENS PUBLICS À LA COMMUNAUTÉ IMPERIAL DES DEMOISELLES NOBLES: RELIGION, HISTOIRE, CHANT D’EGLISE [197]
Как много есть поэзии глубокой
В программе этой, для иных сухой!
Как солнце в небесах, стоит высоко
Религия над жизнию земной.
А долу — разливался, бушует,
Кипит клокочущий поток страстей,
По воле рока буйно торжествует
Секира черни или меч царей.
Но в стройной пляске, светлою грядою
Над миром думы Вечного плывут,
Играют пестрою людей толпою
И свет в пучины вечности лиют.
И навсегда земное умолкает,
И чистых ангелов воздушный строй
Врата небес пред нами отверзает
При звуках арфы, с песнью трисвятой.
277. <МОНОЛОГ ВОЛЬДЕМАРА>
(один; смотрит на часы)
Пробило десять. Так! Свершилось всё!
И к вековому зданью предрассудков
Я первый должен факел поднести?
Зажечь пожар неистовый, в котором
Столетье ветхое сгорит? Постой,
Безумный юноша! Что начинаешь ты?
Ты властен ли сказать огню: «Здесь твой предел!»,
Ты можешь ли из бурного хаоса
Могучим словом вызвать новый мир?
О, как страшно среди моря злого
Без руля и весел плыть!
И не знать магического слова,
Чтоб стихии усмирить!
И в борении ужасном
И бессильном волны рассекать,
К небу руки воздевать напрасно
И в слепой пучине утопать!
Так в долине погибает
В бурю стая голубков,
На скалы орел взлетает
Выше молний и громов.
Мощный дух стихии заклинает
И выходит светлый из валов;
Повелит — и возникает
Из хаоса новый ряд миров!
Зачем не суждено мне век прожить
В приюте селянина — мирном, тесном?
И в чаще сельского родного сада
Не слышать шума площади народной?
………………………………………
………………………………………
Нет, нет! О дух сомненья, удались!
Сам бог с младенчества меня избрал,
Да буду я вождем его народу:
Его десница привела меня
На стогны, в жизнь кипящую столицы;
Он дум божественных открыл мне тайны,
Мне очи прояснил, да вижу я
Неправды сильных, скорбь Его народа
И переполненную меру зла —
При корне дерева лежит секира;
Созрела жатва: ангелов своих
Владыка шлет исторгнуть плевелы.
Мне ль в бездействии, тоскуя,
Как былинке прозябать?
Нет! Я бог! Миры хочу я
Разрушать и созидать!
Дайте крылья! Дайте силы!
Дайте Леты мне испить,
Чтоб и дружбу, и всех милых,
И тебя, любовь, забыть!
Ринусь в дикое веков боренье!
Лавр меня победный обовьет;
Я паду — но песню искупленья
Надо мной столетье пропоет!