Я бил его левой рукой в золотой цепочке и болтающимся медальоном по голове и бородатому лицу до последнего, пока его лицо не превратилось в кровавое, тоже месиво. Я с лютой ненавистью бил его, не жалея, вспомнив все. И гибель моего друга Дэниела. И ту за мной подводную погоню. И за то, что он сделал с моей крошкой Джейн.
Он замолчал и затих в луже собственной крови. А я, выхватил из кобуры его пистолет и поднял мою, облитую уже с ног до головы кровью нашего общего врага Джейн. Напуганную, и, почти без чувств, облитую горячей ее мучителя кровью. Скользящую голыми черненькими ступнями с маленькими пальчиками своих женских ножек. По разлившейся по полу каюты крови. Я поднял ее, прижав к себе. И, снова подхватив на руки, шлепая босыми ногами по разлившейся горячей крови врага, выскочил в коридор. Я тоже, был весь в крови. И, подняв Джейн, снова на руки, отшатнулся при качке к стене каюты, осматриваясь по сторонам. Это была видать его каюта. И все здесь было забрызгано, теперь кровью этого ублюдка. И его постель. И платенные встроенные шкафы. И столик с бутылками водки и вина. И какой-то рыбой жаренной и недоеденной на столе. И он, лежал перед нами на спине, на полу этой своей ублюдской каюты. С распоротым от самого низа широкого военного ремня залитых кровью зеленых армейских штанов до самой практически груди. И еще хрипел и дышал, пуская кровавые пузыри разбитыми вдрызг губами. Из распоротого моим подводным ножом его брюха торчали его кишки. И он тянул ко мне слабеющие, теперь руки. Толи, прося его добить, толи хотел мне вцепиться в мое горло.
Этот самый Рик, посмотрел на старинный в золотой цепочке на моей левой руке медальон. И, видимо, напоследок перед смертью понял, что уже и его Рэйчел, тоже нет. Он, что-то прошептал захлебываясь своей кровью и слюнями, но что, я так и не разобрал. Он, что-то произносил, глядя на меня одуревшими в предсмертной агонии глазами. А я, направив в него пистолет, ждал, что возможно, этот зверь еще подымется. Но, он уже был готов и вскоре замер, испустив окончательно дух, как и его подружка по пыткам Рэйчел, лежа на полу в своей луже крови недвижимым.
Он видимо, хотел продолжить пытки моей красавицы Джейн, но получилось вот так, как он совсем не ожидал. И мы вместе с моей Джейн смотрели на его, уж предсмертную на полу его залитой кровью каюты агонию.
Я, снова, вспомнил о времени и о взрывчатке. И, прижав на руках свою измученную пытками, ослабевшую любимую, посмотрел на левую руку, и подводные часы. Время было уже двадцать минут. И оставалось совсем ничего до взрыва СI-4.
- Черт! - пролепетал в панике я - Черт! Времени, совсем уже практически в обрез!
И я, выскочил в коридор, неся на руках свою любимую Джейн. Отлетая при сильной качке от стены к стене, буквально побежал прихрамывая, превозмогая боль в отбитой армейскими кованными ботинками, правой недавно совсем зажившей от ножевой раны ноге к лестнице в конце этого каютного трюмного коридора, чтобы выскочить наверх.
Не знаю, слышали меня или нет, когда я, шлепая голыми скользким от крови ступнями, оставляя по полу коридора кровавые следы, летел бегом до самой лестницы.
- Вот, черт! - снова выругался я, подлетая к почти вертикальным ступенькам той лестницы. Когда открылась верхняя с палубы дверь. И я уже не думая, выдернув правую руку из-под полненьких ножек моей любимой, выстрелил, почти не глядя, в того, кто открыл на верху иллюминаторной палубной надстройки, ту ведущую на эту трюмную лестницу дверь.
Я выстрелил и в другого, который был за ним, пропуская падающее вниз с лестницы потерявшее равновесие мужское подстреленное тело. Отскочив с моей Джейн в стене переборки коридора.
Там наверху тот в кого я попал, отлетел назад. И упал, видимо на залитую штормовой водой палубу. Но, я уже, ни на что не смотрел. Я, просто, быстро соображал сейчас, что да как. И понял, что надо было бежать к корме, к той резиновой висячей на веревках кормовой лебедки маленькой лодке. И подняв любимую на своих руках впереди себя, вытолкал ее, буквально силой под ее полненькие красивые любовницы обтянутые гидрокостюмом ноги. И широкую женскую попку на качающуюся на волнах палубу. И выскочил из каютного трюма сам. С пистолетом на вытянутой правой руке, нажимая на курок и стреляя в бегущих ко мне, и тоже, стреляющих из пистолетов противников.
Как получилось так, что я попал в них. Вероятно, это оставшийся мой еще с Советской армии военного в прошлом моряка подводника опыт и навыки. Все это сработало в нужный момент. И, похоже, я попал в стрелявших. А они, при качке своего мореходного на бушующих штормовых уже волнах судна не попали в меня. Они попадали на палубу. И не знаю, убил я их или только ранил. Но, я, снова схватил на руки пытающуюся, теперь встать на ноги мою любимую Джейн.
Я подхватил ее под гибкую девичью тонкую талию вокруг уже мокрого от летящей воды легкого порванного гидрокостюма. И, вместе с ней, таща ее сбоку себя, практически волоком, понесся к корме Черного аиста.
Цепляясь за натянутые скрипящие на стальных креплениях на ветру нейлоновые парусные черной яхты канаты. Я несся, хватаясь за леерное ограждение левого борта Черного аиста, пригибаясь вместе с Джейн под опущенными вниз с мачт большими треугольными парусами к рулям большой гангстерской яхты. Несся туда, где была резиновая небольшая лодка на кормовой лебедке. Это был единственный шанс, теперь спастись.
Наверняка мои выстрелы из пистолета подняли шум в каютном трюме гангстерской большой яхты. Они разбудили всех там внизу. И надо было быстро уносить свои ноги с ее палубы и перебираться на Арабеллу. И чем быстрее, тем лучше.
Джейн, поддерживаемая мной, бежала, тоже на своих истерзанных побоями полненьких черненьких от солнечного загара в синяках под облегающим гидрокостюмом девичьих голых ступнями ножках. Мелькая овалами красивых крутых женских бедер в распахнутом до самого пояса Разорванном с сорванным замком и окровавленном легком гидрокостюме.
Она бежала со мной, прижавшись от боли в своем измученном теле ко мне сбоку, к моему синему с черными полосами, тоже обрызганному мокрому от воды и крови акваланга гидрокостюму. И я, то и дело, подхватывал ее при качке черной яхты из стороны в сторону, поддерживая любимую на ногах. Она плохо, видела из-за разбитого и опухшего от побоев своего девичьего миленького лица. Я держал ее за гибкую тонкую как у восточной танцовщицы талию. Она стонала от боли, но упорно держалась на ногах, бежала со мной, подныривая под канаты и нейлоновые троса черной гангстерской яхты. Мы были мокрые уже по уши в океанской бурлящей и летящей через палубу яхты воде. И наши гидрокостюмы отмылись от крови, как и наши лица.
Так мы добежали беспрепятственно до самой кормы Черного аиста.
Там не было ни кого. Никого у рулей этой гангстерской черной яхты. И она была, теперь неуправляема на бушующих океанских штормовых волнах. Те, кто бросился ко мне и Джейн были теми двумя, Берком и Роем. Те самые, что шарились на нашей Арабелле. Теперь ,лежали в воде на мокрой из красного дерева палубе своей гангстерской неуправляемой, теперь никем яхты. Это как раз те, что забуксировали нашу Арабеллу по приказу своего кэпа, которого я и в глаза не видел. Но, который был, тоже здесь на этой гангстерской черной яхте. Это, точно были они тогда, когда я собирался нырнуть в каютный трюмный отсек их черной гангстерской яхты. Они сменили недавно тех двоих, которых я пристрелил из пистолета на входе у спуска в каютный трюм черной яхты. И услышав выстрелы, поспешили на помощь своим, но промахнулись. И получили от меня по пуле.
- Твари поганые! - я выругался, снова вслух включая лебедку, забросив в лодку свою спасенную любимую. Подталкивая ее под широкую в красиво облегающем женскую крутобедрую задницу изорванном легком гидрокостюме. Мою истерзанную пытками, совсем ослабевшую любимую Джейн. И прыгнул сам туда же. Уже в спускающуюся с кормы в бушующую штормовыми волнами воду лодку. Прямо на пути идущей, следом за Черным аистом на буксировочном тросу нашей Арабеллы.