Изменить стиль страницы

За весь длинный рассказ Фроси старуха ни разу её не перебила, не вздыхала и не качала головой, она не сводила с рассказчицы своего пристального взгляда из-под густых седых бровей.

Глава 62

Фрося закончила свой длинный, печальный рассказ и выжидающе с надеждой смотрела на знахарку.

Та долго молчала, наверное, переваривая услышанное, при этом, беззвучно шевеля губами, а затем, изрекла:

— Не знаю, не знаю, сложная у тебя натура, с одной стороны ты поганая грешница, а с другой святой души человек.

Ну, бог тебе судья, разговор то сейчас не о тебе.

Правильно сказали государственные лекари, этой болезной необходимо много солнечного света и тепла, негоже ей жить в этом климате, сыро у нас, а она без движения.

Ты, говоришь, что вы были у того хохлацкого костоправа, как бишь его, Касьян, слыхала, слыхала, не отступившей от святой веры человек и успешно помогает болезненному, простому люду на ноги становиться.

Надо, надо вам к нему ещё раз ехать, а пока я должна помочь страдалице здоровьишком окрепнуть.

Сейчас дело уже к обеду, поздно мне ковылять в город, сил к вечеру у самой становится маловато, негоже слабому врачеванием заниматься, завтра с утречка в город к вам подъеду.

Скажешь этому шохверу, что тебя сюда привёз, чтобы за мной к восьми утра заехал, рассчитаюсь с ним по-божески, так ему и скажи.

Фрося написала старой знахарке адрес Олега и поднялась на ноги.

— Микулична, не суди меня строго, я всего лишь обыкновенная баба, у которой самой не сложилась семейная жизнь.

Я не разбивала им семью и не творила не потребное вблизи его жены.

И его не суди строго, ведь он всё делает, чтобы облегчить своей несчастной жене существование, всю свою молодость положил на уход за ней, остался без детей, а нынче и без любимой работы.

Микулична вдруг приблизилась к Фросе и взяла в свои старые, но на диво крепкие руки её ладонь, и повернула к своим глазам.

Она долго водила заскорузлым от трав пальцем по чёрточкам и линиям, что-то шепча себе под нос.

Несколько раз удивлённо поднимала глаза, отрываясь взглядом от Фросиной ладони и, наконец, изрекла:

— Ты, родила троих сыновей от разных мужиков, но воспитала четверых деток.

Ты, сильная телом и духом баба, знавала тяжкую работу на земле и ходила за скотиной, но твоё призвание — торгашка.

Ты, всегда много на себя берёшь и с честью справляешься, нынче тоже подняла тяжкий крест, но он тебе по плечу, не бросай этих бедолаг на пол пути, они без тебя не обойдутся.

Нет на тебе большого греха, ты все свои прегрешения искупила добрыми делами.

Я не хочу тебя, пугать и предостерегать, от судьбы не обережёшься, но на твоём пути ещё будут тяжёлые испытания, будь стойкой и сильной, ты ещё очень нужна будешь своим взрослым деткам.

А теперь ступай с миром, моей внучке за порогом избы выдашь сотню рубликов, за здоровье дорогих сердцу людей надо щедро платить, тогда травы и наговоры помогут, дарма только скуля садится.

Фрося вышла на крыльцо в сопровождении белобрысой внучки знахарки, всунула ей в руку десять червонцев.

— Скажи девушка, может стоит больше дать?

— Нет, нет, сколько бабуля сказала, столько и давай, она лишние не попросит и не возьмёт.

Поджидавший её таксист поинтересовался:

— Ты, чего столько времени у этой ведьмы отбыла и пустая домой возвращаешься?

— Она велела передать тебе, чтобы завтра примерно к восьми утра подъехал сюда за ней, обещала рассчитаться с тобой по-божески.

— Конечно, приеду и отвезу её куда надо, не хватало мне ещё с ведьмой связываться, но вот, чудо, Микулиха к кому-то поедет, редчайший случай, обычно она в другую сторону отправляется, в лес, да поле, травки всякие собирать.

Олег встретил, вошедшую в квартиру Фросю радостным возгласом:

— Вот, даёшь, заставила нас с Викой поволноваться.

Посмотри на часы, ушла в девять, а уже третий час. Что можно делать столько времени на нашем куцем базаре?

— Олежка, дай хоть дух перевести и накорми чем-нибудь проголодавшуюся путешественницу.

— Я рыбные котлеты нажарил, будешь?

— Всё буду, а тем более твои котлеты, ты же знаешь, что меня обычно и от яичницы не тошнит.

— Фрося, где ты на самом деле столько времени отбыла?

— Так, Олежка, у нас нет на пустые разговоры ни одной свободной минутки, сейчас быстро обедаем, ты собираешься и везёшь Вику на прогулку, держи её только на солнышке, смотри, чтобы ноги в тепле были, а я пока приберусь слегка в хате, тут такой срач и тошный запах, что ни людей принять, ни самим жить.

Завтра к нам с утра явится по Викину душу знаменитая местная ведьма Микулиха, слышал о такой?

— Что-то слышал, вроде травами лечит и заговорами, но говорят, она не жалует безбожников и дорого дерёт за свои травки.

— С тобой всё ясно, не очень её жалуешь, а я вот поверила с первого взгляда, а когда она рассказала мне по моей руке за судьбу, так и вовсе перестала сомневаться.

Фрося чмокнула в щёку Вику, сидящую на коляске в прихожей и закрыла за ними дверь.

Когда они вернулись через два часа с прогулки, застали всю расхристанную Фросю, полностью погружённую в работу.

— Ах, чего вы так быстро явились, мне тут ещё пахать и пахать.

Так, завози Вику в её спальню, там уже полный порядок, а сам переодевайся и начинай помогать, хватит тут работы ещё и на твою долю.

Ах, да, Олежка, а тебе не кажется, что пора и тебе принять божеский вид, после уборки, будь добр, обрей ты эту страшную свою щетину, а то, глядя на тебя, можно ещё больше заболеть, скажи Вика.

И вновь губы женщины, сидящей в коляске, тронула лёгкая улыбка.

Она смотрела во все глаза на Фросю и в её взгляде читалось восхищение и обожание.

Ближе к ночи за вечерним чаем, Фрося оглядела Олега с Викой:

— Ну, что ребята, правда, теперь и самим легче дышать и не страшно, если в дом люди зайдут.

Викочка, а тебе идут распущенные волосы, они у тебя даже слегка вьются, будем каждое утро с тобой расчёсываться.

Смотришь на мою голубую ленточку?

У меня есть запасные, завтра с утра вплету и тебе такую, на твоих пепельных волосах тоже будет хорошо смотреться.

А хочешь, я тебе глазки подкрашу, так, хотя бы слегка, ну, как себе, ведь толком и сама не умею краситься?

Не хлопай своими длиннющими ресницами, поставим твою коляску напротив зеркала и полюбуешься собой, не сомневайся, ты красивая.

Олег во все глаза смотрел на беседующих женщин.

Вика не отрываясь, смотрела на Фросю, отвечая на её вопросы глазами и, пытаясь даже что-то сказать, выдавливая из себя не разборчивые звуки.

— Говори, моя хорошая, говори, этот оболтус мало с тобой общался, ты и разучилась, не стесняйся, кто захочет, тебя поймёт.

Вика опять судорожно закашлялась.

Фрося впрыснула ей несколько раз в рот из бутылочки с аэрозолью, вытерла платочком выступившие сопли и слюни.

— Викуша, отдышись малость, а я покамест с этим покрасивевшим мужчиной поговорю.

Олежка, а ты нам такой выбритый нравишься, правда, Вика?

И поймав улыбку, задышавшей ровно после приступа кашля женщины, повернулась к Олегу.

— Так, мой дорогой, я не приехала сюда работать сиделкой у Вики и поднимать твой боевой дух, на это у меня нет желания, времени и сил.

Мы должны в самое ближайшее время вырваться из Мурманска, а иначе сгубим нашу Викушу, это тебе подтвердит завтра и Микулична.

Подожди, не перебивай, а лучше ответь, денежки, что я тебе выдала на обмен квартиры и на поездку к Касьяну у тебя в сохранности?

— Фрося, ты подавляешь меня своим темпераментом, на моём фоне выглядишь такой героиней, что куда там другим.

Не спорю, ты оказываешь нам колоссальную помощь, но насколько тебя такой хватит… на неделю, месяц, а может год…

А я, моя дорогая, уже без малого двадцать пять лет так живу.

Конечно, долгие годы я держал возле Вики сиделок, и главная забота по уходу за ней, не лежала на моих плечах, но это стоило денег и не мало, а теперь все обязанности сиделки упали на мои мужские руки, а это не штурвал самолёта держать, а куда сложней и, не несколько часов, а двадцать четыре часа в сутки.