Они не стали останавливаться возле встретившихся по пути забегаловок, а проследовали в глубь здания аэропорта, где находилось приличное кафе, в котором предусмотрен был даже гардероб.

Сняв верхнюю одежду, мужчина с женщиной исподтишка осмотрели себя и друг друга.

Фрося отметила статную фигуру мужчины и обильную седину на висках, хотя на вид ему нельзя было дать больше пятидесяти лет.

— Простите, но я сюда прибыла сразу с работы и не думала, что придётся снимать в общественном месте шубу.

— Ну, я тоже не на бал вырядился, для подобного заведения мы с вами выглядим вполне прилично, так, что не будем заморачиваться, а лучше проследуем в кафе и займёмся выбором еды, а то своими двумя пирожками, вы мне только растравили аппетит.

— Я могла бы вам предложить вернуться на улицу и купить ещё с десяток этих замечательных пирожков.

— Ну, нет Фрося, раз мы уже попали сюда, то здесь и отобедаем, да и в тепле гораздо приятней вести беседу.

— С этим не поспоришь, но простите, мы с вами находимся в разных условиях, а это не честно.

— Объясните Фрося, я что-то не понял. Вы, что ли имеете в виду, что съели на один пирожок больше?

— Ни в коем случае, они в данном случае ни при чём, просто вы обращаетесь ко мне по имени, а мне, похоже, предлагаете обращаться к вам товарищ лётчик.

Мужчина рассмеялся, сверкая белизной крупных зубов.

— Простите Фрося, позвольте мне исправить свою оплошность — Горбатенко Олег Сергеевич.

— Ого, как официально, забыли ещё добавить, что там у лётчиков предусмотрено звание или у гражданских что-нибудь другое.

— У гражданских должность, моя — первый пилот, но в нашем общении это совершенно не предусмотрено, можете спокойно обращаться ко мне по имени в любом его произвольном толковании и желательно на ты, так нам будет намного приятней вести беседу.

— Принимается безоговорочно, я тоже противница всяких формальностей.

С подносами еды они прошли в зал кафе и выбрали свободный столик.

Усевшись напротив, прежде чем приступить к обеду, внимательно всмотрелись в лица друг друга.

Фрося быстрым взглядом оценила внешность нового знакомого — у мужчины, не считая густо покрытых сединой висков, были чёрные, как смоль волнистые волосы, в глубинах карих глаз горели лукавые огоньки, чуть крупноватый нос с небольшой горбинкой и большой рот с пухлыми губами, в котором при улыбке сверкали белизной зубы, не портили лица, а совсем даже наоборот, он был довольно-таки симпатичным и обаятельным.

Олег первым не выдержал этой непроизвольной дуэли взглядов:

— Что ты Фрося, так удивлённо смотришь на меня, на цыгана похож?

— Похож, и даже очень.

Прости, но именно об этом я сейчас подумала.

— А, я и есть на половину цыган, а мать моя тоже была темноволосой и черноокой молдаванкой.

А ты, Фрося, тоже не очень на русскую женщину смахиваешь, есть в твоём лице что-то прибалтийское, хотя черты твои намного нежней.

— Олег, я ведь тоже состою из половинок, отец был поляком, а мать — белорусской.

— А от кого у тебя эти чудные глаза такой яркой синевы? Мне кажется, что я ещё никогда такие не встречал.

— Ой, Олег, не смеши, но если говорить серьёзно, то я не помню, отец ушёл из дому, когда я была ещё подростком и не смотрела на его глаза, а мать была так зашугана жизнью, что вспомнить, как она смотрела на меня, я просто не берусь.

— Ты, знаешь Фрося, мне Валера кое-что о твоей деловой хватке рассказывал, но ни разу не обмолвился, что ты такая симпатичная и приятная в общении женщина.

— Ах, Олежка, не смущай меня комплиментами на старости лет, может и была когда-то симпатичной, а теперь уже увядшая пожилая женщина.

— Фросенька, ну, что ты на себя наговариваешь, мы ведь с тобой где-то ровесники, в таком случае я тоже уже пожилой и дряблый.

— Ну, не смеши ты меня Олег, мне ведь недавно стукнуло шестьдесят, а тебе, по всей видимости, и пятидесяти нет.

От неожиданного заявления Фроси мужчина даже прикрыл глаза, но через несколько секунд открыл и широко улыбнулся.

— Ну, я же сказал тебе Фросенька, что мы почти ровесники, мне в этом году будет пятьдесят девять.

Фрося сразу догадалась, что галантный лётчик произвольно накинул себе десяток лет, но не стала продолжать эту щепетильную тему, в конце концов, какая разница кому и сколько лет, ведь они всего лишь стали партнёрами по бизнесу.

Неожиданно в их разговоре возникла пауза и оба, не сговариваясь, заполняя её, налегли на закуски.

Запив компотом из сухофруктов обед, и опять, не сговариваясь, взглянули на ручные часы и оба рассмеялись.

— Фросенька, ладно, мне, через часик надо уже быть возле своего самолёта. А ты куда спешишь?

— Если честно, то никуда, с работы меня Валера на сегодня отпустил, а дома уже давно никто не ждёт.

От неожиданного своего признания Фрося оторопела, никогда и никому она не жаловалась на свою одинокую долю, а тут сорвалась и в присутствии почти незнакомого человека, мужчины, который может по-всякому трактовать её последнюю нечаянно обронённую фразу, вдруг раскапустилась.

Она приосанилась и улыбнулась:

— Ты знаешь, по большому счёту, мне в жизни не было особо времени скучать, то судьба подкидывала свои ребусы, то я сама ей подбрасывала задачки, которые потом с трудом с ней решали.

— Фрося, я очень не хочу показаться чересчур назойливым, но я ведь часто бываю в Москве и в основном провожу своё свободное время между полётами с друзьями за партией в преферанс и лёгкой выпивкой.

Не перебивай меня, пожалуйста, у нас сейчас осталось очень мало времени, чтобы тратить его на пустые разговоры, а мне хочется сделать тебе важное признание.

Фрося и не стала перебивать и вставлять колкости, которые готовы были уже сорваться с губ, она пристально всмотрелась в горящие угли глаз мужчины.

Я, если честно, очень не люблю суматошную, крикливую Москву, но если ты снизойдёшь до будущего общения со мной, и покажешь мне свою Москву, то буду тебе очень даже признателен.

Фрося молчала, сидела не шевелясь, и только нервно непроизвольно теребила пальцами салфетку на столе.

Она не знала на что решиться, нужно ли ей в будущем встречаться с этим симпатичным лётчиком, напрасно бередить себе успокоившуюся душу и, что реально хорошего может выйти от этих встреч, ведь они совершенно не знакомы и, как не хочешь, а он намного её моложе.

Наконец, она подняла глаза и в упор посмотрела на ждущего её ответ мужчину.

Нет, там она не увидела мерзкую похоть, которая исходила в ресторане от партийного работника Геннадия Николаевича.

— Олег, у тебя осталось очень мало времени на продолжение нашего ни к чему не ведущего разговора.

Честно признаюсь, мне было очень приятно с тобой познакомиться, ты симпатичный мужчина и своими словами нисколько меня не оскорбил, а более того, поднял в собственных глазах… но пойдём уже к моей машине, и я передам тебе мешок с товаром.

Олег не стал настаивать на продолжении щекотливой темы, он тактично отодвинул стул и, помог женщине выйти из-за стола, а, затем, придерживая под локоть, повёл к гардеробу.

Они вышли из здания аэропорта и подошли к Фросиной машине.

На протяжении всего пути, они обменялись только несколькими ничего не значащими словами.

Фрося достала из багажника жигулей мешок с обувью и протянула его лётчику, от неожиданности Олег разразился диким хохотом:

— Фросенька, вы с Валерой решили, что с этим мехом я потащусь через весь аэродром к самолёту?

И, выговорив сквозь смех эти слова, он опять начал дико хохотать.

— А, что, тебе было бы лучше идти, держа на руках пирамиду из коробок с обувью?

Мужчина продолжая смеяться, выдавил из себя:

— Пожалуй, вы с моим другом правы, кто знает, что я несу в этом мешке, ведь мы привыкли возить в наши холодные и голодные края продукты из Москвы, поэтому этот мех не особо будет кидаться в глаза любопытных.

И лукаво улыбаясь, добавил: