Изменить стиль страницы

Вот, не проявила расторопность, а теперь придётся тащиться на главпочтамт.

Мысли хаотично бежали в разных направлениях, взгляд блуждал по раскиданным на диване конвертам и листкам…

Руки машинально потянулись к уже прочитанному письму от Виктора и вновь глаза побежали по строкам.

На этот раз она читала более внимательно, стараясь поглубже вникнуть в каждое лаконичное предложение и теперь находились оправдания каждой сухой фразе из письма Виктора.

Вот, дурочка, так дурочка, разве может человек после нескольких дней знакомства, пусть даже и близости, сразу же залиться соловьём в любовных излияниях.

Одно дело шептать на ушко всякие дурацкие нежности, когда тело объято страстным пламенем любви, а другое дело это изобразить на бумаге.

Наверное, не каждый это умеет, она скорее всего тоже не отличается талантами сочинителя.

Да и есть опасность, что кто-нибудь может случайно прочесть интимные слова не молодых уже любовников.

Нет, она определённо дурочка, завтра же ответит Виктору на письмо и не будет ни в чём его упрекать, да и собственно говоря, какие у неё к нему претензии…

До сих пор она получала письма только от Аглаи и Андрея, а иногда Аня присылала поздравительные открытки.

Конечно, ещё были два письма от Алеся из Сибири, боже мой, как он красиво в них писал, а может быть ей тогда это только так казалось.

Ну, и незабываемое письмо от Семёна, каждое слово которого живёт в её памяти и душе до сих пор, но его она получила не по почте, и к сожалению оно оказалось прощальным.

Завтра по дороге на переговорный пункт надо будет сходить к нему на могилку, передать сыну весть, что я нашла его мать.

Боже мой, всё на завтра и на завтра, как будто завтра резиновое…

Глава 35

Наконец в руки её лёг голубой конверт с письмом от Ривы, она аккуратно вскрыла клейкий кантик и достала два отдельных сложенных лощёных листка.

Развернула первый и поняла, что это письмо не ей, а Ане, и поспешно сложила, конечно же, она прочтёт его, но позже, вначале познакомится с посланием адресованным ей.

Развернув второй лист, она с первых строк удостоверилась, что это письмо, действительно, написанное ей:

«Милая Фросенька, дорогая моя сестричка!

Трудно передать ту радость, которую я ощутила, получив от вас до крайности взволновавшие меня письма.

Я их целовала, как сумасшедшая, присутствующий при этом маленький Меир даже начал смеяться и тоже стал целовать листки, думая, что это какая-то игра.

Я так рада, что вы не отвергли меня и готовы поддерживать со мной связь в письмах.

Фросенька, я тебе признаюсь честно, что многое отдала бы за то, что бы прижать к своей груди нашу доченьку, как бы я хотела всмотреться в её глаза, услышать голос, и просто, наслаждаться обществом, пожить интересами, вкусами и обсуждать с ней от чего-то глобального до всяческих мелочей.

Дорогая Фросенька, я почему-то уверена, что между вами всё так и обстоит, и я нисколечко не ревную, потому что и этой хрупкой связи с моей кровиночкой, я обязана только тебе.

У меня теперь нет сомнений, что хоть чем-нибудь из ваших будней и праздников, ты обязательно поделишься со мной в письмах, а на большее мне пока надеяться не приходится.

Милая сестричка, у меня к тебе есть большая просьба, вышли мне, пожалуйста, Ханочкины фотографии, неважно в каком она там возрасте и какого они качества, ведь я её не видела уже двадцать один год, восемь месяцев и десять дней, а к моменту получения тобой моего письма срок нашей разлуки увеличится ещё больше…»

Фрося оторвалась от письма, слёзы застилали глаза: не дай бог никому такой участи, какая выпала на долю этой прекрасной женщине.

Ах, Рива, Рива, как ты рвёшь мне сердце, за что нам с тобой выпала такая судьба делить неделимое…

И она вытерла ладонью щёки, а потом опять приблизила промокший к этому времени от её слёз листок к глазам:

«…Фросенька, как я рада, что ты смогла выстоять в выпавшей на твою нелёгкую долю сложной жизни, не потерять себя и воспитать достойно детей, и какая улыбка судьбы, что у нас с тобой есть малыши почти одинакового возраста.

Ведь и мы по возрасту, наверное, особо не отличаемся друг от друга, мне в августе будет сорок три…»

Фрося впервые во время прочтения письма Ривы, улыбнулась…

Ей в январе исполнилось сорок два.

«…Дорогая Фросенька, все мои предложения о материальной помощи остаются в силе.

Мы не будем возвращаться к этому вопросу больше в письмах, но знай, что в любое время, как только ты об этом обмолвишься, я тут же изыщу возможность каким-то образом вам помочь.

Сообщи мне, пожалуйста, есть ли у тебя в Вильнюсе люди, кому бы ты полностью доверяла, это очень важно на будущее.

В моей жизни ничего особенного сейчас не происходит, не считая того, что постоянно думаю о вас, я не лукавлю нисколечко, потому что ты с дочерью для меня сейчас самая важная ячейка в нашей запутанной судьбе.

Если бы не было тебя в тот трагический момент на моём жизненном пути и не спасла бы тогда нашу девочку от почти неминуемой смерти, и если бы не откликнулась на моё

Боже мой, сколько этих „если“ и за каждым стоишь ты!

Все мои тщетные поиски дочери завершились неудачей ещё в сорок пятом году, хотя я краешком сознания лелеяла хрупкую надежду до последнего.

Ты проявила и проявляешь до сих пор такую добродетель, такую широту души, что мне остаётся только стать перед тобой на колени и целовать твои руки и ноги.

Но нет у меня сегодня такой возможности и поэтому я обцеловала лист, на котором дописываю тебе своё письмо, зная, что твои руки коснутся его, и ты, возможно, с сестринским теплом подумаешь обо мне.

До свиданья дорогая сестричка, желаю тебе и твоим деткам всего, всего хорошего!

Привет от моего мужа и сына.»

Ах, Рива, Ривочка, я всё сделаю, что бы тебе было легче жить в далеке от своей кровинушки.

Надо обязательно пересмотреть альбомы с детскими фотографиями…

Конечно же, у неё нет снимков малышей, какие там фото могли быть во время войны.

Первые, наверное, появились, когда Аня пошла со Стасиком в первый класс.

Помнится, что Олин муж их нащёлкал, да и в школе кто-то тоже их фотографировал.

Такую малость для Ривы, как выслать фотографии, она сделает уже в ближайшем письме.

Тоже не надо тянуть с ответом, ведь понятное дело, как та с нетерпением ждёт весточек.

Опять что ли на завтра?!

Настроение у неё почему-то резко улучшилось, то ли от прочтения письма Ривы, то ли оттого, что другими глазами взглянула на письмо от Виктора.

Нет, не будет она читать письмо Ривы к Ане, зачем рвать эту тоненькую ниточку личной связи, матери, которая своими руками передала мне ребёнка, что бы спасти от неминуемой смерти.

Ой, надо звать Сёмку, давно уже пора кормить обедом, а я тут про всё забыла с этими письмами.

Глава 36

С самого раннего утра, не дожидаясь, когда проснётся Сёмка, Фрося взялась выполнять всё то, что вчера наметила на завтра.

Стас по дороге на работу мигом подкинул её на своей победе до кладбища.

Фрося открыла калитку ограды и присела на скамейку рядом с надгробием со скромным памятником под которым уже шесть лет покоился Семён, отец её младшего сына.

Так случилось, но у неё не оказалось ни одного фото её любимого, чтобы поместить на памятнике.

Хорошо ещё, что сын унаследовал от отца все черты лица, фигуру и даже жесты, и стал для неё постоянным напоминанием о дорогом человеке.

В ранний утренний час на кладбище, кроме неё, не было ни одной живой души.

Фрося закрыла глаза и в мыслях перенеслась в далёкое уже прошлое, когда она повстречала в Сибири мужчину, который перевернул всю её жизнь.

Как всё же быстро промелькнули годы после возвращения в Поставы, за вечными заботами некогда было порой даже в зеркало глянуть на себя.

За последние два месяца жизнь будто забурлила вокруг неё и пришло осознание действительности.