– Ты что, блин, издеваешься, Кэл? – я убеждаюсь, что в моём голосе он отчётливо слышит недоверие. Но это ведь Кэл, я должна предугадывать его ответ.

– Успокойся, детка, – говорит он спокойно.

– Не называй меня деткой, Кэл! Ты сказал, что будешь дома в понедельник, а сейчас уже четверг! – ору я, меряя комнату шагами.

– Я знаю. Дела пошли в гору, – объясняет он. Его голос звучит отвлечённо, что бесит меня ещё больше.

– Дела пошли в гору, да? Что, чёрт возьми, там появилось из ниоткуда и задержало тебя почти на неделю? – кричу я в трубку.

– Знаешь что? Поговорим, когда ты успокоишься, – он кладёт трубку. Снова.

Я рычу и в порыве отчаяния кидаю телефон на кровать. Как обычно, наши разговоры заканчиваются тем, что я готова ударить его в лицо, но его, как на зло, здесь нет.

Он вообще не звонил, только прислал смс, где писал, что если я буду вести себя хорошо (чёрт его знает, что это значит), то он приедет сегодня. Я не знаю, где он был и с кем, но во время нашего разговора он не понял всю серьёзность ситуации и думал, что если просто отключился, то это остановит меня. О, он ошибается! Я ещё не закончила. Я хватаю телефон, нажимаю на предыдущий звонок и жду, пока он возьмёт трубку.

– Да, – резко отвечает он.

– Кэл, ты такой эгоистичный придурок!

Ответа не следует, поэтому я смотрю на экран и вижу, что звонок завершён. Я замахиваюсь и швыряю подушку с кровати через всю комнату. Он почти никогда не спорит со мной! Я никогда не могу добиться от него нормального ответа. Он игнорирует меня, смеётся надо мной, или, когда он дома, просто поднимает меня и несёт в другую часть дома, что бесит меня больше всего. Как можно спорить с тем, кто ничего не отвечает? Но если учесть, что спор подразумевает общение, то нет ничего удивительного в том, что он никогда со мной не спорит. Кэл возвёл кирпичную стену, и я устала сквозь неё пробиваться.

Я никогда не думала, что с нами может такое случиться. Я знаю, что он может быть закрытым, но никогда не могла и подумать, что это произойдёт так скоро. Иногда я хочу вернуться в ту первую минуту нашего знакомства и сказать себе: «Беги от него!».

Телефон в моей руке звонит снова. Это он. Я нажимаю кнопку «Ответить», но продолжаю молчать.

– Ты закончила?

Я прикусываю язык, подавляя упрямое желание обзывать его, как только можно.

– Кэл, ты где? – спрашиваю я, как можно спокойней.

– Я буду дома завтра, – он игнорирует мой вопрос. Я слышу рёв фоновой музыки и это очень похоже на...

– Ты что, в клубе? – мой голос почти поднимается до визга на последнем слове, я не могу поверить своим ушам.

– Где-то в два, – продолжает он, очевидно, намеренно, игнорируя меня.

– Кэл, ты что, в чёртовом клубе? – в этот раз о спокойном голосе не может быть и речи. Он в чёртовом клубе. Бог его знает где, а он говорил мне, что приедет сегодня. Я делаю глубокий вдох. От злости у меня трясутся руки, но я заставляю голос успокоиться. 

– Меня тошнит от всего этого дерьма, Кэл. Мне плевать, когда ты вернёшься, потому что меня здесь уже не будет, – и я оказываю ему ту же любезность, что и он мне минуту назад. Я бросаю трубку. Больше не буду это терпеть. Я не его коврик для ног под дверью. Он не может делать что хочет, а потом приходить домой, когда ему вздумается без какой-либо причины. Это конец. Я больше не буду играть с ним в эти игры.

Я хорошая, ну, была хорошей женой. Не знаю, понимает ли он это, но точно знаю, что он не ценит, как сильно я его люблю. Из всех мужчин, в которых можно было влюбиться, почему это должен был быть он, совершенно неспособный показывать свою любовь, особенно жене?

До нашей свадьбы я знала, что Кэл любит меня. Он заставлял меня чувствовать самым важным для него человеком. Вспоминая то время, я думаю, что может я так сильно влюбилась в него, что совсем не замечала, что он любит только себя. Кэл говорит, что любит меня, но его поступки доказывают, что ему плевать.

Звонит домашний телефон, отрывая меня от моих мыслей, и я его отключаю. Не хочу больше говорить с ним, или, вернее, слушать, как он отчитывает меня. Я иду в гардеробную за чемоданом. Открываю все ящики и начинаю наобум вытаскивать вещи и кидать их в чемодан. И игнорирую те, что забиты красивым бельём, которое я надеваю только для него.

Я слежу за питанием и каждый день занимаюсь спортом, так что моё тело всё ещё привлекательно для него. Но ему всё равно, ведь надо бывать дома почаще, чтобы замечать это. Я достаю из шкафа ещё пару рубашек и штанов и, тоже, бросаю их в чемодан. Затем я возвращаюсь в комнату, обуваю кожаные сапоги и смотрю на себя в зеркало. На мне чёрный кашемировый свитер и леггинсы. Я потратила два часа, чтобы накрутить волосы. Я выгляжу мило. Я ждала его как дура, потому что поверила, что он вернётся домой, когда сказал.

Мобильник звонит снова. В порыве гнева я выхожу на балкон и с удовлетворением выбрасываю телефон. Так он перестаёт звонить.

Чувствуя себя намного лучше, я возвращаюсь в комнату и попытаюсь застегнуть чемодан, но в нём слишком много вещей. Конечно, если бы я сложила всё аккуратно, то это решило бы проблему, но, у меня нет настроения с этим возиться. Усаживаюсь на чемодан и принимаюсь утрамбовывать его содержимое, пока, наконец, не могу его закрыть.

Я хватаю кожаную куртку, которую он подарил мне на медовый месяц и швыряю через всю комнату. Мне тошно от мысли, что я надену её. В шкафу я нахожу другую кожанку, которую купила сама. Хватаю чемодан, довольно большой, полностью забитый и чертовски тяжёлый. Слава Богу, он на колёсиках, иначе у меня были бы серьёзные проблемы. Я вытаскиваю его в холл и ставлю у лестницы, затем переворачиваю набок и пинаю. Он останавливается посередине лестницы, так что я пинаю его до первого этажа.

Внизу я хватаю ручку и качу чемодан к входной двери. Я осматриваю этот красивый пентхаус, как я раньше думала, с его окнами на всю стену, дорогой мебелью, новейшей электроникой. Но в своих мыслях я вижу лишь зарешёченные окна и холодную кровать – это тюрьма, где я обитала в тишине. Ладно, это ложь, я натворила много всего, но на всё были причины. Я чувствую, как к глазам подступают слёзы, и стараюсь с ними справиться. Я действительно не должна плакать, он этого не стоит.

Проигрывая эту битву, я вытираю слёзы и замечаю на пальце своё эффектное кольцо. Оно ничего не значит. Я снимаю его и швыряю на столик у двери, прямо туда, куда Кэл кладёт свои ключи, когда приходит домой. По крайней мере, он не сможет его не заметить.

Делаю глубокий вздох, открываю дверь и направляюсь к лифту, таща за собой чемодан. Я могу спокойно не закрывать дверь. Охрана здесь лучше, чем в любом казино Вегаса, так что шансы быть ограбленным очень малы. Не говоря уж о том, что мы на десятом этаже. Я нажимаю кнопку лифта и отхожу назад в ожидании, нервно играя с волосами.

Не знаю, даже куда мне идти. Ну, было бы логично, если бы я поехала к тёте Рейвен, но не уверена, что хочу ехать туда. Вместо того чтобы засыпать меня объятиями с поцелуями, она, вероятно, засыплет меня вопросами и советами, типа «Что происходит?» и «Тебе правда нужно поговорить с ним». Я не в том настроении, чтобы слушать это прямо сейчас. Но у меня всё еще нет плана. Мне надо выдумать что-нибудь для неё. И надо думать о том, чего я хочу и что собираюсь делать. Я так долго была с Кэлом, что не могу даже вспомнить, когда я была без него. Я растворилась в нём, чего не должна делать женщина ни с одним мужчиной.

Приезжает лифт. Я ставлю чемодан и нажимаю на кнопку «Гараж». В животе появляется неприятное ощущение, пока я спускаюсь, напоминая мне о тех бабочках, которые появлялись у меня, когда мы с Кэлом только встретились. Наконец-то лифт приезжает, двери открываются, и я вижу парковку. Кэл ненавидит, когда я спускаюсь сюда одна, но я всегда твержу, что здесь повсюду камеры и охранник Джефф, которому я только что махала; он следит за всем как ястреб.

Я направляюсь к нашим парковочным местам и останавливаюсь возле белого мерседеса, который Кэл подарил мне на день рождения. Помню, как я встала в то утро с завязанными глазами, и он повёл меня вниз. Там я нашла ювелирную коробочку, в которой лежало прекрасное изумрудное ожерелье. Я была в таком восторге от него, что не заметила ключи от машины, хотя я спрашивала себя, почему это он привёл меня на парковку, чтобы подарить ожерелье.