Неделю назад она отчаянно торопилась уйти. Опасалась не сколько того, что Эль передумает, сколько растерять собственную решимость под натиском его аргументов. Ведь так легко сдаться, позволив уговорить себя не рисковать. И четкое понимание, что потом пожалеет и будет до конца жизни корить себя за слабость, растворялось, таяло под обеспокоенным взглядом любимых серых глаз. Но за секунду до смогла заставить себя убраться с террасы, исчезнуть, стереть след. Сбежать подальше, сюда, в древний мир тлай, чтобы впервые за все это время позволить себе стать собой в полную силу. Поссорить двух внутренних Мир, столкнуть лбами, заставить принять друг друга.

Она не думала- действовала. Торопилась не успеть, боялась передумать, вернуться. Оказалось, что преодолеть барьер, отделявший Фахтэ от остальных Вселенных, совсем не сложно. Гораздо труднее- понять, как поступить дальше. Куда идти, что говорить, как убедить, заставить поверить. Невероятно трудно- узнать путь обратно. Почти невозможно- вернуться. Но все это случилось уже потом, а в начале…

В начале Мира вряд ли могла объяснить, что именно произошло. Полностью потеряла ощущение времени. Не чувствовала- час, день, больше. Только потом словно прозрела. И вспомнила. Внезапно, сразу, все. Как будто тоже получила доступ к капсуле памяти предков, как Роми в пещере. Осознала, что внутренний голос на поляне принадлежал только ей, знала, что же так настойчиво пыталась добиться от Самара, угрожая уничтожить его мир, что хотела узнать, проникая в его память.

Самый древний атради сопротивлялся до конца, возводил блоки, снова и снова. Она- беспощадно ломала. А Гончие терпеливо ждали ее сигнала. И эта борьба убивала не только Самара, но и ее саму. Тот, кому в определенном смысле должна быть благодарна за свое рождение, оказался слишком сильным. Почувствовал в ней противоречие, нащупал доа, сумел надавить, вынуждая ее бороться с самой собой, тратить оставшуюся энергию на самоуничтожение. Каким-то чудом, будучи уже на грани, Мира все-таки смогла выпустить тех, кто Самару не по зубам. Гончие послушно привели в исполнение смертный приговор, завершили начатое и погибли. Она- тоже почти умерла. И все же сумела проникнуть в часть тайн создателя Тмиора, которые он так тщательно прятал от всех.

Ничего из этого не было ее осознанным выбором. Ожившие инстинкты заткнули голос разума, навязали чуждые желания и стремления. И чем больше она разбиралась в себе, в том, что случилось и почему, тем больше крепла уверенность- Самар мог остановить закрутившуюся смертельную воронку. Мог изменить, мог договориться. Мог, но не стал. Предпочел умереть, прекрасно зная, что тем самым погубит всех, кого так долго создавал и оберегал. И как бы парадоксально это не выглядело, именно она изо всех сил старалась спасти обреченных атради, готовая поставить на кон собственную жизнь ради них. Только это был уже ее осознанный выбор, потому что тлай и бывшие доани не должны ненавидеть друг друга. Может быть иначе. И будет.

Потом, придя в себя, снова вернулась на Эннеру, уже с определенной целью. И появившиеся вокруг Тени, десятки, если не сотни мрачных бестелесных силуэтов, больше не пугали. Они теперь были частью плана. Необходимой частью, чтобы разрушить Защиту, придуманную могущественными когда-то тлай. Мира активировала их всех, кого смогла обнаружить на Эннере. Невидимыми щупальцами притягивала к себе, вынуждая подчиняться. Меняла цель, корректируя программу. Гончие созданы уничтожать, но кто сказал, что это нельзя использовать во благо? Принести их знание и умение в жертву, чтобы пробить брешь в Клетку?

Мира прогнала воспоминания. Встретилась с Ллэром взглядом. Попросила:

— Эль, расскажи мне про Урсейю.

— Урсейю? — он нахмурился. — Она… Хорошо, только погоди. Что с атради?.. Ты смогла?..

— Не всех. Но те, кто выжил, уже на Эннере, — виновато посмотрела на него. — Можно, я тебе потом все расскажу? Сейчас ты… Или нет, подожди, — Мира улыбнулась, не выпуская из правой руки его ладонь, левой ласково провела по взъерошенным коротким волосам. Ллэр только-только приходил в себя. Ослабленный болезненными метаморфозами организм продолжал бороться, сил не хватало, даже находясь под питательными лучами луны. Должно пройти еще много времени, прежде чем он по-настоящему окрепнет, станет доа. Но Мира не хотела ждать. Не умела и не собиралась учиться, потому что знала, как помочь, как ускорить. — Я, конечно, не моя мать, — хитро прищурилась, крепче сжимая его руку. — Но тоже умею воскрешать. По-своему. Правда, есть только один способ поделиться энергией тлай, — она стянула пеньюар через голову, отбросила в сторону. — Подходит не для всех, — села ближе, нежно пробежалась кончиками пальцев по его обнаженной спине снизу вверх. Слегка надавила на плечи, вынуждая Ллэра улечься обратно на песок. — Но тебе повезло, потому что с тобой я могу себе это позволить. И позволю, — осторожно, как будто своим весом могла раздавить, уселась сверху. Встретилась взглядом. — Доверишься мне?

Ллэр вскинул одну бровь, ухмыльнулся, ответный взгляд был красноречивее любых слов. Он лишь глазами, не спеша, скользнул по ее телу, но все остальное- предоставил ей.

Это была не просто физическая близость, не просто секс. Или не секс вовсе. Что-то иное, некий глубокий, значительный обмен энергией. Она ничего ни брала, только отдавала. Делилась своей силой, изучала каждую клеточку на теле Ллэра, наполняла собой. Неторопливо, бесконечно долго, готовая на любые безумства, совершая их, пока у самой не осталось сил.

А потом они привычно лежали рядом, прижимаясь друг к другу. Молчали, купаясь в отголосках наслаждения.

— Помогло? — не вытерпела Мира. Приподнялась на локте, заглядывая в глаза Ллэра. — Учти, это мой первый раз, но я старалась. Очень.

— Надо подумать, — Ллэр покусал губу, — проверить… — нарочито шумно вздохнул, уставился в небо и вдруг повалил ее обратно на песок. Выдохнул в самое ухо. — Может, закрепить?..

— Справишься?

— Сомневаешься?

— Провоцирую, — шепнула она, прикусывая мочку его уха и прекрасно зная, какая последует реакция.

Они сидели на песке, у самой воды- безграничный, спокойный океан мира тлай иногда начинал волноваться, и тогда мягкие волны подбирались к их ступням, мягко, словно чего-то боясь, касались, и снова откатывались прочь.

— У доа совсем другая чувствительность кожи, — задумчиво проговорил Ллэр, глядя на свою раскрытую ладонь, потом на тыльную сторону, сжимая в кулак и снова раскрывая. Его кожа еще не светилась так, как у нее, но уже были заметны изменения. — Атради могут… могли, — хмыкнул, — могли… не ощущать ни холода, ни жары. Если хотели.

— Разочарован?

— Ни в коем случае, — он усмехнулся. — Просто надо заново учиться, привыкать к обычным вещам. Будешь следить за тем, чтобы я тепло одевался?

— Угу, и лечить твой насморк, — Мира рассмеялась. И удивилась, как беззаботно это вышло. Как будто и не было всех пережитых волнений, как будто все страхи отступили разом, как будто плохое, действительно, осталось позади. А впереди- совсем другая жизнь. Абсолютно незнакомая, новая, в которой они могут быть просто счастливыми, в которой обязательно найдется возможность осчастливить тех, кто рядом, кто дорог и важен. — Уже думал, чем собираешься заниматься?

— Неа. И вот знаешь, мне, наверное, впервые за долгие годы не хочется об этом думать. Может, сознание еще не перестроилось… А ты? Чем хотела бы?..

— Собираюсь заключить выгодную сделку с матерью, — Мира загадочно улыбнулась. Теперь, когда она многое вспомнила, а главное, столько узнала от Самара, ей будет чем заинтересовать Таль, заставив согласиться на все условия. — Раз уж я так или иначе необходима для ее экспериментов, то хотя бы должна разбираться, что именно там происходит… в этом ее Институте крови. А еще, — встретилась взглядом с Ллэром, — хочу, чтобы у нас с тобой был уютный дом. Только наш. Не замок. Подальше от всех. И чтобы мир… — снова рассмеялась. — Не важно, какой это будет мир.