Не везло всегда и везде, — грустно продолжал попутчик. — Не прошло и двух недель на новой работе, как хозяин подарил мне на Рождество гуся весом в восемнадцать фунтов.

— Но где же здесь вред? — удивился я. — Вот уж чистой воды удача!

— То же самое сказали и сослуживцы, — согласился он. — Старик в жизни ничего никому не дарил. «Вот счастливчик, — завидовали они, — благодетель явно к тебе неравнодушен!»

Собеседник тяжело вздохнул, и я сразу понял, что здесь кроется целая история.

— И что же вы сделали с гусем? — подзадорил я.

— В том-то и проблема, — вздохнул он. — Понятия не имел, что с ним делать. Подарок явился в сочельник, часов в десять вечера, когда я собирался уходить из конторы.

— Братья Тиддлинг прислали мне гуся, Бигглз, — вдруг сказал хозяин, когда я помогал ему надеть пальто. — Очень мило с их стороны, но гусь мне совсем не нужен. Возьми себе.

Разумеется, я поблагодарил, причем вполне искренне. Он пожелал веселого Рождества и уехал, а я завернул гуся в бумагу и сунул под мышку. Птица оказалась прекрасной, но очень тяжелой. Учитывая обстоятельства того периода, дополнительно осложненные сочельником, я решил порадовать себя кружкой пива. Зашел в одно тихое местечко на углу и положил гуся на прилавок.

— Какой смачный! — похвалил бармен. — Завтра вас ждет отличный обед.

Слова заставили задуматься, и только тогда я понял, что, как и хозяину, птица мне ни к чему. Абсолютно не нужна. Дело в том, что каникулы я собирался провести в Кенте, у родственников своей юной леди.

— Юной леди с канарейкой? — уточнил я.

— Нет, — ответил он. — Канарейка случилась позднее. А эту юную леди расстроил гусь. Так вот, ее родственники держали большую ферму, так что везти подарок в деревню не имело смысла. К сожалению, в Лондоне отдать его было некому, а потому, как только бармен снова ко мне подошел, я спросил, не желает ли он купить рождественское жаркое, и добавил, что продам дешево.

— Мне ничего не нужно, — ответил бармен. — Дома и так уже три гуся. Но может быть, кто-нибудь из этих джентльменов заинтересуется?

Он повернулся к двум приятелям, которые сидели за столом и пили джин. Честно говоря, мне они не показались достойными даже цыпленка. Самый потрепанный заявил, что хотел бы взглянуть, и я развернул бумагу. Он долго рассматривал птицу, после чего потребовал рассказать, где я ее взял. В задумчивости вылил на гуся полстакана джина с водой и предложил полкроны. Я так рассердился, что одной рукой схватил бумагу и бечевку, другой гуся и молча покинул заведение.

Так я нес подарок довольно долго, потому что от волнения ничего вокруг не замечал. Но, немного остыв, начал понимать, как смешно выгляжу. Несколько уличных мальчишек сразу обратили на меня внимание. Я остановился под фонарем и постарался придать ноше приличный вид. При мне были еще сумка и зонт, так что первым делом я уронил гуся в канаву. Иного трудно было ожидать, потому что справиться одной парой рук с четырьмя предметами и бечевкой длиной в три ярда не смог бы никто. Вместе с гусем я вытащил из канавы не меньше кварты грязи и ровным слоем размазал отвратительную жижу по рукам, одежде и оберточной бумаге; а потом пошел дождь.

Я схватил пожитки в охапку и направился к ближайшему пабу, чтобы попросить еще один кусок бечевки и навести порядок.

Бар оказался переполненным. Я пробрался к стойке и бросил гуся на полированный прилавок. Все, кто стоял рядом, замолчали и уставились в одну точку, а потом какой-то парень произнес:

— Ты его убил.

Согласен: выглядел я, должно быть, возбужденным.

В голову пришла мысль снова попытаться продать гуся, но публика оказалась неподходящей. Я выпил пинту эля, потому что устал и вспотел. После этого, насколько смог, соскреб с птицы грязь, завернул в бумагу и ушел.

На перекрестке родилась блестящая идея. Я решил разыграть гуся в лотерею. Откладывать не стал и принялся искать подходящее местечко, где могла бы собраться добрая компания. Процесс потребовал то ли трех, то ли четырех порций виски: пива больше не хотелось, потому что оно быстро выводит меня из строя. И вот наконец на Госуэлл-роуд на глаза попался уютный, домашнего вида кабачок.

Я вошел и поделился с хозяином планами. Он ответил, что возражений не имеет, и выразил надежду, что сразу после лотереи я угощу всех присутствующих. Я ответил, что буду счастлив это сделать, и показал птицу.

— Выглядит неважно, — заметил хозяин. Сам он был родом из Девоншира.

— О, ничего страшного, — объяснил я. — Нечаянно уронил. Отмоется.

— Да и пахнет как-то странно, — продолжал он.

— Это грязь, — сказал я. — Всем известно, что такое лондонская грязь. Да еще один джентльмен разлил джин. Когда зажарится, будет совсем незаметно.

— М-да, — промычал хозяин. — Сам-то я участвовать в лотерее не собираюсь, но если кто-то захочет, почему бы и нет? Личное дело каждого.

Энтузиазма никто не проявил. Я начал с шести пенсов и сам купил билет. Подручный хозяина взял дело в свои руки и вовлек еще пятерых, правда, против воли. Гуся выиграл я и заплатил за угощение три шиллинга два пенса, а когда уходил, внезапно проснулся храпевший в углу мрачного вида джентльмен и предложил за птицу семь с половиной пенсов. Почему именно эту сумму, я так никогда и не узнал. Еще секунда, и он унес бы гуся прочь с моих глаз, а жизнь сложилась бы совсем иначе. Но судьба никогда не идет мне навстречу, вот и здесь она предательски подсказала высокомерно заявить, что я не рождественский фонд для нуждающихся, и вывела за дверь.

Было поздно. Я долго шел домой и уже начинал жалеть, что вообще встретил этого гуся. Он становился все тяжелее и теперь, наверное, весил уже не восемнадцать, а все тридцать шесть фунтов.

Внезапно пришла мысль продать опостылевшую тушу торговцу домашней птицей. Я отправился на поиски и на Мидлтон-стрит обнаружил соответствующую лавку. Рядом никого не было, но продавец кричал так, что можно было подумать, что в квартале Кларкенуэлл вся торговля держится исключительно на нем. Я развернул гуся и положил на прилавок.

— Что это? — спросил он.

— Это гусь, — ответил я. — Можете купить по сходной цене.

Он схватил птицу за шею и швырнул в меня. Я пригнулся, но снаряд все равно попал в голову. Если вас никогда не били по голове гусем, то вы даже не представляете, как это больно. Я поднял птицу с пола и дал сдачи. Скоро появился полицейский со своей обычной присказкой: «Так-так, и что же здесь происходит?»

Я объяснил, в чем дело. Торговец вышел за порог и обратился ко всей вселенной.

— Взгляните на этот магазин! — возопил он. — На часах без двадцати двенадцать, а на стене висит семь дюжин гусей, которых надо продать! И вот появляется этот идиот и на полном серьезе спрашивает, не желаю ли я купить еще одного!

Я сразу понял, что ошибся. Последовав совету полицейского, забрал птицу и ушел.

Ладно, сказал я себе. Раз так, отдам пищу в хорошие руки. Найду какого-нибудь бедного, но достойного человека и подарю ему эту дрянь. Мимо проходили разные люди, но никто не выглядел достойным щедрого дара. Возможно, сказывалось позднее время, а может быть, влиял район, в котором я оказался, но ни один из встречных птицы не заслуживал. На Джадд-стрит я предложил ее человеку, который выглядел голодным. Но на поверку он оказался всего лишь пьяным негодяем. Так и не смог понять, что мне нужно. Увязался следом, во весь голос выкрикивая грязные ругательства. К счастью, через некоторое время, сам того не заметив, свернул за угол и поплелся за кем-то другим.

На Юстон-роуд я остановил худенькую девочку и попытался отдать гуся ей. Она испуганно воскликнула: «Только не мне!» — и убежала, а потом хрипло кричала вслед:

— Он украл гуся!

Я бросил ненавистную ношу в темной части Сеймурстрит, но какой-то прохожий поднял, догнал меня и вернул. Спорить и доказывать я больше не мог, а потому дал ему два пенса и потащил гуся дальше. Пабы уже начинали закрываться, но я все-таки зашел в один, чтобы пропустить последний стаканчик. Вообще-то с меня уже было вполне достаточно, так как ни к чему, кроме пива, да и то нерегулярно, я не привык. Но день выдался тяжелый, и хотелось немного взбодриться. Кажется, я заказал джин, который терпеть не могу.