Глава пятая
Сколько зерен - звезд на небе, столько и людей под небом, говорят старые люди. Да только ни одного зерна в эту ночь не досталось птахе. Все тучами затянуло. Девица-луна и та схоронилась, лишь изредка, под порывом холодного ветра, показываясь людям.
Видать много воинов на поле бранном полегло в ушедшем дне. Боги сжалились и не стали открывать людям скорбящим опустевшее небо, будто дырками покрытое, пустое, без света любимых, тех, что нынче в объятиях ушедшей.
Кутаясь в теплую шаль я не спешила закрывать окно - отчего-то все глядела и глядела на небо. А оно не отвечало ни единым всполохом одинокой звезды.
Время уж перевалило далеко за полночь.
Не спалось мне. После пира княжеского, в честь посланником ельнийских, не спалось.
Сны о морях холодных, бездонных, драккарах могучих и ветрах северных, отступили, не тревожили. Спокойно бы уснуть - да только не могу. Грустно отчего-то, сердце тоской защемило и нет, нет мне покоя.
Медальон возьму скельдианский, погляжу на него и снова прячу. Будто теплом серебро греет, так и зовет снова игрушку колдовскую примерить.
Погляжу и прячу обратно - не хочу Ладимира тревожить.
Он смурной стал, все чаще задерживается у Ростиха - своего наставника.
А сегодня...
Птица ночная из-под самой крыши вспорхнула, мягким крылом рассекая воздух ночной прозрачный. Ох...за сердце я невольно схватилась.
А сегодня и вовсе не пришел мой любимый. Уж колокол на городской башне второй час пробил, а нету его.
- Вёльма....
Я обернулась.
Дверь почти не скрипела, а может я того не слышала.
- Чего не спишь, шальная? - спросил Осьмуша, почесывая затылок и широко зевая.
- А ты чего? Никак волчьи сны мешают?
Он махнул рукой.
- Прошли уж волчьи сны. Две луны как не трогают.
- А босиком чего стоишь? Пол ведь студеный! - я пыталась найти еще повод прогнать его.
- Пустое...Ко мне ведь болезни не липнут, - опять отмахнулся перевертыш. - Так чего не спишь?
Я поглядела на небо.
Снова.
- Как думаешь, звезд и людей поровну?
Осьмуша бесшумно подошел - я только тепло его и ощутила. Руку мне на плечо положил.
- Об этом тоскуешь? Умер кто?
Я головой помотала.
- Я твою тоску во сне учуял, - продолжил Осьмуша. - Она по-особому пахнет, уж научился различать.
Пожав плечами, я взглянула на перевертыша. Глаза того в ночи уж человеческими впредь не будут - все волчий огонь забрал.
- Тяжко мне отчего-то, - проговорила. - Будто камень на плечах лежит, сбросить не могу. Предчувствую что-то, а что...знать бы.
- Не печалься. Пойди к Лесьяру, может, он ответит.
Я тихо улыбнулась.
Осьмуша на небо поглядел.
- Зоран говорил, детям ушедшей звезды черные положены.
- Почем ему знать, - резко ответила я. - Самому-то небось уже и место в ее холодном подземелье готово.
Осьмуша отпрянул.
- Зря ты так, Вёльма. Она мать наша, хоть и не признаем. Она нам силу дала.
- А разве ж мы просили? Не будь силы, все по-иному б могло быть...
- Боги мудрее, не спорь с ними.
Откуда только столько ума у него взялось? Еще недавно ведь боялся слово сказать, а теперь - гляди-ка, разговорился!
Прав он, коль рассудить. Чем я без силы буду? Так, тенью одной, простой девкой, забредшей от дома. Да и он...
- Тоскливо мне, Осьмуша, оттого и говорю. Да ты спать иди, я уж сама.
- Не могу. Тоска твоя не дает. Привкус ее горький на языке.
- Странное дело, - пожала плечами я. - Отчего ты чуешь ее так?
- Зоран сказывал, сестра ты моя хоть и не по крови. Сама ушедшая завещала нам друг друга слышать лучше людей.
Я усмехнулась.
- Иди спать, Осьмуша. Днем поговорим. А тоска...я ее заговором и одолень-травой отгоню.
- Смотри, Вёльма, - шутливо погрозил пальцем перевертыш. - Пока в доме одном, не укроешься...
И ушел.
Ветер из тучи густой клок вырвал и на месте его звезды показались. Немного их - видать правду говорят.
Только лишь луна боком коснулась разрыва - укрыл ее ветер.
- Светлые боги, - зашептала я, - смилуйтесь над нами, дайте прощение, пощади слуг своих грешных. Пусть не прольется кровь на земле нашей...
Шептала и знала, что не услышат меня они. В эту ночь и саму покинули. Грешна я, прогневала.
- Ладьяра, светлая дочь, сбереги Ладимира и верни его мне. Ларьян-батюшка, сохрани братьев моих, что на войну ушли. Славша-странник, сестрам и матери помоги. Ларий, Арьяру сил дай...
Всех вспомнила, за всех помолилась. Только ее, ее одной имя не назвала. Той, чья сила во мне и отчего я на этом месте стою.
Не стану ей поклоняться, не хочу!
Закрыла окно и спать легла. И упал на меня сон, тягучий как те тучи на небе, тяжкий и беспросветный. И не было мне покоя, и во сне не пришел.
Утром пробудилась я позже обычного. Голова трещала, горло пересохло, во всем теле слабость - будто захворала.
Так нет же - здоровая.
Собралась, вложив одолень и травы вместе со знаком огненным двойным в кошель поясной - пусть от дурного оберегают.
Хельга уже внизу со стола убирала.
- Припозднилась ты нынче, Вёльма, - проговорила северянка, меня завидев. - Не захворала ли? Дурно выглядишь.
- Не знаю, Хельга. Вроде здорова, а отчего-то худо мне.
- Дам я тебе отвару своего, из скельдианских северных трав, легче будет. Обожди немного.
Только она выйти хотела, как я остановила за локоть:
- Скажи только, Ладимир не пришел?
Северянка поджала губы и в глазах ее невольно злорадное что-то почудилось:
- Не было колдуна твоего. От прошлой зари не было.
И ушла.
А у меня как сердце упало.
Где ж он, светлые боги? Не случилось ли чего?
- А, вот и огонь пожаловал, - хрипло молвил Лесьяр, чуть приподняв глаза от книги. - Нечасто, ох, нечасто вижу я тебя, а зря...Песнь ведь писать надобно, а об ком и не знаю.
- Разве ж обо мне можно что путное написать? - невесело усмехнулась в ответ.
Лесьяр закряхтел и поднялся со своего места. Сделал несколько шагов ко мне. Одетый во все белое, седой, с темными от волшбы глазами.
- Не знаешь, так и молчи, не тебе решать...
Его пальцы цепко схватились за мой локоть, и я невольно вздрогнула и отпрянула.
- Печаль на твоем сердце верная, - проговорил старик, глядя будто сквозь меня. - Не ошибается оно, правду говорит. Слушай его почаще.
Сказал и отошел обратно.
- Так зачем пожаловала? - снова взялся за перо.
- Мне с Ростихом поговорить нужно, - нерешительно произнесла в ответ.
Лесьяр хмыкнул в бороду.
- На Ростиха нынче спрос большой. Все чего-то с ним поговорить хотят.
- Так пустишь?
- А чего не пустить? Иди!
Махнул рукой и на стене, прямо поверх каменной вековой кладки, проступила дверь.
- Мир тебе, Лесьяр, - проговорила я и вошла.
Ростих сидел на своем месте, как и прежде. В руке его перо и писал он каку-то грамоту.
Я медленно прошла ближе. Вещие птицы, что на стенах застыли, зорко следили за каждым шагом, будто посмеивались и в глазах их искорки сверкали.
- Надобно будет сказать Лесьяру, чтоб не открывал дверей кому ни попадя, - проговорил он, поглядев на меня. - Зачем пришла?
- Если дозволишь, вопрос задам.
- Позволю, - кратко ответил Ростих.
В каждом слове слышалось его пренебрежение. Казалось, только и ждет, пока я скажу и уйду.
- Где Ладимир? - решительно спросила.
Чародей медленно поднял лицо и поглядел на меня.
- А ты кто такая будешь, чтоб о таких вещах узнавать?
На миг растерялась, даже шаг невольный назад сделала.
- Кто ты Ладимиру, да и кто ты здесь, чтоб в чужие дела лезть?
- Я кто? - ярость и обида нахлынули волной. - Любовница я ему. А тебе - ученица Всеслава, заклинательница. Что в Доме Предсказаний творится - мое дело, как и твое, Ростих Многоликий.