Я недоверчиво скривилась.
- Что ж он, вынюхивать тебя станет?
- Уже учуял, а после по следу пойдет. Враг я ему кровный.
- С чего ж ведунов они так не любят? - спросила я, наблюдая, как вихрастый крепкий парень, красуясь перед Забавой, гарцует на своем вороном коне. И так зайдет, и эдак. Благо, что Румяна не видит, а то бы так ему задала, что и коня б потерял и сам припустил до самой Трайты.
Ладимир задумчиво глядел оборотню в спину и жевал сочную ярко-зеленую травинку.
- Издавна повелось, что странники наши с детьми ушедшей воевали. Еще до прихода белардов так было.
- И как же вы воевали с ними? - спросила я, уже зная ответ.
- Ясно дело, как, - едва взглянул на меня Ладимир.
«Ясно дело...» - про себя повторила я.
И даже нехорошо как-то стало, будто внутри все захолодело. Я ведь тоже одна из тех, кого ушедшая в мир привела. Хоть и светлая бусина мне, заклинательнице, выпала, а все ж я от нее род веду, ее сила по венам моим течет, ее слова моя прабабка-жрица людям передавала.
- И что ж вы, странники, со всеми подряд так?
Колдун едва заметно повел бровью. Лицо его вдруг таким холодным и жестким сделалось, что страшно. Будто другой человек передо мной предстал - чужой, незнакомый.
- Со всеми, - и добавил: - Заклинателей, правда, редко встречали. Обычно они с нами заодно. Но уж если на ее сторону становятся...
Заметив, как я сжалась и даже в сторону подалась, чуть из седла не выпадая, Ладимир усмехнулся:
- Не трясись, Вёльма. Тебя, необученную, никто не тронет. Не вошла ты в силу еще.
- А если войду?
Он не ответил. Оно и ясно - врагом стану. Как Осьмуша несчастный.
Ох, помогите мне, Ларьян да дочь его, Вела-вещунья.
- Из каких же ты краев, Румяна? - спросила я, по-простецки улыбаясь.
Вот ввек бы с этой вреднющей бабой не говорила, да все Ладимир - иди, мол, разговори ее, попробуй узнать чего про Осьмушу, а я пока отъеду, к заклятию подготовлюсь.
Чего он там готовить собирался, я не знала. А только уже битый час жалобы да стенания Румяны по поводу неудачного замужества выслушивала. Хотя, глянула на мученическое лицо Стояна и подумала, кому из них больше не повезло-то?
- Да с западных земель мы приехали, из княжества Зарецкого. Родители наши уж померли давно - я у них третья была. Сестра моя старшая в Домине с мужем и детьми живет, а остальных наших братьев-сестер ушедшая забрала. Осьмушу вот черная хворь только и пощадила.
Перевертыш злобно зыркнул на меня и видно недоволен остался, что его сестра так разболталась.
Слушала я Румяну, да как-то и не верилось, что правду говорит. Черная хворь в Зарецком княжестве бывала - она там гостья частая. Мы все боялись, что до Беларды дойдет, но боги пощадили - прокатилась мимо.
И то, что люди будто мухи от хвори этой падают, я знала. Странным лишь то мне показалось, что Осьмуша выжил. Черная больше детей забирала, а годков пять назад он как раз малым ребенком был. Вспомнились мне слова Ладимира, мол, не болеют оборотни человечьими недугами.
- Горько это - родных терять, - ответила я. - Ладно ты сделала, что брата к себе забрала.
- А как же по-другому-то? - засмеялась Румяна. - Родная ведь кровь. Осьмуша у нас парень тихий, лишнего слова не скажет.
- Будет уже, - буркнул перевертыш.
- Ишь, засмущался, - ткнула его в бок Румяна.
- У тебя ж язык как помело, - спокойно протянул Стоян, глядя на дорогу. - Ты и упыря до смерти заговоришь.
- Ох, Ларьян-батюшка, обереги, - схватилась за сердце баба. - Все бы тебе средь дня нечисть поминать. Призовешь беду на наши головы.
- А я ее и так призвал, когда на тебе женился. Как есть нечисть!
Ну, а что? Прав ведь мужик!
- Молчи уж, - только махнула рукой Румяна. - Ушедшая тебя забери...
Вечером мы снова остановились в стороне от дороги. Ладимир тревожно поглядывал на небо, где серебряным кругом расцветала луна-девица. Еще немного и запоют ей свои песни безнадежно влюбленные дети ушедшей, взвоют горестно, а после пойдут злобу свою на всех живых вымещать.
Ох, страшно мне, ох, страшно...
- Ладимир, глянь, - я кивнула в сторону Румяны.
Та склонилась над младшим братом. Осьмуша лежал, едва дыша. Мгновенно побледнел, осунулся, мелко задрожал, будто озноб его бил изнутри.
Колдун коротко кивнул и пошел к ним.
- Что случилось, Румяна?
- Да вот братцу моему чегой-то плохо стало. Не пойму, что и такое приключилось.
- Небось хворь какую подцепил. Бродяга, - буркнул Стоян, сидящий позади меня.
Я оглянулась.
- О чем это ты?
Мужик только махнул рукой.
- Родня у моей женки та еще. Сестра злей зверя лесного, а братец так и норовит куда-то уйти. Каждую луну пропадает. Вроде тихий-смирный, а чуть что сразу из дому бежит. Ох, навязался же на мою голову, ушедшая его забери! Не хватало своих забот, так этот еще...
Ладимир коснулся рукой лба Осьмуши. Тот вздрогнул и будто бы оскалился. Лицо его, всполохами костра освещенное, исказилось злобой.
- Уйди, злыдень, - сдавленно проговорил он.
- Ишь ты, норовистый какой! - взвилась на него Румяна. - Человек тебе, может, помочь хочет?
- От колдуна помощи не приму, - отозвался братец.
- Ты что ли колдун?
Ладимир только глянул на нее тем самым взглядом, от которого мурашки бегут. Румяна так назад и отпрянула.
- Вёльма, - позвал меня, - Неси отвар.
- Какой отвар? - прошептала Румяна. - Отравить его хочешь?
- Помочь хочу, - процедил ведун. Видать трудно ему такие слова даются. - Взяла бы ты дочь с мужем да отошла подальше.
Забава, все это время мирно спящая рядом, причмокнула губами и перевернулась на бок. Стоян только сплюнул и вспомнил какое-то ругательство.
- Брата оставить предлагаешь? - вспыхнула баба. - Не бывать тому. Кто тебя, чародея, знает! И как совести только хватило у охальника! Брат он мне, не уйду!
- Перевертыш твой братец, - холодно проговорил Ладимир, - На луну глянь и подумай, отчего захворал.
- Ларьян-батюшка, - всплеснула руками Румяна. - Стоян, ты слышал?
- Слышал, - отозвался муж. - Говорил я тебе, что неправильный парень.
Я подала Ладимиру кружку горячего отвара. Из каких трав и порошков тот был сделан - не понять. Разве ж ведун расскажет! Только смотришь на него - будто светится, а запах так и прошибает, пряно-горьким отдает. Вдохнула, а вроде как и сама напилась вдоволь.
- Пей, - приказал он Осьмуше.
Парень передернулся и отвернул лицо.
- Пей, сказал.
- Что ты ему суешь? - встряла Румяна.
- Зелье. Чтоб не перекинулся.
- А разве поможет? - робко спросила я.
Ладимир едва не спалил меня взглядом.
А что ж тут такого? Слыхала я, что такое зелье есть, да только мало помогает. Сказывали, будто темный дар перевертышей вовсе замедлить можно, усыпить.
- Пей, не то своих же погубишь, - жестко проговорил колдун.
Осьмуша злобно сощурил глаза. Кулаки его сжались так, что костяшки на пальцах побелели.
По спине моей вмиг холодок прошелся. Что-то страшное и неотвратимое будто за спиной стояло, надвигалось и не обойти его.
- Ладимир, - прошептала я, - луна...
Она уж почти в зенит вошла.
- Пей, - сам зарычал ведун.
По лицу Осьмуши пробежала странная рябь. Будто волной по коже. Пересилив себя, он сделал несколько глотков.
- Все пей.
- Да что ж ты его мучаешь? - выкрикнула Румяна и выбила из рук Ладимира кружку.
- Ах, ты, злыдня пропащая! - ругнулся он.
Драгоценный отвар, способный помочь парню, расплескался на землю.
- Вот дура-баба! Что ж ты ручищами своими лезла? - закричал Стоян.
- А чего он брату моему отраву давал?
- Да саму тебя отравить мало!
- Молчать! - закричал Ладимир.
Я стояла, едва дыша. Смотрела, как Осьмуша поднялся на ноги, весь будто передернулся и громко закричал. Не просто закричал, застонал, завыл. От голоса его у меня душа в пятки ушла.