Ладимир покачал головой.

- Ладно, Амельд, прощай, - обнял товарища, дважды хлопнул по спине. - Мир тебе.

- И тебе не хворать, колдун. Смотри, не озоруй больно, а то, того и гляди, Трайту княжескую спалишь. Помнишь-то, как дом Свана в младенчестве поджег?

Они рассмеялись и крепко пожали друг другу руки.

- И ты прощай, Вёльма - рыжая лисица, - улыбнулся привратник мне. - Жалко, что уходишь.

- Неужто заскучаешь?

- Так кто ж еще на площади подерется? Наши-то вряд ли.

- Прощай, - только и ответила я. Видать, молва людская из меня прямо зверя лютого сделала.

Ладимир ловко взлетел в седло и я, хоть и не так проворно, но все ж не кулем заняла место всадницы. В родной моей Растопше дурным считается, если баба верхом ездит. Помню, крепко я получала от отца и матери за такую вольность. Но как однажды, забавы ради, усадил меня братец в седло, так уж оттуда и вытащить не сумел.

Мирка фыркнула, мотнула головой, отчего пальцы мои погладили шелковые локоны ее гривы. Тут я только заметила, что мастью кобыла всаднице подстать - грива-то чуть рыжевата.

- Едем?

- Едем, - кивнула я и снова назад оглянулась. Нет Арьяра.

- Открывайте, друже, - скомандовал колдун.

- Что ж Арьяр тебя не провожает? - осмелилась спросить, ударив Мирку ногами в бока. - Едем, ласточка.

- Арьяр затемно в лес ушел на охоту. Мы уж вчера попрощались, - оглянулся на меня и добавил: - Тебя просил беречь.

- Вот и береги.

Подлесье, ведунья вотчина, осталось позади. Не увижу я больше дома Ясны, не услышу скрипучего голоса деда Ждана, той флейты, что пастушок вечерами играл одно не услышу. И не бывать мне больше в доме Заряны, не молиться на здешнем святилище. Арьяра больше не поцеловать и глаз его холодных не видеть, да и женой ему не стать.

Не вернуться мне в эти края. Прощай, Подлесье и народ твой славный. Сохрани меня, Ларьян-батюшка. Дай мудрости, Вела-вещунья. Путь мне верный укажи, Славша - странник.

Ехали мы молча. Лишь изредка я на колдуна поглядывала, только все время на спокойный да ровный взгляд натыкалась. Не усмехался, не гневался, не улыбался. Разве ж Ладимир таким бывает? Выходит, бывает.

- Долго нам до Трайты ехать? - спросила наконец.

- Долго.

А и то! Чего ж еще сказать-то? И ответил, и ни слова не понять.

- Сколько ж?

- Верхом за две недели управимся. Если погода не испортится.

Две недели! Хоть я грамоте и не обучена, а знаю, что в неделе семеро дней и каждый от солнца до солнца. Пока птаха не слетела с гнезда - день, как только крылом махнула - ночь и нового дня жди.

Отец мой, торговал всю жизнь с купцами заезжими, лавку свою держал. Он человек, грамоте обученный. Книги какие-то все писал пером острым, считал чего-то. Братьев моих старших, Станимир и Третьяка, обучил читать и писать, а нам, девкам - Ружице, Любомире да мне - учиться ни к чему, решил. Сестрам-то ладно, а вот я. Кто же думал, что в белый свет уйду?

- Не испортилась бы, - пробормотала в ответ.

- Размокнуть боишься?

- Боюсь грудную болезнь схватить. Ты-то не поможешь.

Ладимир будто не заметил укора моего.

- Ну помирать не брошу.

- Ты ж не знахарь.

- Не знахарь, - спокойно согласился он. - Но кое-чего о травах и снадобьях знаю.

И что ж ты только не знаешь? Обо всем, видать, научили.

Опустив глаза я увидела, как шелковая трава стелется под копытами Мирке, а пчелы с цветка на цветок перелетают и собирают мед. Не боюсь их совсем - с роду не кусали.

Лес позади уж остался, а поле только-только объятия свои раскрыло. Исчезла сама память о селении ведуньем. Впереди расстилалась широкая необъятная белардская степь. В наших краях куда ни глянь - то поля, то степи. Вот дальше, к северу, там сплошные леса. Густые, непролазные, темно-зеленым покрывалом на холмах лежат. Сказывали люди, что на тех холмах и Трайта стоит, бескрайним зеленым окруженная.

К востоку тверди каменные, что горами зовутся, а за ними...А что за ними я и не знала. И никто не знал. Бывалые люди говорили, будто там племена дикие живут - кочевники, да лесной народ. О первых все знают и боятся, что их орды в Беларде подойдут. А вот вторые - те вовсе незнакомы нам. Сказывал один гусляр, что живут они в чаще густого леса, своим богам поклоняются, да с духами предков говорят. И носят на себе шкуры диких зверей, ими убитых. И нет у них ни городов, ни государств, ни князя, ни рати - только дома крепкие толстостенные, что от лютых морозов хранят.

А к западу, до самой границы, те же беларды живут. А уж за заставами княжескими лежит диковинная страна, что Ельнией зовется. Сколько раз снилась мне она, сколько раз грезилась. Говорили купцы заезжие, что дома там все каменные. А правителя тамошнего не князем, а королем величают. И сидит он на высоком троне в крепости такой, что никакой армии приступом не взять. Ежели скучно ему станет, так он промеж своих дружинников, что рыцарями зовутся, состязание заводит. Сходятся они на длинных копьях и верхом. Кто другого из седла выбьет, тот и победитель.

Армия там сильная, с чародеями заодно стоит. А витязи королевские каждый свой знак имеет, на щите начертанный. Еще, сказывали, одеваются там не так, как мы. Лаптей и вовсе не носят, а уж чтобы баба в сарафане ходила, так совсем непристало. И боги там другие, и порядки, и обычаи, и люди. Вот бы мне попасть туда, вот бы хоть одним глазком все увидеть.

Велик наш мир. И сколько же в нем всего интересного, сколько я не знаю и не видела. Говорят, что есть земли, где сплошной песок и волны на нем, будто в море, будто живые.

А еще слышала я сказку о заповедном острове, где сохранилось древнее племя змей крылатых. Будто бы драконами их прозывают. Будто бы мудры они и живут вечно, и хранят несметные сокровища. Врут видать люди. А, может, и не врут?

- О чем задумалась, лисица? - вырвал из сладких грез Ладимир.

- Не о тебе уж верно.

Колдун только усмехнулся, что привык делать при каждом моем слове:

- Поговорим что ли? А то уж совсем скучно стало.

Вот те раз! То молчал как сыч, а то «поговорим»! Не зря баба Пронья сказывала, что мужиков в жизнь не понять. А колдунов того и подавно.

- Можно и поговорить. О чем желаешь?

- Смотрю вот на тебя, Вёльма, и думаю, чего ж девка молодая решилась одна в Трайту ехать?

- Арьяр что же, не сказал?

- Что сбежала? - спокойно, не обращая внимания на мои глаза удивленные, спросил Ладимир. - Сказал. А отчего ж сбежала? Не каждый день девки из дома бегают. Иные вон и за ворота выйти боятся.

Я натянула поводья Мирки и сравнялась с Ладимиром.

- Иные и с мужиками чужими в дорогу не идут, - сказала. - А мужики иные девкам головы не морочат, чтоб те морды друг другу били.

- Уела, - довольно протянул Ладимир. Будто ему нравился спор наш. - Чернаве я голову не морочил. Сама за мной увязалась. Думала, раз краше ее в селении нет, так на ней и женюсь.

- И что ж не женился? Не подошла?

- Отчего ж? Подошла бы, если б не сварливой была да я б не колдун. У нас ведь, Вёльма, чародеи не женятся.

- Как? - я даже в седле на миг покачнулась.

- Да ты с лошади-то не падай, - засмеялся мой спутник. - Тот, кто путь служения выбирает, должен что-то взамен отдать. Вот и лишают они себя семьи и детей.

- А как же прабабка моя? Она ведь жрицей была?

- А муж у твоей прабабки был?

Я только плечами пожала. Почем же мне знать?

- Вот видишь. Тот, кто с даром родился, выбрать должен - путем человека идти, или, путем чародея. Негоже богов и людей обманывать. На то, чтобы силой овладеть, годы нужны. А разве с мужем и детьми они у тебя будут?

- Оттого ты Чернаве отворот поворот и дал?

- Не люба мне Чернава - вот и весь ответ. Да и чего таить - девок много, а я один.

- Ох ты ж гусь, - я скривилась и отвернулась.

Мы въехали на холм, откуда открылся вид на широкую, утоптанную повозками и копытами коней дорогу.