Изменить стиль страницы

Я падаю на колени и вытягиваю руки ему навстречу. Мой сын, мой ребенок! Живой!

– Папа! Папа! – кричит он и задорно смеется.

Я прижимаю его к себе, и он растворяется словно эфирное облако, разрывая мою душу в клочья.

– Разве я похож на шута, Максим? Ты же принял меня именно за него?

Я вскакиваю и делаю несколько шагов вперед, стискивая зубы. Абигор делает столько же шагов навстречу мне.

– Я могу все, Максим. Абсолютно все. Даже вернуть твою семью. Надеюсь, что больше доказательств мне предъявлять не придется. Не люблю убеждать. Я привык, что мне верят на слово.

– Так чего ты хочешь, Макс? – интересуется Татьяна.

– Интересно, а что вы возьмете взамен? – хриплю осипшим голосом, стараясь подавить обуревающие меня чувства. – Мою душу?

– Ха-ха-ха! – комната наполняется смехом. Смеются все. Даже Авера перестает жрать и шипит в отвратительной гримасе.

– Что смешного?

– Да кому нужна твоя душа? Люди-люди, трясетесь над своими жалкими душонками. Твоя душа и так будет принадлежать мне после всего того, что ты совершил.

– Так чего ты хочешь?

– А ты? – поднимая бокал с вином и делая глоток, интересуется Сатана.

– Ты можешь вернуть мою семью? Можешь сделать так, чтобы я стал нормальным? Хочу, чтобы этого кошмара не было.

– Конечно, могу. Присядь, – он кивает на стул рядом с собой.

– И что требуется от меня?

– Сделать выбор.

– Выбор? И все?

– Все, – он прикладывает указательный палец к брови. – Как бы это помягче выразиться. Хочу, чтобы ты встал на мою сторону. Сознательно. Чтобы потом не было претензий.

– Зачем тебе обычный человек типа меня? Не слишком ли мелко для Князя тьмы?

Анатас разводит руки в стороны.

– Знаешь, Библию написали люди. Они вычеркнули все, что им не нравилось из истории, оставив в писаниях только то, что им показалось верным. Как ты думаешь, Максим, сколько было апостолов у Иисуса?

– Двенадцать. Это всем известно, – отвечаю я, не задумываясь.

– Тринадцать. Их было тринадцать, и последним, тринадцатым, как раз был твой зверь – Луций. Только он сможет очистить Землю от всякого сброда. И, как ни удивительно, ты это и есть он: ты его очередное перерождение.

– Это что, шутка такая?

– Почему же люди постоянно думают, что я шучу?

– Откуда мне знать, что ты говоришь правду и не обманываешь меня? Ты же…

– Дьявол? Ты это хотел сказать?

– Именно.

– Вас пичкают россказнями о том, что я злой и плохой, что я всегда противостою Богу, что я лгу. А разве не я рассказал тебе все, как есть? Разве не я помог справиться с твоими проблемами, не я помог отомстить? Я выполняю всю грязную работу, Максим, и от этого же и страдаю, в то время как Бог для всех остается белым и пушистым. Впрочем, так и должно быть. Кто-то же должен делать то, что делал ты, что делаю я? Никому не хочется копаться в дерьме. Я мог бы тебя отправить, например, в Чистилище и заставить страдать миллионы лет, выбивая из тебя согласие. Но я прошу по-дружески. Разве тебе этого недостаточно? Ты сидишь здесь, у меня, как видишь, нет рогов и хвоста, и мы с тобой нормально общаемся. Существует простое правило: у человека всегда есть выбор. Никто не может вас принудить, пока вы сами не определитесь. Так и сейчас. Делай выбор, Максим. Мне – мое, тебе – твое.

– А если я не соглашусь?

– Твое право.

Я встаю и приближаюсь к нему вплотную, он тоже поднимается.

– Ты точно вернешь мою семью?

– Обещаю.

– Если ты не сделаешь этого, я тебя найду даже в Аду и заставлю страдать так, как заставлял страдать других!

– Принято, Максим. Ну, так скажи, чего ты хочешь взамен?

– Хочу, чтобы моя семья была жива. Чтобы все вернулось на круги своя.

– Хочешь, чтобы все было, как раньше? – он протягивает мне руку.

– Да! – я жму его ладонь.

– Как пожелаешь, – это последнее, что я слышу и вижу.

Тело поднимается вверх, освещается напополам черным и белым. Плоть падает на пол и заволакивается туманом.

– Человеческие поступки так предсказуемы, – усмехается Татьяна.

– Теперь, когда он очнется, то будет очень удивлен тому, как мир изменился. И первой, кто протянет ему руку, будешь ты.

– Я не Мария, милорд, – Татьяна хитро щурит красивые глаза.

– Станешь ею для него. Он был последней песчинкой, упавшей на весы мироздания. Недолго осталось этому миру. Задействуй Александра. Пускай начинает шевелить своих шакалов в верхушке их мнимой власти. Мне надоели эти насекомые. Настало время вымести биологический мусор с планеты.

– Вопрос только с его семьей, которую вы пообещали вернуть. Они будут помехой. В особенности его сын. Этот мальчик может в будущем сделать выбор не в нашу сторону.

– Я пообещал Максиму. У Луция же нет и не будет семьи. Зачем она воину? Нужно будет встретиться с Александром.

– Александр еще не потерял вашего доверия?

– Он цепной пес. Безгранично мне предан. И это с лихвой покрывает многие его прегрешения. Грязную работу он выполняет без нареканий.

– Я на секунду даже поверила, что вы и впрямь вернете ему семью, – отрывая от грозди виноградинку, иронично говорит Татьяна.

– Я же Дьявол, Татьяна. Я играю по своим правилам, – Анатас пристально смотрит на девушку.

– Которых у вас нет, – закидывая виноградинку в рот, мило улыбается она.

Эпилог

Отдельная палата в дорогой клинике, чистые светлые шторы на окнах, высококлассное импортное оборудование. Дыхательный аппарат периодически издает характерный шум, закачивая в легкие живительный кислород. Скачущая на мониторе линия показывает стабильное сердцебиение. На кровати под капельницами лежит пациент с повязкой на голове, закрепленными по всему телу датчиками и отходящими от него многочисленными проводками и трубками. Доктор в белоснежном халате что-то пишет, посматривая на показания приборов. Рядом суетится медсестра.

– Мам, а мам? А папа поправится? – спрашивает мальчишка у беременной женщины, которая сидит на стуле рядом с больным.

– Поправится, – приветливо отвечает доктор. – Состояние тяжелое, но стабильное. Ему вообще повезло, что он так легко отделался. Это просто чудо, что он выжил в такой аварии. Так что даже не сомневайся: твой папка поправится, обязательно поправится, – врач вырывает листок из блокнота и протягивает его женщине. – Это лекарства, которые вам потребуются. Они, правда, стоят дорого, но зато они эффективные. У него была глубокая гипоксия, это кислородное голодание, так что какое-то время ему придется их принимать. Можете закупить их впрок.

– Это очень серьезно? – вчитываясь в записи, интересуется женщина.

– У всех последствия гипоксии проявляются по-разному. Это могут быть галлюцинации, потеря в пространстве и времени, провалы в памяти, но, в любом случае, все это быстро пройдет. Через неделю мы отключим его от аппарата. Через месяц-другой он встанет на ноги. Ну, это при хороших условиях лечения. А так, учитывая, что с ним случилось, он довольно быстро идет на поправку. Честно говоря, я такое вижу впервые. У него сильный организм. А теперь, извините, у меня обход. И не волнуйтесь, все будет хорошо.

– Мам, наш папа не умрет? – снова интересуется малыш.

– Не умрет, – отвечает женщина, целует сына в макушку и прижимает к себе.

Дверь палаты медленно открывается, и в нее сначала осторожно заглядывает, а затем и входит незнакомый мужчина. На нем черные джинсы, заправленные в армейские берцы, серый свитер с высоким горлом и кожаные митенки на руках, на плечи накинут белый больничный халат.

– Здравствуйте, – улыбается незнакомец и подходит ближе.

– Здравствуйте, – отвечает женщина.

– Простите за беспокойство. Меня зовут Виктор, – он протягивает ей руку. – Виктор Четырин. А вы, должно быть, Кристина?