– Ну что, так и будем стоять или войдем?

– Только после вас, – капитан жестом руки показал, чтобы Виктор шел первым.

– Ага, сейчас! Ты у нас блюститель порядка, вот и давай, а я уж следом. – Зверев несколько раз стукнул в дверь. Тишина. – Может, ее дома нет?

– По-твоему, она на дискотеку ушла? Или в гипермаркет за продуктами поехала на своем «Bentley»? Ей теперь лет десяти до ста не хватает. Моли Бога, чтобы бабка не окочурилась, а то и концы в воду.

Капитан снова постучал. Внутри послышались шаркающие шаги, дверь открылась, и в проеме показалась старая женщина. Она молча осмотрела нежданных посетителей.

– Ну что ж, раз пришли, заходите.

Хозяйка скрылась во мраке дома, оставив дверь открытой. Зверев и Виктор переглянулись и проследовали за ней. Женщина зажгла свечу и осветила тусклым светом путь перед собой. За ней, пытаясь не споткнуться, шли ночные визитеры. В комнате старушка зажгла еще несколько свечей, и стало совсем светло.

– После последнего урагана свет так и не восстановили, хотя мы писали в разные инстанции, – словно извиняясь за неудобства, проговорила она. – Так что вам нужно? – присела на кровать женщина.

– А с чего вы решили, что нам что-то нужно? – удивился Виктор.

– Раз пришли в столь поздний час, значит, что-то нужно. Тем более вы не местные.

– Что ж вы, бабуля, к себе всех пускаете? Не страшно?

– В моем возрасте бояться уже нечего. Это вам, молодым, надо бояться, а мне уже ни к чему. Пожила я свое. Возраст не тот, чтобы бояться. За мной смерть давно должна была прийти, да только забыла она про меня. Видно, у нее дела поважнее есть. Так что вас привело ко мне?

– Нам нужно найти дом номер семь по улице Новой.

– Так вы мимо него только что прошли.

– Это что ж, те развалины?

– Да, те развалины. Дом моего сына, – вздохнула женщина.

Виктор побледнел и по спине его потек холодный пот.

– Послушай, капитан, ты тут уж как-нибудь сам, а я тебя на улице подожду, покурю, – протараторил Четырин и, не дождавшись ответа, чуть ли не бегом выскочил наружу.

– Что это с ним?

– Ему нездоровится. Приболел малость.

– Это плохо, когда болеют. А зачем вам понадобился этот дом?

– Да как вам объяснить…

– Как есть, так и объясняй. Мне теперь уж все равно.

– Я из милиции. Я понимаю, что вам очень тяжело вспоминать, но мне нужно знать кое-что о вашем сыне, – Зверев достал удостоверение и протянул его женщине, но она жестом руки дала понять, что и так верит ему. – Он же был священником?

– Надо же, сами приехали. А когда моя невестка все ваши пороги обивала, так вам не нужно было про него знать? Она ж к вам каждый месяц ездила, а вы ее только обещаниями кормили. А потом и вовсе выгонять стали. Вы же нас и за людей-то не держите. Вам бы лишь в генералы выйти, а то, что вы народ защищать должны, так это для вас пустой звук.

– Простите, – тихо ответил Зверев.

– Помирать буду, а не прощу, – резко ответила женщина.

– Мне и впрямь нужно знать. Хотя бы подскажите, где живет его семья.

– Подскажу, милок. Сейчас подскажу. Вот выйдешь из моей хаты и пойдешь на наше кладбище, оно тут недалеко – вот там его семья и живет!

У старушки из глаз потекли слезы. Звереву хотелось провалиться на месте от такого ответа, ком встал в горле. Все его мысли и предположения рухнули в одночасье, все ниточки оборвались, и он не знал, что делать дальше.

– Простите, – еще раз сказал капитан и встал, чтобы уйти.

– Я уже все слезы выплакала, но ты первый человек, который приехал ко мне и поинтересовался. Хоть я вас всех и проклинаю, но отвечу на твои вопросы, так как у меня есть еще одно горе.

– Спасибо.

– Не нужно мне ваше спасибо, оставьте его Богу, когда он у вас спросит за моего сына. Но я вас прощу, Богом клянусь, что прощу, если вы найдете мою внучку или хотя бы скажете, где она.

– Я не могу вам этого пообещать, но я постараюсь узнать о ней все и сообщить вам.

– И на том спасибо. Я верю тебе, что постараешься. В тебе есть что-то, что заставляет верить.

Виктор нервно курил около дома старушки. Его трясло. Он прокручивал в голове все, что произошло с ним. Теперь он чувствовал и осознавал, что виноват в смерти человека. Всего несколько дней назад он знал, что виновен, а после встречи с матерью священника стал это чувствовать. И впервые каялся, каялся искренне. Он курил одну сигарету за другой, проклиная свою жизнь. Сигареты закончились, а душевная боль осталась. Он сел на пороге дома, обхватив голову руками, и стал что-то бормотать себе под нос. Его внимание привлек хруст снега. Он поднял голову и увидел, что мимо него по дороге медленно идет человек.

– Извини, браток, сигареткой не богат?! – крикнул ему Четырин.

Незнакомец остановился, его седые волосы трепал ветер. Он обернулся на голос, и его глаза сверкнули странным животным огнем.

– Нет, не курю. Хотя имею другую, гораздо худшую зависимость, – спокойно ответил человек и пошел дальше своей дорогой.

Свечи в доме горели ярко. Зверев стоял в комнате, а хозяйка сидела на кровати.

– Так что произошло после того, как пропал ваш сын?

– Ты присаживайся. Произошло многое, только все плохое и ничего хорошего.

Зверев сел рядом с ней, и она начала рассказывать.

– После того как пропал мой единственный сын, все в моей жизни перевернулось с ног на голову. Сначала мы еще надеялись, что он найдется, что Бог ему поможет – он же ему был так предан. Собирал пожертвования, ездил в город и околачивал кабинеты чиновников. И все ради того, чтобы у нас была своя церковь. А после того, как его не стало, все замерло. Такое ощущение, что жизнь в нашей деревне остановилась. Жена до последнего надеялась, что он найдется. Да и как она могла не надеяться, ведь у них были дети. Дочь и сына надо было поднимать, а как без кормильца? А потом она запила. Я пыталась ее вразумить, объяснить, что этим дело не поправишь, что на нее смотрят дети, но все было тщетно. В конце концов, с ней случилось то, что и должно было произойти: она умерла. Замерзла на улице, прямо на пороге своего дома. Но я пережила и это, а вот мой внук этого не выдержал. После похорон он замкнулся, во всем винил Бога, отца – за то, что был ему так предан, а Бог не уберег его и мать от несчастья. Вскоре мы нашли его в сарае повешенным. Вот так мы и остались с внучкой вдвоем. Как она переживала, не передать словами: три несчастья одно за другим. Я, как могла, успокаивала ее, но ей не это было надо. Она ненавидела эту деревню, а еще больше она ненавидела Бога. Такую злобу и ненависть я впервые увидела в ее глазах. Иногда мне казалось, что это и не моя внучка вовсе. Она проклинала весь свет, всех людей, веру, себя и в первую очередь родителей и брата – за то, что они оставили ее одну. Мне стало страшно за нее, я боялась, что она может поступить так же, как и мой внук. Каждый день я просыпалась с одной мыслью: не совершила ли она чего с собой. Я понимала, что помочь ей не могу, и от бессилия у меня опускались руки. Я стара, мой час уже близок, но ты можешь помочь. Я вижу это в твоих глазах, хотя ты и прячешь их от меня.

– А что потом случилось? Как она пропала? – поинтересовался капитан.

– Это странная история. У нас в деревне поселился один пожилой мужчина. Никто не знал, откуда он взялся и кто таков. Держался он нелюдимо, хотя был приветлив с каждым и, если его о чем-то просили, никому не отказывал. И вот однажды я была уже совсем в отчаянии, а он проходил мимо, и я невольно рассказала ему про свое горе – мне надо было выговориться. Он все выслушал, жалеть не стал, просто попросил поговорить с внучкой. Самое удивительное было то, что она даже со мной иногда не хотела разговаривать, а с чужими людьми и подавно, а тут они сразу нашли общий язык. Не знаю, как и о чем он с ней беседовал, но она стала меняться. Они подолгу сидели на лавочке возле дома, о чем-то спорили, и нередко я слышала ее смех, который был для меня, словно бальзам на душу. Она менялась, она ждала его, а когда он уходил, снова погружалась в себя, в свои мысли. Иногда мне казалось, что они с ним как единое целое. Понимаете?