Постояв немного, Дед вздохнул и с достоинством удалился.

- Ты не жалеешь, что поступил в Лесотехническую академию? - спросила Алена.

- Мне нравится, - помолчав, ответил он.

- А я еще не знаю, что из меня получится, - грустно проговорила Алена. - Иногда мне кажется, что зря я поступила в этот институт…

Сорока промолчал. Что он мог ей сказать? Когда вернулся из армии, Алена уже перешла на второй курс. А он учится на первом курсе вечернего отделения и работает.

- Я думала, ты космонавтом станешь, - сказала Алена. - А ты будешь… лесником!

Хотя она и не хотела этого, в голосе прозвучала насмешка. Сорока и вида не подал, что ее слова задели его за живое. Он мог бы ей ответить, что считает профессию лесника самой важной и благородной сейчас, когда природа так нуждается в заботе и охране человека. И его будущая профессия гораздо шире понятия «лесник». Он будет не только оберегать природу, животных, птиц, но и восстанавливать леса, оживлять мертвые, отравленные заводами и фабриками реки, озера. Многое мог бы рассказать девушке Сорока о своей будущей профессии, но интересно ли ей будет?

Не поймет его Алена, чего доброго, на смех поднимет! Она это умеет…

- А что у тебя в институте? - осторожно спросил он.

- Ну какой из меня режиссер? - рассмеялась она. Но смех был невеселый. - Меня никто на сцене и слушаться не станет. Это мужская профессия.

- С самодеятельностью как-нибудь сладишь…

- Я, может быть, хочу быть театральным режиссером! Хочу поставить гениальный спектакль, на который, как в БДТ, никогда билетов не достанешь!

- Товстоногов уйдет на пенсию - тебе и карты в руки, - сказал он.

- Ты еще издеваешься! - блеснула она на него рассерженными глазами.

- Ты сама не знаешь, чего хочешь, - излишне резко вырвалось у него.

- А ты знаешь? - Она смотрела ему в глаза.

- Знаю, - так же резко ответил он, а чуть погодя, совсем другим тоном прибавил: - Кажется, знаю.

- Существенная поправка, - усмехнулась Алена. - Когда ты говоришь, что все знаешь и тебя не терзают никакие сомнения, ты снова превращаешься в Президента Каменного острова.

- А что, я там делал что-либо не так? - поинтересовался он.

- Именно ты делал все правильно, по так ведь не может всю жизнь продолжаться?

- Жаль, - невесело улыбнулся он.

- Что тебе жаль?

- Ты права, человек не может быть всегда прав. Человек живет, действует и ошибается…

- Это что-то новенькое, - рассмеялась она. - Расскажи-ка: чего ты натворил?

- Я вообще… А ты сразу переводишь на личности.

- И все-таки с тобой что-то стряслось! - настаивала она.

- Со мной чаще, чем следовало бы, что-нибудь случается, - сказал он. - И я не знаю: хорошо это или плохо?

- Расскажи, Тима!

Она придвинулась совсем близко и заглянула ему в глаза.

- Мне нечего рассказывать, - сказал он.

Наступила томительная пауза. Алена подняла с земли спаренную сосновую иголку, расщепила, положила на ладонь и дунула: две сухие иголки разлетелись в разные стороны. Сорока с интересом наблюдал за этими манипуляциями.

- Ты - туда, - сказала Алена, со значением взглянув на него. - А я - в другую сторону.

- Так оно, наверное, будет лучше.

- Хотела бы я знать: действительно ты так думаешь или притворяешься?

- Посмотри, какие облака, - задрал Сорока вверх голову. - Быть завтра на заливе шторму… - Он машинально сжал кулак и подул на вспухшие костяшки пальцев.

- Что с рукой? - поинтересовалась она.

- Рука? Ах это… чепуха! На тренировке.

- На какой тренировке?

- Ну это… - запнулся Сорока. - На обыкновенной.

- А врать-то ты, Тима, не умеешь, - сказала Алена. - Я все видела… Это они поколебали в тебе веру в себя?

- Может быть, и они, - вздохнул он и вдруг взорвался: - Я не толстовец и не могу, когда бьют по одной щеке, подставлять другую!

- По-моему, они до тебя и дотронуться-то не успели, - скрывая улыбку, заметила девушка. - Да, а кто это такой высокий со светлыми волосами? Ну, модный такой…

- Понравился?

- Я его даже толком не разглядела… - рассмеялась Алена.

- Я еще сам не знаю, кто он такой, - сказал Сорока.

- Он из них самый симпатичный…

- Девушки от него без ума… - усмехнулся Сорока.

- Надо же, - сказала Алена.

Сорока стоял на берегу и смотрел на залив. За его спиной шумели кряжистые береговые сосны. Ветер дул с Балтийского моря, и небольшие стального цвета волны одна за другой не спеша накатывались на песчаный пляж. Влажный потемневший песок шипел, на нем возникали и лопались маленькие прозрачные пузырьки. Выше, на берегу, разлеглись огромные серые камни-валуны. Закругленные, облизанные волнами бока лоснились. Верхняя часть валунов растрескалась, кое-где из расщелин сиротливо торчали блеклые пучки травы. На заливе виднелось несколько лодок. Они качались вверх-вниз. Там, дальше, на плесе, волна была больше.

По самой кромке песчаной косы вперевалку, что-то высматривая, бродили вороны. Стоило шипящей волне приблизиться, птицы подпрыгивали, на миг взмывали в воздух - и снова опускались на песок.

Редкие чайки, пролетая над ним, поворачивали белые точеные головы с грубыми серыми клювами и резко вскрикивали. Вороны, не обращая на них внимания, с сосредоточенным видом ковыляли дальше.

К берегу приближалась лодка с двумя рыбаками. Один взмахивал веслами, второй с удочками сидел на корме.

Ветер белым пузырем вздул на его спине рубашку. Который с удочками, помахал Сороке рукой и что-то крикнул, но ветер отнес слова в сторону. Вороны, заметив лодку, забеспокоились, запрыгали прочь, а потом взлетели.

Нос узкой деревянной лодки с тихим шорохом зарылся в песок, Сорока помог ее вытащить подальше на берег.

- Как рыбалка? - поинтересовался он.

Владислав Иванович и Сережа переглянулись. И вид у обоих при этом был таинственный.

- Ты не поверишь, мы на блесну зацепили… акулу, - стал рассказывать Сережа. - Я как увидел ее, чуть за борт не свалился…

- Ну и где же она, ваша акула?

- Оборвала блесну - и тю-тю!

- Кто-то действительно большим схватил блесну, - проговорил Владислав Иванович, закуривая.

- Я сам где-то читал, что однажды кит заплыл в Неву, - сказал Сережа. - И акула могла сюда приплыть…

- Приплыть - вряд ли, - вступил в разговор Владислав Иванович. - А вот прилететь - да.

- Откуда прилететь? - растерялся Сережа.

- Из космоса, - подсказал Сорока.

Сережа нагнулся к лодке и, взяв составную бамбуковую удочку, стал разбирать ее. Лицо у него было обиженное. За три года, что Сорока его не видел, Сережа вытянулся, давно перегнал в росте свою сестру. Волосы потемнели, лицо узкое, глазастое. Чем-то он походил на своего отца, а вот чем именно - было трудно определить.

- Хорошо, это была не акула, - помолчав, сказал Сережа. - Но тогда кто?

- Может быть, огромный судак? - сказал отец.

- Или крокодил? - с кислой улыбкой проговорил Сережа. - Хватит об акуле. Я знал, что мне все равно никто не поверит… - Он бросил на отца красноречивый взгляд. - Даже ты!

- Не верь чужим речам, а верь своим глазам, - сказал Владислав Иванович.

- Где Алена? - спросил Сережа.

- Думаешь, она поверит в акулу? - улыбнулся Сорока.

- Она, - с ударением произнес Сережа, - она поверит.

Владислав Иванович опрокинул лодку днищем вверх и примкнул ее цепью к ржавой железной трубе, вбитой в землю. Таких перевернутых лодок много лежало на берегу. Неподалеку возвышался гигантский, во многих местах проржавевший поплавок, очевидно, в шторм выброшенный на берег. К таким поплавкам в порту привязываются буксиры. Он стоял, наклонившись в сторону залива. На когда-то выкрашенном суриком боку железной посудины свежей белой краской было размашисто выведено: «Алена, я буду тебя ждать по субботам и воскресеньям с 20 до 21 часа!» Подписи не было.

- Кто это, интересно, намалевал? - кивнул на бак Сережа.