Изменить стиль страницы

- Кофе и всё остальное – на столе в кухне, Дуглас, - сообщила Салли.

- Спасибо, - ответил Дуглас, явно слишком занятый сопровождением друзей в столовую, чтобы слышать, что сказала Салли.

Людоед стоял в дверях столовой с тем мрачным видом, который обычно приберегал для Каспара и Джонни.

- Я уже начинаю об этом жалеть, - сказал он. – Где Дуглас взял эту ужасную одежду?

- Я купила ему, - слегка виновато ответила Салли. – Он вырос из всего остального.

- Она модная, что ли? – спросил Людоед.

- Очень.

- Этого я и боялся, - сказал Людоед и пошел включать телевизор.

Поскольку Людоед явно пребывал в своем самом яростном настроении, Каспар осмеливался лишь молча сидеть над картой Южной Америки, пытаясь выбрать проект для географии. Людоед бросил на него несколько раздраженных взглядов, но ничего не сказал. Телевидение предоставило его любимый сорт программ – тот, в котором чиновники и министры объясняют, что страна находится в состоянии значительного кризиса, но они делают то и это и еще другое, чтобы выйти из него. Каспар подавил несколько зевков, вызванных скукой, и задался вопросом, как его мать это выносит. Она спокойно проверяла длинные списки, которые, скорее всего, относились к ее завтрашней работе. Каспар думал, что сам он, если бы не пребывал в столь приятном трепете от предстоящих полетов, ни за что не смог бы этого выдержать.

А потом довольно-таки громко зазвучали «Индиго Раббер» – с середины их лучшей песни. Каспар поднял голову и почти пожалел, что не находится в столовой. То ли аппаратура Дугласа была в десять раз лучше, чем у него, то ли пластинки нуждались в чистке сильнее, чем он полагал. «Индиго Раббер» звучали великолепно – хотя лучше бы один из друзей Дугласа не начал в тот же момент, запинаясь, подбирать песню на гитаре.

- Это невыносимо! – воскликнул Людоед и включил звук телевизора на полную мощность.

Результатом стал поистине кошмарный шум, когда министр жужжал по поводу торговли, а «Индиго Раббер» храбро соревновались с ним изо всех сил, на какие были способны.

- Я сойду с ума! – скривившись, зарычал Людоед.

- Не сойдешь, - засмеялась Салли. – Убавь звук. Я хочу составить список людей, которых мы приглашаем на прием.

Людоед, конечно же, отказался убавить звук. Так что они с Салли были вынуждены в течение следующего получаса или около того орать друг другу имена, перекрикивая шум. У Каспара начала болеть голова. Его мать тоже выглядела измученной. К счастью, после этого Дуглас и его друзья взялись играть песни «Индиго Раббер» на гитарах – хотя и пронзительно, зато не настолько громко.

- Не отправить ли их по домам? – несколько раз спрашивал Людоед, но Салли не желала и слышать об этом.

- Я хочу доделать приглашения, - сказала она.

- Ты, должно быть, железная, - в итоге заявил Людоед.

Потом он заметил Каспара и велел ему идти спать. Будучи только рад уйти, Каспар начал собирать свои карты и бумаги, когда в прихожей раздались голоса, и в гостиную радостно влетел Дуглас.

- Я… - начал он.

- Я не собираюсь терпеть тебя и твой шум здесь, - сказал Людоед.

Дуглас застыл, став подавленно вежливым.

- Прошу прощения, отец. Я только хотел спросить… Понимаешь, мои друзья собираются на дискотеку. Могу я тоже пойти?

- Нет, - ответил Людоед.

Дуглас сглотнул и очень терпеливо и вежливо произнес:

- Я буду там не больше часа. Обещаю, что вернусь до одиннадцати.

- И это добрый час после того, как ты должен быть в постели. Нет.

- Может, пусть идет? – спросила Салли.

- Я уже высказывал тебе свое мнение насчет твоей снисходительности, - неприятным тоном ответил Людоед. – Это проклятое место – прибежище половины пороков города.

Желудок Каспара скрутило. Похоже, Джонни удастся-таки увидеть какой-нибудь порок.

- Но туда все ходят, - умоляюще произнес Дуглас. – Мои друзья часто там бывают.

- В таком случае мое мнение о твоих друзьях ухудшилось.

- Но они…

- Абсолютно НЕТ!

Дуглас вышел и спокойно прикрыл за собой дверь. Когда Каспар отправился наверх, он провожал друзей.

Гвинни и Джонни спали, уместившись в кровати Джонни. Каспар при виде них и сам захотел спать, но вместо этого сел на свою кровать, чтобы подождать. Он слышал, как поднялся Дуглас, и почувствовал слабый запах химикатов, когда Дуглас открыл дверь на другой стороне лестничной площадки. Затем последовала долгая, долгая тишина. Каспар почти заснул, когда Джонни вдруг резко сел.

- Сколько времени?

Каспар нашел погребенные под кучей комиксов часы.

- Десять пятнадцать.

- О, хорошо. Я раз десять уже падал на подушку, - Джонни начал трясти Гвинни. – Давай. Пора.

Они тихо засуетились, надевая теплые вещи и засовывая подушки в кровати. Десять минут спустя они стояли рядом с открытым окном, испытывая сильное возбуждение и желание захихикать. Джонни осторожно достал почти полную пробирку с химикатом и торжественно передал ее Гвинни. Гвинни закатала брючину старых брюк Джонни, которые надела для тепла, аккуратно налила жидкости в ладонь и сильно натерла ею голень.

- Ууф! Холодно!

Джонни едва успел забрать пробирку из ее руки, когда она взлетела мимо него. Пока он втирал жидкость в свою ногу, Гвинни тихонько барабанила пятками по потолку.

- А я и забыла, какое это чудесное чувство, - произнесла она.

В тот момент, когда Джонни взлетел, чтобы присоединиться к ней, Каспар смотрел на Гвинни. Он упустил возможность взять пробирку, и ему пришлось взобраться на шкаф, чтобы забрать ее из руки Джонни. Всё это казалось таким глупым и волнующим, что оба начали смеяться.

- Мальчики, вы в кровати? – позвала снизу Салли.

- Да. Как раз легли, - соврали они, крича во всё горло.

Скрючившись наверху шкафа, Каспар закатал штанину. Он так хрюкал от смеха, что налил в ладонь гораздо больше жидкости, чем собирался. Он плеснул всю ледяную пригоршню на ногу, и, когда в нем разлилась восхитительная легкость и он тоже всплыл к потолку, он обнаружил, что держит почти пустую пробирку, на дне которой осталось около четверти дюйма жидкости.

- Что с этим делать? – спросил он.

- Поставь на абажуре, - предложила Гвинни.

- Мы еще должны погасить свет, - заметил Джонни.

Опьяненный восхитительным новым чувством воздушной легкости, Каспар проплыл к центру комнаты и устроил пробирку на абажуре. Это было лучше, чем плавать. Один толчок позволял ему без малейших усилий пролететь несколько ярдов. Трудности начались, когда он попытался дотянуться до выключателя. Как раньше Гвинни, он гораздо больше весил наверх, чем когда-либо внизу. Он попытался прыгнуть – как бы ныряя – от потолка к выключателю, но как бы сильно он ни отталкивался ногами, его рука не приближалась к выключателю ближе, чем на фут.

- Почему бы не вывернуть лампочку? – предложил Джонни, которому не терпелось побыстрее отправиться.

Каспар проплыл обратно, надел перчатки и осторожно вывернул лампочку, не потревожив пробирки. Но как только в комнате стало темно, он перестал ее видеть. Он почувствовал, как перчатка коснулась верхушки абажура, вслед за чем с пола донесся глухой удар и звук бьющегося стекла.

- Пробирка упала, - сообщил он.

- Ну, мы всё равно уже использовали большую часть, - сказала Гвинни. – Пойдемте.

Каспар положил лампочку в карман и поплыл к окну. Темные фигуры Гвинни, а потом Джонни по очереди закрыли собой окно и начали подниматься ввысь. Дул довольно свежий ветер. Когда Каспар восхитительно устремился наверх мимо стены, водосточного желоба и блестящей крыши, он обнаружил, что его несет над крышей следующего дома к центру города. Джонни плыл на фоне оранжевого сияния городских фонарей примерно в десяти ярдах впереди, а Гвинни в десяти ярдах за фонарями и на несколько футов выше, поскольку она была легче. Зрелище вызвало у Каспара странное, потрясающее, возбуждающее чувство – как если бы должно было случиться нечто великолепное. Будучи хорошим пловцом, он легко догнал брата и сестру.