И тут кто-то постучал в дверь. Они посмотрели друг на друга.
- Погодите! – сказал Каспар и, зная, что это бесполезно, крикнул: - Убирайся!
Естественно, дверь открылась, и младший сын Людоеда Малколм с добродетельным видом появился в проеме. Джонни успел взмахнуть оберточной бумагой, накрывая химический набор, и они с Гвинни загородили его собой.
- Мой отец велит тебе выключить эту проклятую штуковину, - доложил Малколм, обведя комнату неодобрительным взглядом. – Немедленно.
- О, нэсомнэнно, он вэлит, клянусь Юпитэром, - сказал Каспар – от пижонского выговора Малколма у него всегда чесался язык. – А что, если нэ выключу?
- Тогда получишь нагоняй, - холодно ответил Малколм.
Он всегда реагировал хладнокровно на любые слова или действия Каспара, хотя и был на год младше. Они подозревали, что своим отвратительным хладнокровием он обязан тому, что вплоть до последнего семестра учился в шикарном пансионе. Сейчас, увы, Малколм ходил в ту же школу, что Каспар и Джонни.
К несчастью, как это часто бывало, замечание Малколма было справедливо. Прекрасно понимая, что он получит нагоняй, Каспар наклонился и убавил звук, прямо посреди лучшей песни.
- Он сказал выключить, - заметил Малколм.
Будто, чтобы подчеркнуть его правоту, снизу прогремел голос Людоеда:
- Полностью выключить, я сказал!
С черной ненавистью в сердце Каспар подчинился.
Малколм тем временем холодно посмотрел туда, где Джонни и Гвинни сидели на корточках перед набором для химических опытов.
- На чем это ты там сидишь, Мельхиор? – спросил он.
Джонни скрипнул зубами:
- Не твое дело.
Ярость Каспара возросла. Он ненавидел, когда Малколм называл Джонни Мельхиором, пожалуй, даже больше, чем сам Джонни, потому что он знал: это издевка над его собственным абсурдным именем. Типично для Малколма – найти способ оскорбить обоих одновременно. Он и Гвинни как-то назвал Вальтасаром, вот только Гвинни не разобрала, что он сказал, и в слезах пришла к матери, потому что Малколм сказал, что она облысеет. С тех пор Малколм ограничивался Мельхиором, и одно это уже достаточно сводило с ума.
Малколм еще раз обвел взглядом захламленную комнату и повернулся, чтобы уйти.
- Должен сказать, эта комната была…
Но он слишком часто говорил это прежде, так что они все трое хором закончили:
- …гораздо чище, когда была моей.
- Так и есть, - сказал Малколм. – Сейчас здесь настоящий свинарник.
Потеряв терпение, Каспар спрыгнул с кровати и бросился через комнату, спотыкаясь и с хрустом наступая на валявшиеся на полу вещи.
- Убирайся, ты!
Тихо хихикая, Малколм предусмотрительно выскочил на лестничную площадку. Хихиканье стало для Каспара последней каплей. Рыча оскорбления, он кинулся следом за Малколмом, а остальные двое бросились за ним, чтобы посмотреть, как свершится справедливость – во всяком случае, они на это надеялись.
Людоед снизу снова зарычал, требуя тишины. Никто не обратил внимания. Поскольку на лестничной площадке Малколм стоял в защитной позе над набором для химических опытов – идентичным тому, который Людоед дал Джонни.
- Гляньте-ка! – пронзительно воскликнула Гвинни.
- Если вы испортите его, - еще пронзительнее сказал Малколм, - я расскажу отцу.
- Можно подумать, я собирался его трогать! – ответил Джонни. – У меня есть такой же. Съел?
- Так что ты вовсе не любимчик, как ты думал, - добавил Каспар.
- Это нечестно! – озвучила Гвинни тайные мысли Каспара. – Почему он вам двоим купил подарки, а нам нет?
- Потому что вы мелкие чучела, - заявил Малколм. – И Дуглас тоже не получил подарка.
- Потому что он большое чучело, - парировал Каспар. – Рядом с Дугласом даже твоя страхолюдность бледнеет.
После этих слов Малколм наклонил голову и попытался боднуть Каспара в живот. Каспар увернулся. Малколм влетел в перила так, что весь дом вздрогнул от удара. Джонни и Гвинни зааплодировали. Людоед закричал, требуя тишины. И снова никто не обратил внимания. Каспар понял, что Малколм теперь в его власти и зажал под рукой его голову. Малколм вопил и пинался, пытаясь освободиться, но Каспар должен был отомстить за целый месяц насмешек и хихиканий, и сейчас даже Людоед не мог заставить его отпустить. Гвинни выкрикивала поощрения. Джонни кричал, советуя, обо что ударить Малколма.
На другой стороне лестничной площадки распахнулась дверь, и словно разбуженный великан в драку вступил Дуглас. Он был почти таким же высоким, как Людоед, и настолько взрослым, что его голос уже начал ломаться, так что рык, с которым он бросился на Каспара, получился дребезжащим:
- Отпусти его! Он младше тебя!
Он растащил Каспара и Малколма в стороны. От перил отразилось эхо. Каспар протестовал. Малколм обвинял. Джонни и Гвинни кричали на Дугласа. Рык Людоеда внизу превратился в непрекращающийся, похожий на бычий, рев.
- Что происходит?
Каспар поднял взгляд из-под руки Дугласа. Наверху лестницы стояла его мать со страдающим и изможденным видом. С тех пор, как она вышла замуж за Людоеда, это страдающее и изможденное выражение почти не покидало ее лица. Что совсем не помогало им относиться к Людоеду добрее.
Никто не ответил. Дуглас оттолкнул Каспара и отступил на другую сторону лестничной площадки, к Малколму. Каспар также отступил, встав между Гвинни и Джонни, и обе семьи стояли, испепеляя друг друга взглядами и тяжело дыша.
Салли МакИнтайр перевела взгляд с одних на других и вздохнула:
- Хотела бы я, чтобы вы все постарались запомнить, что вас теперь пятеро. Это был кошмарный шум.
- Извини, Салли, - очень благонравным хором произнесли Малколм и Дуглас.
- И, Каспар, - продолжила Салли. – Джек говорит, ты можешь слушать пластинки в любое время, когда его нет дома.
- Большое дело! – совершенно неблагонравно ответил Каспар. – Что я должен делать, если он всегда дома!
- Обходись без пластинок, - заявил Дуглас. – Я вот могу обойтись без «Индиго Раббер». Они омерзительны.
- Как и твоя игра на гитаре, - парировал Джонни, защищая Каспара.
- Ну, ну, Джонни, - произнесла его мать. – Не могли бы вы трое зайти на минуту, пожалуйста.
Они угрюмой толпой вернулись в комнату мальчиков и скорбно посмотрели в измученное лицо матери.
- Боже, какой беспорядок! – в первую очередь заметила она, а потом сказала: - Послушайте, вы все, сколько раз я должна повторять, чтобы вы были внимательнее к бедным Дугласу и Малколму? Им очень тяжело, поскольку пришлось отказаться от отдельных комнат и сменить школу. Им гораздо сложнее, чем вам.
Последовало наполненное тяжелым дыханием молчание. Каспар сумел не ответить, что тот же Малколм сделал всё, чтобы им жилось не легче.
- Станет лучше, - продолжила Салли, - когда мы сможем позволить себе дом попросторнее. Просто потерпите. А тем временем, не расчистить ли нам немного эту комнату?
Она наклонилась, чтобы подобрать оберточную бумагу у своих ног и раскрыла набор для химических опытов.
- Где вы это взяли?
- Лю… Джек дал мне его только что, - ответил Джонни.
Усталое лицо Салли расплылось в очаровательной улыбке.
- Как мило с его стороны! – воскликнула она.
Подобрав крышку от коробки, она с нежностью изучила ее. Они хмуро наблюдали за ней. Самое худшее состояло в том, как Людоед околдовал их мать – что бы он ни делал, она считала это правильным.
- Как щедро! – сказала она. – Нетоксично, гарантированно невзрывоопасно. О, Джонни, ты должен быть доволен!
- Он подарил такой и Малколму, - сообщил Джонни.
- Весьма предусмотрительно. Так он не будет чувствовать себя брошенным.
- Но мы чувствуем, мамочка, - сказала Гвинни. – Он ничего не подарил ни мне, ни Каспару. Ни Дугласу, - добавила она, не желая, чтобы Людоед превзошел ее в справедливости.
- О, ты хоть будь благоразумной, Гвиневра, - необдуманно произнесла Салли. – Ты же знаешь, мы сейчас в трудном положении. Иди накрой на стол и перестань жаловаться. И комната должна быть убранной до ужина. Я попрошу Джека проверить.