Детектив Гаррисон добродушный. Но, думаю, этот случай выше его компетенции. Он не уверен, что со мной делать, поэтому пытается накормить пончиками и бутербродами. Я не ем ничего, но ценю его внимание. Со мной в комнате ещё шесть человек; двое из них прислонились к стене, остальные сидят. Я даю показания. Рассказываю в диктофон, на что были похожи последние четырнадцать месяцев; каждый день, каждое чувство голода, каждый раз, когда я думала, что один из нас умрёт. Когда я заканчиваю, в комнате воцаряется тишина. Детектив Гаррисон первым издаёт звук, откашлявшись. Вот тогда я осмеливаюсь спросить об Айзеке. До сих пор мне было слишком страшно. Мне больно даже думать о нём. А когда кто-то говорит о нём вслух… это ощущается так неправильно. Он был со мной всё это время. Теперь его нет.

— Доктор Элгин перевезла его через канадскую границу и доставила в больницу в штате Виктория. Хотя «доставила» слишком громко сказано, — отвечает детектив. — Она бросила его за пределами приёмного покоя и сбежала. Он был без сознания в течение двадцати четырёх часов, прежде чем, наконец, начал приходить в себя. Схватил медсестру за руку и успел произнести Ваше имя. Медсестра сразу же его узнала благодаря шумихе в средствах массовой информации, которая поднялась, когда Вы исчезли. Она сообщила в полицию. К тому времени, когда они добрались до Айзека, он уже был в состоянии говорить. И рассказал, что Вы в хижине где-то недалеко от утёса, но большей информации у него не было.

Я слушаю молча.

— Так он в порядке?

— Да, он в порядке. Он со своей семьёй в Сиэтле.

Это одновременно больно и приносит облегчение. Интересно, на что это похоже — встретиться со своим ребёнком в первый раз.

— Как она это сделала? Привезла нас обоих в этот дом? Пересекла границы? Должно быть, ей оказали помощь.

Он качает головой.

— Мы по-прежнему допрашиваем её. Она отвезла Айзека в больницу в караване (Прим. ред.: автомобиль «Додж Караван»). Она была в том же караване, когда пыталась пересечь границу, возвращаясь обратно на Аляску. Когда они обыскали её автомобиль, то обнаружили потайное пространство, достаточно большое, чтобы туда поместились два тела. Мы думаем, она дала вам наркотик и доставила туда. Мы ничего не знаем о помощнике, мы до сих пор её допрашиваем.

— Обратно на Аляску? — спрашиваю я. — Она возвращалась за мной?

Он качает головой.

— Мы не знаем.

Я расстроена и ударяю кулаком по столу.

— А что вы знаете?

Он выглядит обиженным. Я стараюсь смягчить свою реакцию. Это не его вина. Или, может, его.

— Как тогда вы меня нашли?

— Канадские полицейские разослали ориентировку о её транспортном средстве. Она была схвачена на границе. И дала нам координаты дома, где держала Вас.

— Так просто?

Он кивает.

— Я не понимаю.

— Дом находится на большом участке земли, которым она владеет. На самом деле, большой — это мягко сказано. Она владеет землёй в сорок тысяч акров. Её покойный муж владел нефтяными скважинами. Он также был теоретиком катастроф. И опубликовал несколько книг по выживанию после Армагеддона. Мы думаем, что он построил этот дом, вдохновлённый этими теориями.

— Вы знаете всё это, но не знаете, что она собиралась сделать со мной?

— Легко найти информацию, которая уже есть, мисс Ричардс. Извлечь информацию из человеческого ума немного сложнее.

Может быть, я недооценила добродушного детектива Гаррисона.

— Моя мать ...? — спрашиваю я.

Он наклоняет голову, хмурясь.

— Ничего.

Возможно, она не приложила к этому руку. Возможно, Сапфира нашла её и прочла книгу, не связываясь с ней.

— Я хочу вернуться домой, — вдруг объявляю я.

Он кивает.

— Ещё несколько дней. Потерпите нас...

Ник ждёт меня, когда мой рейс приземляется в Сиэтле. Я знала, что он будет там, потому что писатель связался со мной по электронной почте, желая знать, когда я возвращаюсь домой. Он спросил, может ли встретить меня. Я послала ему быстрый ответ, назвала дату, время и номер рейса. Когда спускаюсь вниз к эскалатору багажа, Ник замечает меня не сразу. Писатель выглядит нервным, что необычно для него. Я прячусь за огромным растением и подглядываю за ним сквозь листву. Моя муза. Мои десять потраченных впустую лет. Раньше, когда я его видела, мои эмоции бушевали. Я чувствовала, будто падаю вниз, вниз, вниз всё глубже. Теперь он просто выглядит как парень в плаще с избытком геля в волосах. Нет, это несправедливо. Выглядит как чан, полный воспоминаний: его руки, его губы, его тело, всё это память. Но они не влияют на меня так, как раньше. Либо год лишения свободы сделал меня онемевшей, либо я переросла любовь всей моей жизни.

— Куда же делось всё твое волшебство, Ник? — произношу я сквозь листву. Хотела бы я знать, там ли оно ещё. Когда мы встретимся, почувствую ли я это, как в какой-то банальной истории любви.

Он одиноко сидит в кресле аэропорта и с опасением на лице наблюдает за прохожими. Это тонкая умственная картина. Ник видит меня, как только я выхожу из своего укрытия. Когда я иду к нему, он быстро встаёт. Обнимает меня без колебаний и с такой фамильярностью, что моё сердце невольно сжимается. Может быть, это искра.

Он знает меня. Он знает, что сказать, а что не говорить. Ник говорит на языке моего лица, и ждёт моего выражения, чтобы подобрать свой тон. Вот что делает время. Оно дает пространство, чтобы узнать друг друга. Я расслабляюсь в его объятиях. Нет смысла бороться с чем-то подобным.

— Бренна. — Выдыхает он в мои волосы.

 Я хочу назвать своё имя, чтобы исправить его, но слова застревают в горле.

— Ты готова? — спрашивает он. — У тебя есть багаж?

Я качаю головой.

— У меня ничего нет.

Ник берёт меня за руку и ведёт на стоянку. Он взял напрокат машину. Я сворачиваюсь на переднем сидении и смотрю на него. Ник единственный человек, на которого я могу смотреть и не чувствовать себя неловко.

Всю поездку домой я жду, чтобы Ник спросил меня об этом. Всё, что угодно. Хоть что-то. Всё, что угодно. Почему он не спрашивает? Несправедливо ждать этого от него. Ник никогда не выпытывал. Он ждёт и знает, что со мной можно ждать вечно. Но теперь я привыкла к чему-то новому. Забавно, как это произошло. Теперь я мысленно умоляю его, чтобы он спросил меня о чём-то. О чём угодно. Пока колеса автомобиля распыляют воду на шоссе, я чувствую в себе изменения. Когда это случилось? Даже не знаю. Наверное, там, в доме, посреди снега. Когда хирург вскрывал меня эмоционально, а музыкант подарил мне больше цвета, чем я могла принять.

В Вашингтоне сейчас лето. Как жаль. Когда мы подъезжаем к моему дому, там полно журналистов. Они выглядят сонными, пока не замечают приближающийся автомобиль. Интересно, как долго они здесь находятся. Я прилетела в Сиэтл под своим настоящим именем, чтобы избежать этого. Схватив прядь волос, я накручиваю её на палец и отпускаю, отворачиваюсь от них и указываю Айзеку в сторону гаража на другой стороне моей подъездной дороги. Ник. Я указываю Нику в сторону гаража. Тру свой лоб. У меня нет ключей, поэтому нам придётся пройти через гараж, чтобы попасть в дом. Я называю ему код для двери гаража, он выскакивает и набирает его. Они не могут подняться по моей дорожке, но я слышу, как позади выкрикивают моё имя.

 Сенна!

Сенна Ричардс!

Знали ли Вы, что мисс Элгин стояла за вашим похищением?

Сенна, скажите нам, как это было? 

Сенна, Вы виделись с Айзеком Астерхольдером?

Сенна, Вы думали что умрёте?

Затем гараж закрывается, приглушая их какофонию.

 Бум!

Бум!

Бум!

Стучит моё сердце...

Ник открывает для меня дверь, и мы входим в мой дом. Пыль заполняет мой нос и рот, когда я вдыхаю четырнадцатимесячный спёртый воздух. Слегка прикасаюсь к его руке. Он переворачивает руку и переплетает свои пальцы с моими. Осматривает со мной одну комнату за другой, и я чувствую себя призраком. Мужчина никогда не был в моём доме. Делать деньги на разбитых сердцах — это хороший бизнес. Когда мы достигаем белой комнаты, я резко останавливаюсь в дверях. Я не могу войти. Айзек смотрит на меня сверху вниз. Ник. Ник смотрит на меня сверху вниз.