— Я не очень понимаю, товарищи, — оттолкнувшись руками от стола и откинувшись на спинку стула, поднял голову Молотов, оглядывая в поисках поддержки присутствующих, — в каком качестве я здесь нахожусь. В каком качестве здесь товарищ Сталин, товарищ Киров, даже роль товарища Берия мне не ясна. Нарком внутренних дел знал или нет о Сталинградской речи заранее? Или товарищ Любимов самочинно присвоил себе исключительные полномочия и поставил партию перед фактом? Мы что, исполнители его воли? Вы бы, товарищ Берия, своему капитану хоть майора присвоили бы что ли! Мне не по себе становится, когда он приказывает маршалу Ворошилову и флагману флота второго ранга Кузнецову остаться, остальным выйти! — подпустил сарказма в конце своего выступления глава НКИД.
— Если отбросить уязвлённое самолюбие, то какие у вас аргументы против?! — я давно уже зарвался и отступать мне некуда, но сейчас я буквально кожей, по пробежавшим вдоль хребта к голове мурашкам, почувствовал, что на меня накатывает то самое, внутреннее, сидящее глубоко чувство ярости, которое, уверен, хорошо помнит Берия по кончику клинка, царапнувшему ему пенсне. — Да, я вышел за рамки подготовительного этапа операции "Кукушка". Да, произнёс речь, когда мне представился удобный для этого случай. Заранее не планировал, так получилось. И ничуть об этом не жалею! В рамках операции эту речь всё равно необходимо было произнести. И чтобы было, пойди я советоваться со старшими товарищами, как говорил Исидор Любимов? Или вы не присутствовали на заседании ЦК и Совнаркома? Была бы произнесена эта речь? А прояви я чудеса красноречия и убеди ЦК принять курс углублённого построения социализма в СССР, кто бы мог с такой программной речью выступить? Только Предсовнаркома товарищ Сталин или генеральный секретарь ВКП(б) товарищ Киров! Но вы видели реакцию товарищей в ЦК! Не сомневаюсь, то же самое будет и на республиканском уровне и ниже. Можно только представить, какой шквал критики обрушился бы на товарища Сталина или товарища Кирова! На мозг страны и на её душу! И это накануне войны, когда единство народа, партии и правительства как никогда важно! Уж лучше пусть языки сотрут, упрекая и критикуя какого-то капитана Любимова, чем недоверие к людям, которые должны вести СССР к победе! А дело всё равно делать будут! Потому, как сказал товарищ Киров, что народ меня поддерживает! И молчать я не собираюсь, буду давить с помощью рядовых членов и простых трудящихся, пока партия стратегию концентрации не примет! Или не создаст лучшую! Где ваша стратегия победы коммунизма, товарищ Молотов? В чём она? В бесполезных тратах на Коминтерн, дающих прямо противоположный результат в виде фашистских государств?
Киров, видя, что разговор пошёл на повышенных тонах, а Сталин, в глубокой задумчивости, никак не реагирует, постучал карандашом по стоящему перед ним на подносе графину, призывая к спокойствию.
— Товарищ Любимов не имеет опыта партийной работы, поэтому торопится и горячится, — сказал Иосиф Виссарионович, встав с места и принявшись прогуливаться вдоль окон, попыхивая дымком.
— Может нам следует рекомендовать в кандидаты в члены ЦК? — полувопросительно, полуутвердительно предположил Киров. — Так он может и опыта набраться, и будет обязан решать все вопросы в рамках Центрального Комитета, а не бросаться сразу на митинги.
— Нет, — развернувшись, Сталин махнул в сторону рукой, держащей трубку. — У нас тогда вся работа встанет. Будем только отбивать его от критики. Подождём, пока дорастёт. Пока не войдут в ЦК те, кто мог бы его поддержать.
— Вы что же, товарищи, — удивлённо спросил Ворошилов, — считаете, что капитан Любимов достоин стать кандидатом в члены ЦК? После всех его выходок? После того, как он самочинно взялся определять судьбу партии и всего СССР? Хотите, чтобы это всё сошло ему с рук? Товарищи нас не поймут, если мы не призовём капитана Любимова к партийной дисциплине и не поставим на место!
— Вы, товарищ маршал, хоть живьём меня сожрите, только б Союз не прос. ли, — брякнул я в сердцах.
— Капитан госбезопасности Любимов! — одёрнул меня Лаврентий Павлович. — Следите за языком! Не на базаре!
— Больно слышать, товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга, — начал я горько жаловаться, — как какой-то капитан здесь всё о коммунизме, о СССР, о мировой войне, которая вот-вот начнётся, соловьём разливается. А некоторые товарищи всё о том, какой этот капитан нехороший, да ещё и невежливый. Тут в пору все загибы наркома автотракторной промышленности, бывшего балтийского матроса товарища Лихачёва, перебрать. Тут товарищ Молотов сказал, что ему непонятна его роль. Мне она, а также роль некоторых иных товарищей, тоже всё менее понятна. Они поддержали повсеместное внедрение в народное хозяйство СССР "параллельной системы", благодаря которой нерадивых неумолимо наказывает сама жизнь, без всяких скидок и поблажек. Они одобрили систему курсов переподготовки, благодаря которым Красная Армия уже два года существует в квазивоенном режиме. Её роты, полки, дивизии, несут самые натуральные потери в комсоставе. Разве что не убитыми и ранеными, а отправленными на учёбу. Но столкнувшись с тем, что приняв стратегию концентрации им придётся работать как чертям в аду, чтобы доказать превосходство социализма на деле, они вдруг начинают критиковать. А ведь принцип один и тот же. Именно дело будет показывать, кто и на что годен. Показатель работы абсолютно объективный и выражаться он будет в ежегодном, даже ежедневном количестве новых граждан СССР, переселившихся в социализм из буржуазного мира. Может, они просто по-настоящему не верят в преимущества социализма? Или им просто удобно жить в личном коммунизме, который им обеспечивают работающие не покладая рук трудящиеся? Мне, как рядовому коммунисту, которому партия регулярно ставит невыполнимые задачи, такая позиция товарищей не понятна. Вот и товарищ Ворошилов, обеспечивший мне персональную головную боль с постройкой далеко не самого первостепенного, но дорогого и сложного сверхтяжёлого танка, хочет поставить меня на место. Работай, негр, солнце ещё высоко! И ещё плати, если задача окажется действительно неподъёмной! А не хочет ли товарищ маршал получить игрушку за свой собственный счёт?
— Семён Петрович, — стал увещевать меня Киров, даже обратившись не по-партийному, а доверительно, — вы перегибаете палку. — Эдак вы договоритесь до того, что причислите ЦК и партактив к эксплуататорским классам.
— Я всего лишь хочу, товарищ Киров, чтоб СССР жил. И был самой честной страной мира, где социалистический принцип "от каждого по способности — каждому по труду" неукоснительно выполняется.
— Это всё лирика, — отозвался со своего места Молотов, уже просчитавший, что Сталин с Кировым готовы принять мою позицию, Берия повязан операцией "Кукушка", а с отмалчивающимся сейчас Кузнецовым всё и так было ясно после просмотра хроники. — Но вы, товарищ Любимов, осознаёте ответственность за свои поступки, которую вам придётся понести, если они заведут партию на кривую дорожку?
— Я, товарищ Молотов, полностью осознаю, что, несмотря на все наши труды, совокупный потенциал буржуазного мира превосходит наш многократно. Надежды на международное коммунистическое движение иллюзорны. Сил всех коммунистов Европы и не только, не хватает даже на то, чтобы отбить у Франко Испанию. Где уж им защитить СССР. Кардинальная смена внешнеполитического курса с целью перессорить наших врагов давно назрела. И если я в этом вопросе ошибаюсь, то наказание мне последует неотвратимо, помимо воли вас, кого либо из присутствующих, либо иных товарищей. Жизнь накажет, уничтожив всё, что мне дорого. Мою страну, мой народ, товарищей, мою семью и меня самого. Ибо империалистический мир побьёт нас в мировой войне, какой бы героизм в бою мы не проявили. Однако, точно такова же цена бездействия. Да, товарищ Молотов, я полностью осознаю и свою ответственность и вашу. Более чем.
Вот и наступил решительный момент. И мною, и Берией, и нашими открытыми критиками все слова сказаны. Теперь очередь Сталина и Кирова. В принципе, с точки зрения Дела, я не сомневался, что Сталин встанет на мою сторону. Поступил же он точно также, правда, без крайностей в виде новых стратегий развития социализма, в "эталонном" мире? Да, там он осторожничал, тянул до последнего, а здесь я поставил его перед необходимостью решать всё прямо сейчас, но всё же. Другое дело, что Сталину и Кирову надо повернуть дело так, чтобы и другие коммунисты в высших эшелонах власти приняли разумом неизбежное. Провести ту работу, которой я просто пренебрёг. Это капитан Любимов может переть к цели напролом, невзирая на личности. Предсовнаркома Сталин обязан сохранить единство партии.