— Мне нужна справка, — начал он. — Когда конкретно господин Готенбах ушёл вчера вечером из гостиницы?
— Мы не следим за проживающими у нас. — Взгляд блондинки был неприветлив.
— Жаль. По крайней мере в данном случае. Он протянул ей своё удостоверение. Она мельком посмотрела.
— Я вечером не работала.
— Опять жаль. Никто не мог бы сообщить мне что-нибудь о времяпрепровождении Готенбаха в последние дни?
Следовало установить, был ли переводчик на садовом участке своего шурина вечером в день убийства или нет. Если был, то нужно его попросить описать последние недели и дни его сестры, её отчаяние, нужно, чтобы он заговорил о моральной вине Олафа Люка в её. смерти. Тогда какой-нибудь фразой, необдуманным словом он наверняка выдаст себя. Если, конечно, он убийца.
7
Сон — предатель. На лице спящего Симоша можно было прочесть то, в чём старший лейтенант никогда бы не сознался, — тяжесть усилий, затраченных в течение напряжённого рабочего дня, и отвратительные переживания. Он задремал в кресле. Жена провела рукой по его волосам, и он проснулся.
— Девочка моя! — Симош протёр глаза и зевнул. — Я сегодня чудесно провёл время. Был на берегу Эльбы, на садовом участке, где цветёт осенний безвременник, выпил кофе с одной пожилой дамой, затем побывал в баре и поднялся с господином в его гостиничный номер.
Кристина рассмеялась:
— Столько развлечений, как у тебя на твоей работе, у других людей не бывает даже вовремя отпуска.
С утра в понедельник Симош поручил одному из сотрудников проверить ещё раз алиби Готенбаха, его образ жизни и финансовое положение. Потом позвонил криминалисту. Нужно как можно быстрее исследовать ботинки Дирка Кройцмана. Однако криминалист оказался на совещании.
Симош разочарованно положил телефонную трубку на аппарат, и тут в кабинет вошёл лейтенант Ольбрихт.
— С добрым утром, шеф, — сказал лейтенант весело.
— О том, что оно доброе, не может быть и речи. Да и вообще утро уже кончается. Где это вы пропадали?
— У прекрасной Аннерозе, Я потратил полвоскресенья на её поиски. Это та самая дама, которая оставила на участке Люка безупречные отпечатки подошв обуви тридцать девятого размера. Она сейчас ждёт у двери, когда мы её допросим.
— Сначала доложите, что вы о ней узнали.
— Пять лет назад она была любовницей Рандольфа, соседа Люка по садовому участку. Замужем, работает в садоводческом управлении, имеет четырёхлетнего сына. Семья на вид крепкая, репутация хорошая, претензий по работе нет.
— Что значит — на вид крепкая?
— Это значит, что она замужем уже больше восьми лет, а любовницей Рандольфа была пять лет назад, — пояснил Ольбрихт и добавил: — Такое случается в этом грешном мире.
— Вы разговаривали с Рандольфом?
— Да. Он отрицает, что знаком с прекрасной Аннерозе. «Ты имеешь дело не с шутом гороховым», — сказал я себе и ему тоже. Вот так. Под конец он сознался, но утверждает, что уже пять лет ни разу не видел её. Тут он непоколебим, просто категоричен. Я уверен, лжёт.
— Как фамилия Аннерозе?
— Зайффарт.
— Она знает, о чём я собираюсь с ней говорить?
— Ну, если ей подсказала нечистая совесть…
— Хорошо. Давайте её сюда.
Зацепившись рукавом за ручку двери и тихо, но очень неприлично выругавшись, Ольбрихт пригласил фрау Зайффарт в кабинет и придвинул ей стул:
— Пожалуйста, садитесь.
Симош представился, а лейтенант подошёл к окну, облокотился о тёплые батареи центрального отопления и вытащил пачку сигарет.
— Не желаете?
Фрау Зайффарт покачала головой. Взгляд её был насторожённым. Выглядела она лет на тридцать с небольшим. Крупная, спортивного вида женщина с коротко постриженными тёмно-русыми волосами. Чувствовалась в ней какая-то сила.
— Мы пригласили вас сюда, — начал Симош, — потому что нам нужна одна справка. Вы знаете некоего господина Люка?
— Нет, я не знаю никакого Люка, — ответила она спокойно.
— Я имею в виду соседа господина Рандольфа по даче.
— Никакого господина Рандольфа я тоже не знаю.
Хорошее начало! Симош молчал, ожидая, пока тишина в комнате станет мучительной. Как свидетельствовал его опыт, такое немое сидение напротив сбивало посетителей с толку, они начинали Нервничать, исправляли свои показания, вызванные укоризненным молчанием. Но. только не фрау Зайффарт. Она сидела совершенно безучастно, не обнаруживая ни малейших признаков волнения. И тут вклинился лейтенант:
— Это очень разочарует господина Рандольфа. Он не только хорошо помнит вас, но и охотно вспоминает.
— Ах, вот о ком идёт речь, — ответила фрау Зайффарт равнодушно. — Это было так давно, я уже успела забыть об этом знакомстве.
— В те давние времена вы бывали у него на даче и теперь наверняка вспомните, что фамилия его соседа Люк, — сказал Симош…
— Мы с ним не общались.
— Что же вам нужно было недавно на его садовом участке? Вечером, в темноте?
— Тут, должно быть, какая-то путаница. — Женщина невозмутимо посмотрела Симошу в лицо.
— Было бы лучше, фрау Зайффарт, если бы вы использовали свой шанс.
— Не понимаю.
— Шанс оправдаться. Зачем вы ходили на садовый участок Люка в тот вечер, когда его убили?
Она собрала все силы:
— Я об этом ничего не знала.
— Что ж, теперь знаете, поэтому должны понимать, почему я настаиваю на том, чтобы вы объяснили свои действия.
— Я не видела господина Люка много лет.
— Вы не помните фрау Бахман? Она спутала вас с фрау Люк и окликнула. Кроме того, нам удалось зафиксировать следы ваших туфель. Размер тридцать девять.
— Ведь это ваш размер обуви, не правда ли? — спросил между тем Ольбрихт. Она спокойно повернулась к нему и кивнула.
— Все имеющиеся у вас туфли мы сравним с отпечатками следов, — сказал Симош.
— Я думаю, это ни к чему, — улыбнулся Ольбрихт, глядя на ноги фрау Зайффарт. — Ведь те самые туфли на вас, не так ли?
— Да.
Симош отметил, что она лгала не просто ожесточённо, а сознательно и ловко. Пока имелась возможность, она неуклонно придерживалась своей версии. Следы обуви, зафиксированные полицией, серьёзное вещественное доказательство, оно вынудило её признать то, что нельзя опровергнуть.
— Что вам было нужно от Олафа Люка? — быстро спросил Симош.
— Ничего. Я ошиблась участком. Я шла к господину Рандольфу. — Её голос звучал совершенно естественно.
Симош сидел ошеломлённый. Прежде чем он смог что-либо Ответить, лейтенант подошёл к женщине и положил руку ей на плечо.
— Ну, тогда всё понятно, — сказал он весёлым голосом. — Вы по ошибке попали на участок Люка, он этим воспользовался и стал к вам приставать. Защищаясь, вы слишком сильно ударили его камнем по голове.
Она набросилась на Ольбрихта:
— Никто не может меня обвинять! Я его не убивала!
— Если вы наймёте хорошего адвоката, то, может быть, отделаетесь статьёй о необходимой обороне.
— Не прикасайтесь ко мне.! Вы не имеете права так со мной обращаться, в чём-то меня обвинять и задерживать!
— Мы ни в чём вас не обвиняем, — пояснил Ольбрихт. — Мы вас подозреваем, и наверняка не без 'оснований. — Он вопросительно взглянул на Симоша: — Вы оформите всё необходимое? Я тем временем доставлю её в тюрьму.
Симош кивнул, не торопясь достал из ящика стола формуляр. К сожалению, подумал он, её задержание не принесёт никакой пользы, если она по-прежнему будет лгать или отмалчиваться.
— Из-за одного лишь подозрения вы не имеете права сажать меня в тюрьму!
— Имею, — отрезал Симош. — Обстоятельства дают для этого основания.
— Мой ребёнок один дома, муж на работе.
— Когда речь идёт об убийстве, с этим можно не считаться.
— Речь идёт вовсе не об убийстве. Я… я приносила деньги господину Люку.
— Сколько? — спросил Симош равнодушно. — И за что?
— Двести марок. Он одолжил их господину Рандольфу.
Тут вмешался Ольбрихт.
— Лучше всего, если вы ещё раз всё обдумаете, притом здесь, у нас, — сказал он со вздохом. — Мы предоставим вам достаточно времени: целый день и целую ночь. Может быть, завтра утром вы всё вспомните.