Мокеев подумал-подумал и написал Вале, что не зовет ее в этот городок, думает рассчитаться — не по душе место. В детали он вдаваться не стал — не по душе, и все.

Рассчитался, заехал к матери, сказал свое мнение относительно дальнейшей жизни. Поехал к сестренке Нинке в Питер, погостил у нее в субботу, от поезда до поезда. В воскресенье утром вылез на знакомой станции с елками вокруг большой станционной клумбы и потопал влево, через пути, к Вале. У родителей ее был маленький домик на окраине, почти в лесу. В домике том и сейчас они живут, на восьми метрах. Туда и подполковник бытовой приходил, из управления. Что-то дело снова заглохло — нужно бы поворошить насчет квартиры...

На дороге было относительно свободно, машины шли осторожно, лед поблескивал под фарами. Длинный спуск у совхоза Мокеев с тревогой рассматривать начал издалека — еще не совсем стемнело. Машины наверху замирали, будто водители задумывались, не переждать ли, и Мокеев понял, что спуск посыпать еще не успели. И решил, что сейчас же заедет к механику в совхозный гараж и заставит посыпать спуск сию минуту — не уедет, пока не сделают.

Он подъезжал к повороту, когда наверху появился «МАЗ», не задержался, перевалил через гребень и пошел вниз, не сбавляя скорости. И внутри замерло, и Мокеев понял — вот оно...

Внимательно следя за «МАЗом», он повел «Москвича» навстречу, по самой обочине, взглянул в зеркальце и увидел радиатор автобуса сразу за собой. Водитель в автобусе вопросительно заглядывал вперед, на Мокеева, будто испрашивая разрешения на обгон, не понимая, почему тот замешкался, И больше Мокеев не видел ничего, кроме «МАЗа» на спуске. «МАЗ» уже шел косо, и Мокеев вдруг сказал вслух: «Не тормози теперь, только не тормози», — но водитель в «МАЗе», должно, не услыхал — машину тащило вниз, разворачивая поперек полотна. Мокеев увидел длинный кузов с какими-то ящиками, перехваченными сверху веревкой. Может, какой вмерзший камушек попал «МАЗу» под колесо, потому что теперь его несло уже задом наперед и продолжало крутить, и выходило так, что «МАЗ» успеет сделать еще один поворот и на уклоне дороги, где медлил Мокеев и автобус за его спиной, сметет с дороги и Мокеева и автобус. Если, конечно, не случится чуда. Но чуда Мокеев ждать не имел права — он утопил педаль газа и рванулся навстречу «МАЗу», норовя так попасть, чтоб сколько-то сбить ему инерцию.

Валя, вся подавшись вперед, к ветровому стеклу, сначала не поняла — как это вдруг «Москвич» впереди сам коснулся тяжелой машины, почему он взлетел как картонный и упорхнул с дороги. И как это — такая тяжелая машина, только что несокрушимо и страшно вертевшаяся, внезапно замедлила движение и замерла в метре-полутора от автобусного передка. Потом сзади, за Валиной спиной, тоненько и страшно закричала девочка — кажется, Эля Морина...

Через три или четыре часа — Валя не видела стрелок — в коридор вышел хирург. Она не могла ни встать ему навстречу, ни спросить. Встал полковник. В ответ на его взгляд хирург глубоко затянулся сигаретой и только покачал головой.

— Вы его жена? — спросил хирург.

Валя только смотрела на хирурга — и молчала, и ждала.

— Думаю вот что: доживет до утра — будет жить. Приходите утром, будем ждать утра.

Валя смотрела на этого человека, и в глазах ее не копились слезы, и слова не шли из нее — ни вопросы, ни просьбы.

Хирург сказал:

— Если будете ждать, я скажу, вам постелят в приемном на диване. Сестра, проводите женщину в приемный покой.

Когда Вали увели, хирург посмотрел на полковника:

— Хороший парень?

Полковник кивнул. В ответ на его молчаливый вопрос хирург снова сказал:

— Будем ждать. Будем ждать.

Утром, на планерке, когда помощник Мокеева младший лейтенант Олег Волков докладывал итоги за минувшие сутки, он вдруг увидел из окна кабинета начальника ГАИ угол за гаражной стеной и в том углу смятый кузов старой «Победы» и рядом — мокеевский «Москвич», странно и страшно сгорбленный ударом.

Олег, продолжая докладывать, удивился: сколько бывал в гараже и никогда не заглядывал в этот угол! А со второго этажа вдруг увидел...

И тогда только понял Олег Волков, что сейчас он — третий на этом стуле в кабинете начальника. Третий — после старика Булыгина и после Мокеева, судьба которого еще неясна.

Полковник сказал, взглянув на часы:

— Товарищи, сейчас прошу всех по местам. Летучку проведем ровно в десять тридцать. Я на вокзал. Через пятнадцать минут ленинградский поезд. Вагон пятый, — сказал он, глянув в телеграфный бланк. — Вас, младший лейтенант Волков, я попрошу за руль.