— Так то раньше. А нонче другие порядки…

Появилась легкая коляска, из которой выскочил Яков Минкин. Несмотря на то, что стояла жара, он был в кожаной куртке. Оглядевшись, он заорал на одного из солдат:

— Почему народу мало, б…?!

— Так не хотят идти, товарищ комиссар.

— Что значит «не хотят»? Надо заставить!

Он вышел на середину площади и громко произнес:

— Сейчас мы казним этих двух бандитов, один из которых, обманув нашу бдительность, пролез в советское учреждение. Пусть же все враги революции знают, что пощады им никакой не будет! Начинай, к е… матери! — Он махнул рукой солдатам.

Никиту и его отца подвели к телеге.

— Залезай! — скомандовал красноармеец.

Они взобрались на нее и встали рядом с веревками.

— Развяжите им руки, пусть побултыхаются в воздухе! — крикнул Яков.

Отец с сыном поспешили обняться.

— Ну, прощай, сынок. Авось, на том свете свидимся.

— Прощай, отец, — прошептал Никита.

— Отставить, б…! — донесся истошный крик Якова. — Вешай их на х..!

«Все правильно, — подумал Никита. — Все правильно. Еще отец Артемий говорил — всем воздастся. На мне столько крови невинной… Прости, Господи!..»

Им накинули на шею петли. Один из красноармейцев стегнул лошадь, и она медленно двинулась.

Стоящие поодаль люди стали креститься. Женщины закрыли лица руками.

Никита видел, как ноги отца лишились опоры и повисли в воздухе… Вдруг он почувствовал, что его ступня застряла между бревнами. Телега двигалась дальше. Петля на шее затянулась. Стало трудно дышать. Телега увлекала за собой ноги Никиты, и он решил, что сейчас его разорвет на две части. Тогда машинально он схватился за веревку и сильно дернул. И… она подалась.

Нога выскочила из щели, и Никита оказался на земле.

Все произошло настолько быстро, что никто ничего не понял.

Зато Никита быстро очухался, вскочил на ноги и бросился бежать, сбив с ног конвоира.

С трех сторон стояли красноармейцы с винтовками. Не было их только там, где толпились люди. И Никита бросился туда. Это был его последний шанс.

И он не ошибся. Люди сразу же расступились, пропуская Никиту.

— Держи его! — закричал Яков.

Но толпа сомкнулась и снова молчаливо стояла как будто ничего не произошло.

— С-сволочи! Всех расстреляю! — Яков вскочил на ближайшего коня и поскакал за Никитой.

А Никита бежал по улицам родного города.

Надеялся ли он уйти от погони? Вряд ли. Это было бы слишком наивно. Скорее, он хотел последнее мгновение своей жизни провести на свободе.

В голове у Никиты не было никаких мыслей. Он знал, что его ждет. И все равно бежал…

Начались огороды. Перемахнув через невысокую изгородь, Никита побежал по картофельным грядкам. Раздался выстрел. Потом еще один. И еще. Никита упал.

Яков Минкин с удовлетворением дунул в ствол своего нагана.

— Готов, голубчик. Не хоронить его собаку. Пусть валяется, пока не сгниет.

Сознание уже покидало Никиту, когда он, чисто инстинктивно, схватился за грудь. И на его губах появилась улыбка. Пальцы нащупали в кармане гимнастерки небольшой образок.

Это была та самая икона святого Иоанна Воина, которая провела вместе с Никитой Назаровым всю его короткую, горькую жизнь.

Осталась она с ним и после смерти.

Последнее, что видела отлетающая душа Никиты, — мертвое тело в огороде, уставившееся в небо незрячими голубыми глазами, и зеленую крышу дома…

Глава 43. Мечта жизни

Дождь хлестал по крыше, но разбудило Вадима не это.

В ту холодную апрельскую ночь Вадим проснулся от странного монотонного звука, будто кто-то царапался в окно. Он резко открыл глаза, сел на кровати, всмотрелся в полумрак. Желтый уличный фонарь отбрасывал на стену чью-то сгорбленную тень.

— Кто там? — тихо спросил Кротов, нащупав рукой увесистый подсвечник, стоявший на тумбочке.

— Открывай, чертушка! — донесся с улицы приглушенный голос.

И Вадим узнал его. Он бросился к окну и, как это часто случается в спешке и суете, долго не мог сдвинуть с места заклинивший шпингалет.

— Витька! — радостно воскликнул он, помогая брату забраться на подоконник и спрыгнуть с него на пол.

— Не ори! Рот свой закрой! — рявкнул Виктор, крепко, но вместе с тем необычайно ласково прижимая к себе Вадима. — И не вздумай зажигать свет. В доме кто есть?

— Тебя выпустили? — задыхался от восторга и избытка неожиданно нахлынувших на него чувств Вадим. — Что же ты не сообщил? Я бы встретил!

— Спрашиваю, ты один? — Виктор отстранился от брата, снял промокшую фуражку, осторожно выглянул в коридор, затем тщательно обследовал весь дом, с подозрением и настороженностью заглядывая в каждый темный уголок и, вернувшись в комнату, устало бухнулся на табурет. — Голоден, как шавка… Пожрать чего-нибудь сваргань, да побыстрее. Сматывать пора, а ног уже не чувствую…

— Ты чего? — Вадим все еще не мог поверить, что все это происходит наяву. — Сбежал, что ли?

— Догадливый ты мой… — Виктор сладко потянулся, хрустнув косточками. Мокрый плащ он снял и бросил прямо на пол.

— Но зачем? Тебя же все равно поймают и еще больший срок влепят!..

— Мало того, что догадливый, ты еще и рассудительный, — кисло улыбнулся Виктор. — Все-то у тебя по полочкам разложено, во всем-то ты пытаешься найти смысл… Родного брата подставили, сфабриковали улики, засадили за решетку на пятнарик, а ты в головке своей подсчеты производишь, кумекаешь, нужно ли совершать побег на восьмом году отсидки или же подождать малек? Не рад мне совсем?

— Рад… Ты даже представить не можешь, как рад. — Вадим присел на краешек кровати. — Просто неожиданно все… И ты сильно изменился… Никак привыкнуть не могу.

— Постарел? — хмыкнул Виктор. — На сколько выгляжу?

— На сорок, — честно признался Вадим. — Из-за этой дурацкой бороды.

— Вот видишь… А не убеги я из этой чертовой зоны… — Виктор прижал к себе брата. — Не было у меня другого выхода… Убить меня хотели, понимаешь? И почти убили, да повезло, чудо свершилось… Можно сказать, второй раз родился.

— Здесь тебе оставаться нельзя, слишком опасно…

— Не учи ученого… Я в Спасск вернулся только по одной причине — золотишко вырыть.

— Так это на самом деле ты сделал?

— А кто ж еще!.. Я же все восемь лет одной надеждой жил — выйти на свободу богатым человеком, махнуть куда-нибудь… на Сейшельские острова, например, где меня ни одна сука не отыщет… Доверху набитый золотом и бриллиантами рюкзак, Вадька… — На глаза Виктора навернулись слезы обиды и отчаяния, — Целое состояние… А тайника-то и нет… Построили какую-то хренотень железную, все вокруг заасфальтировали…

— А Николая Ивановича?.. — опасаясь услышать страшный ответ, робко спросил Вадим. — Тоже ты?..

— Нет. Но я знаю, чья это работа. Наливайко приказал своим людям прикончить Боброва, чтобы подставить меня. Не веришь?

— Верю… — вздохнул Вадим. — Два дня назад он отобрал у меня музей… Через подставных лиц арендовал помещение и все экспонаты выбросил на улицу… Думаешь, он мне мстит за тебя?

— Не, знаю… Может, свое золотишко хочет в подвале твоем найти. — Виктор невольно сжал кулаки.

— Сейчас он недосягаем, но когда-нибудь я до него доберусь, собственными руками голову откручу…

— А может, забудем об этом, как о страшном сне? — с надеждой в голосе произнес Вадим. — Силы уж больно не равны. В любом случае, даже если обстоятельства сложатся архиблагоприятно, ты проиграешь… Остановись, умоляю тебя…

— Поздно останавливаться, прошло то время. Не я первый начал эту войну, а Ромка, когда… — Виктор запнулся на полуслове, но все же после небольшой, задумчивой паузы продолжил: — Не хотел тебе говорить… Поначалу я и сам не верил в это, сомневался… Но, сопоставив все факты, все события… Словом, именно Наливайко убил нашего батьку. Жека не имел к этому никакого отношения.

— Не может быть!.. — потрясенно выдохнул Вадим.

— Вот и получилось, что я расправился с невинным человеком, совершил большой грех… Роман пригрозил Жеке, тот и испугался, сбежал. А я думал — вот доказательство вины. Ну, это уже все в прошлом… Ошибки молодости. Знаешь, Жека до сих пор приходит ко мне в снах… Это так страшно… У тебя деньги есть? — Голос Виктора вдруг переменился, стал резким, сухим, деловитым.