Дрейк посмотрел на рею. Мальчишка сидел на вантах, как обезьяна, и быстро поедал свой хлеб, затравленно зыркая по сторонам черными, как угольки, глазами.

— Эй, сынок, слезай оттуда, а то, чего доброго, упадешь и сломаешь шею.

— Не слезу, — на чисто английском языке вдруг ответил тот и забрался еще выше.

— Смотри-ка, да он разговаривать умеет! — радостно воскликнул кто-то.

— Ну чего ты боишься? — продолжал адмирал ласковым голосом. — Тебя никто не тронет. Слезай оттуда, тебе дадут поесть, оденут и снимут с тебя эти чертовы железяки.

Мальчишка слез только после того, как доел хлеб.

Медленно спустился с мачты и настороженно встал посреди палубы, готовый в любую минуту вскарабкаться обратно. Матросы, которые всего минуту назад готовы были разорвать его на куски, теперь обступили беднягу, стали щупать его и трепать по голове, добродушно посмеиваясь. Со всех сторон ему протягивали хлеб, куски жареной солонины, кружки с вином. Глаза мальчонки вдруг налились слезами, он вырвался из толпы, подбежал к Дрейку и спрятался у него за спиной, обхватив руками за пояс.

— Э, да ты чего? — Адмирал был искренне растроган, у него самого на глазах чуть не появились слезы. — Чего ты испугался, глупый? Ну, пойдем ко мне, я хорошенько накормлю тебя.

Матросы одобрительно кивали головами. Грубые по натуре, они в тоже время были очень сентиментальны.

— А вы чего уставились?! — закричал на них адмирал. — Живо по местам! И пришлите кого-нибудь с зубилом и молотком, чтобы снял с бедняги кандалы. И чтобы завтра к утру подобрали ему приличное платье. Не будет же он щеголять по палубе с голой задницей до самой Англии.

— Как тебя зовут? — спросил Дрейк, когда мальчишка наконец наелся.

— Джихуахуанаршинипато, — ответил тот.

— Как? — не сразу понял адмирал.

— Джихуахуанаршинипато, — снова прощебетал мальчишка. — В переводе на ваш язык это означает «Рожденный от буйвола в третий день полнолуния у горного потока».

— Это надо же так назвать человека, — ухмыльнулся Дрейк. — Джиуаххаха… И не выговоришь. Нет, надо подобрать тебе какое-нибудь христианское имя, чтобы тот, кто захочет поговорить с тобой, не рисковал сломать себе язык. Отныне тебя будут звать… — Адмирал на секунду задумался. — Тебя будут звать Джо. Джо Инди. Ты ведь индеец. Ну, тебе нравится?

Мальчик пожал плечами.

— Ну вот и отлично, — обрадовался Дрейк. — А теперь расскажи мне, Джо Инди, как ты попал на этот корабль и почему до сих пор прятался. И откуда ты знаешь английский язык.

— Языку меня научил один белый человек, — ответил Джо. — Он приехал к нам на землю в длинной черной одежде и с крестом на шее.

— А, миссионер.

— Не знаю. Но это он научил меня вашему языку. — Джо закрыл глаза и начал скороговоркой петь. — Отец наш, живущий на небесах, хлеб наш насущный дай нам сегодня и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. И прости нам наши долги, как и мы прощаем нашим должникам, потому что есть Твоя сила и слава сегодня и всегда во веки веков.

— Аминь! — Адмирал расхохотался.

— Только мой отец живет не на небесах, — честно признался Джо. — Он живет в деревне, там, где я родился.

Дрейк расхохотался еще больше.

— Ничего, сынок, ты еще успеешь понять смысл тех слов, которые только что пропел. Когда вернемся в Англию, я найму тебе учителя и он тебя всему научит. Научит читать, писать, разбираться в географии и навигации.

— А эта Англия на небе? — поинтересовался Джо. — Тот человек тоже говорил, что он из Англии, и что родина всех людей — на небе.

Дрейк долго не мог прийти в себя. Он хохотал так громко, что даже охранник заглянул в каюту поинтересоваться, что с ним случилось.

С того вечера Джо ни на минуту не отходил от адмирала. Мальчишка и Дрейк очень привязались друг к другу. Дрейк рассказывал ему о своих морских путешествиях, об истории Англии, начал потихоньку, в силу своих способностей, обучать его грамоте. А Джо рассказывал ему про свою деревню, про то, как испанцы напали на их поселение, всех заковали в цепи и отправили на побережье, где продали на разные корабли.

Время летело незаметно. Постепенно жизнь на корабле вошла в свое обычное русло, и никто уже не вспоминал о тех страшных днях, когда матросы сидели в трюме и, чтобы не умереть от голода, поедали своих товарищей.

А потом настал долгожданный момент, когда с мачты раздался радостный крик:

— Земля! Вижу на горизонте землю!

Через несколько часов корабль вошел в Ливерпульскую гавань.

Глава 27. «Старик»

Дорога в Англию заняла около трех недель. Для Никиты, который еще не видел моря, все было в диковинку. Он целые дни проводил на верхней палубе, закутавшись в толстый матросский бушлат и глядя в бесконечную голубую даль моря. Иногда на горизонте появлялись очертания земли, и тогда Никита радовался, как ребенок, чувствуя себя чуть ли не первооткрывателем.

Маленький пароходик, на котором плыл Никита, кроме пассажиров, развозил еще и почту, поэтому заходил во все крупные порты — Штеттин, Копенгаген, Амстердам. Никиту поражало все — необычные костюмы иностранцев, чужие наречия, совершенно ему непонятные. Относительно сносно Никита мог объясняться только по-английски, все же остальные языки были для него китайской грамотой.

И вот, наконец, пароход вошел в устье Темзы, по которой и должен был доплыть до самого Лондона. Вначале чистые деревушки и живописные рощицы по берегам реки радовали глаз, но чем дальше кораблик удалялся в глубь страны, тем пейзаж становился мрачнее.

На пути стали появляться огромные черные баржи, дожидавшиеся разгрузки у товарных причалов. Их становилось все больше и больше, и, наконец, берегов вовсе не стало видно. Соответственно увеличивалось и количество пристаней, на шатких дощатых мостках которых сновали чумазые грузчики, перенося мешки с товаром на большие грузовые подводы.

Кое-где баржи стояли в два, а то и в три ряда, так что пароходу приходилось буквально протискиваться через узкий проход, а иногда даже становиться в очередь из катеров и небольших судов.

Вода за бортом становилась по мере приближения к Лондону все более грязной. Щепки, бумажки, обломки деревянных ящиков были разбросаны тут и там по всей ширине реки. Прозрачная и чистая поначалу вода Темзы стала черной, тонкий слой мазута покрывал всю ее поверхность.

Время от времени мимо проносился быстроходный паровой баркас, извергающий из длинной черной трубы своей клубы густого дыма и гари, которая оседала на лице и волосах, так что Никита счел за благо скрыться в кают-компании и наблюдать вокруг из окошка. Сквозь грязное стекло иллюминатора пейзаж казался еще более безрадостным. Вскоре по берегам потянулись большие многоэтажные здания с закопченными фасадами. Никита смотрел на немытые окна, веревки с сохнущим бельем, на которое то и дело садились летающие в воздухе хлопья сажи, на дырявые обноски Детей, играющих в заваленных мусором дворах, и сердце его наполнялось беспокойством. Да, не так он представлял себе овеянный легендами туманный Альбион!

«А может быть, я зря сюда приехал? С того времени, когда Френсис Дрейк зарыл свой клад, прошло около трехсот лет. Сомнительно, что за это время никто не догадался проштудировать его дневники. А может быть, и клад уже найден?»

Однако Никита успокаивал себя тем, что если бы кто-то нашел то несметное золото, что Дрейк сокрыл в тайнике, об этом уже давным-давно было бы известно.

Ступив, наконец, на английскую землю, Никита первым делом выяснил, где находится Британская Королевская библиотека, а потом уж устроился в небольшой гостинице неподалеку.

Центр Лондона представлял собой полную противоположность тому, что он видел на берегах Темзы. Чистые улицы, аккуратно одетые денди, дамы в кружевных чепцах. Наняв извозчика, или, как говорят англичане, «кэб», Никита проехался по городу и нашел, что он ничуть не менее красив, чем Москва или Санкт-Петербург.