— Ну-ка, Снеульв, скажи ему, какого наказания заслуживает воин, не выполнивший распоряжения начальника, а тем более воеводы?
— Наказания два, — ответил, не задумываясь, Снеульв. — Ежели воин допустил непослушание своему начальнику или воеводе в стане или поселении — он изгоняется из дружины. Второе: ежели воин проявил непослушание в походе или битве, его должно казнить...
— Слышал, неразумный сын моего брата?
— Наказанию подлежат воины, — срывающимся голосом ответил Олег. — Ты, воевода, отправил меня в Новеград и забыл обо мне. Там я не воин и никогда им не стану...
— Молодец, воевода Олег, — подбодрил Снеульв, назвав его воеводой. — Под рукой женщины воином не станешь. Иди ко мне в дружину, научу и мечом владеть, и врагов не щадить. — И обернулся к Рюрику: — Оставь его, воевода. Благородное стремление искупает непослушание.
Улыбнулся и Рюрик, но в голосе по-прежнему слышались раздражение и недовольство.
— И всё же он заслуживает наказания, чтобы впредь неповадно было нарушать приказы. Несколько дней проживёшь в стане, а потом отправишься в Новеград. Ещё раз оставишь княгиню без защиты — не жди помилования. А сейчас послушаем, с какой вестью пришёл Снеульв.
— Мои воины захватили нескольких нищих смердов. Они хотели угнать ладью. Что делать? Отпустить, наказав за воровство, или для работ оставить?
— Что за люди, откуда? — нахмурился Рюрик.
— Новеградские.
— Случай сам идёт к нам в руки. Завтра я отправлюсь к Блашко требовать суда. Суд ему придётся собрать, никуда не денется. Но суд будет не здесь, а в Новеграде. Погоди, Снеульв, — махнул нетерпеливо рукой Рюрик, заметив, что ярл хочет возразить. — Мы отведём смердов на суд под сильной сторожей. Сколько их?
— Шесть человек.
— Думаю, пяти десятков наших воинов хватит для сопровождения.
— Пяти десятков?! — возмутился Снеульв. — Для этого сброда достаточно одного моего дружинника.
— Не надо возражать, ярл Снеульв, — жёстко сказал Рюрик. — Сопровождать их будут пять десятков воинов. Во время суда они займут ворота. Сторожа? Пусть её кровь прольётся первой. Как только я пришлю гонца с точным известием о начале суда, ты поднимешь дружину и спешно подойдёшь к граду. Ворота будут в наших руках. Вы должны ворваться в град стремительно и окружить судилище. Ни один из градских не должен вырваться из кольца. Понял? Не Блашко будет объявлять нам свою волю, а мы — ему и Новеграду.
— Всех уничтожать? — спросил Снеульв, и Рюрик уловил в его голосе сомнение.
— Нет, нам не нужно столько трупов. Только окружить и держать до тех пор, пока не признают нашей власти.
— А если они всё же не признают? — упрямо наклонил голову Снеульв.
— Тогда всех сопротивляющихся убивать, но по моей команде. — Рюрик поднял глаза и встретил восхищенный взгляд Олега.
Когда в градскую избу в сопровождении десятка оружных воинов властно вошёл Рюрик, Блашко растерялся. Поспешно встал, одёрнул складки кафтана, пригладил бороду и всё не знал, куда девать руки. Поднялись и старейшины, с изумлением глядя на заталкиваемых в избу смердов.
— Посаженный Блашко, требую суда незамедлительного над смердами твоими, — резко сказал Рюрик. — Ваши люди пойманы мной в воровстве. Воры — перед тобой. Тому есть свидетели, — и указал рукой на своих дружинников.
— Быть по сему, — опомнился Блашко. — Ты требуешь суда, воевода, будет суд. Я извещу тебя, когда соберутся люди. Может, ноне, а может, завтрева утром...
— Ежели к полудню не соберёте людей, — неожиданно тихо, но с угрозой сказал Рюрик, — эти смерды отправятся к праотцам без вашего суда, и тогда я по-другому спрошу, почему вы нарушили закон и не захотели дать нам суда. — Он повернулся к дружинникам и распорядился: — Увести воров в княжеские хоромы. Они будут под моей сторожей.
— Княжна, — приоткрыл дверь в трапезную Завид, — князь пожаловал...
Милослава подбежала к высокому оконцу. Двор был полон воинами. Все оружны, как в походе.
Отыскала глазами Рюрика. В шлеме и коротком плаще, он торопливо отдавал приказания воинам. Она успела заметить, как старший сторожи княжеских хором поспешил к заднему двору и вскоре погнал оттуда намётом жеребца — видать, торопился выполнить повеление воеводы.
Не в силах оторваться от окна, Милослава с бьющимся сердцем следила за поднявшейся суматохой. И отошла от него только тогда, когда увидела, как Рюрик энергично махнул рукой вслед последнему дружиннику и направился к крыльцу.
Она встретила его у дверей и непривычно для себя смело спросила:
— Что ты задумал, Рюрик?
— Пришла пора напомнить словенам, что они призвали меня володеть ими, а не сидеть под стенами града. Сегодня кончится власть старейшин в Новеграде и установится новая — княжеская. Всё готово, и к вечеру ты станешь полноправной княгиней. Или тебе не нравится это?
— Я и так княгиня в моём граде. А ты, кажется, поверил тому, что... — она хотела сказать «сам придумал», но замешкалась и нерешительно закончила: — что придумали твои воеводы о приглашении словен...
— Разве не твой отец был здесь князем? Разве я не имею права наследовать ему?
— Имеешь, и я буду рада, коли град примет тебя князем, — тихо и растерянно ответила Милослава и вдруг страстно заговорила: — Только обещай, что не будешь лить крови новеградцев. Ты ведь замыслил чёрное дело. Я знаю словен. Угрозой их не покоришь. Если прольётся кровь, они полезут в драку все как один. Ты не станешь князем, а мы погибнем. Хочешь, я пойду на вече и буду молить градских, чтобы они признали тебя князем? Они послушают меня. Только не проливай крови...
— Хорошо, — хрипло ответил Рюрик. — Я изменю приказ. Воины не будут убивать, но новеградцы должны признать меня князем. Иначе...
— Они признают, но помни: ты обещал...
— Люди новеградские! — раздался громкий и властный голос Блашко, и торжище утихло. — Воевода Рюрик винит смердов наших в воровстве и просит суд ему с ними чинить на всей воле градской. Пойманы те смерды воеводой на худом деле: пытались своровать у дружины ладью. При расспросе повинились. Мы со старейшинами размыслили: пусть ответ держат по закону нашему. Так ли, новеградцы?
— Так! — закричали в разных концах торжища.
— А пущай скажут, что за люди и пошто им ладья чужая надобна стала...
— Смердов давай, посаженный. Поглядеть надо, кто честь словенскую рушит...
Блашко поднял руку, призывая к тишине.
— Смерды те за сторожей воеводы Рюрика. Расспрос мы им чинили, вину свою они признали. След ли, новеградцы, ещё раз их пытать? Дело ясное, наказание за воровство нашим законом определено. — И Блашко, чуть растягивая слова, напомнил: — А ежели ладью украдёт, то за неё платити тридесять резан, а продажа шестьдесят резан...
— Не мути воды, посаженный, — разнёсся над торжищем низкий голос Михолапа. — Законы мы знаем.
Пусть смерды сами скажут, пошто им ладья чужая понадобилась...
— Верно! Не прячь смердов, посаженный!
— Что за суд, коли мы виноватых не видим!
Недовольство нарастало. Блашко несколько раз оглянулся на Рюрика, стоявшего в полукольце охраны, и повторил уже слышанное:
— Смерды за воеводской сторожей...
Заволновалось торжище. Со всех сторон в посаженного и старейшин полетели насмешливые выкрики:
— Мы сами суд править будем...
— Пусть убираются бодричи с варягами вместях...
— Продажу им уплатим и за бесчестье накинем, а распоряжаться не позволим...
— Привести смердов из-за сторожи...
На край помоста, легонько отстранив посаженного, шагнул воевода Рюрик. Следом, в двух шагах, остановились его воины. Рюрик стоял с высоко поднятой головой, рукой опирался на рукоять меча — ждал, когда утихнет шум. Заговорил спокойно, не напрягая голоса: