— Ага! — сказал я Эмерсону и, совершенно непроизвольно, расквасил ему нос. — Значит, старика Хопкинса ограбил именно ты! А потом не постеснялся выколотить из него ту закладную! Ну! Где стариковы упряжка и фургон? Говори!
— Я спрятал их в моей платной конюшне, — простонал Эмерсон.
— Пойди запряги лошадей в фургон, потом приведешь их сюда, — сказал я. — Попытаешься смыться — из-под земли выну и заживо сниму с тебя скальп!
Я пошел напоить Капитана Кидда, а вернувшись обратно, увидел, что Эмерсон уже тут как тут, с упряжкой и фургоном. Ну я и велел ему грузить в фургон шкуры.
— На мне места живого нет, — захныкал он, — я не могу грузить шкуры.
— Это полезное упражнение, — заверил я, — оно поможет тебе быстро восстановить здоровье! — Для пущей убедительности я дал ему такого пинка под зад, что он едва из штанов не выскочил. Эмерсон взвыл от боли и немедленно приступил к погрузке.
Тут как раз пришел в себя Крохан. Он застонал, сел и дико уставился на меня.
— Кажется, ко мне вернулась память, — прохрипел он. — Ага, вспомнил! Мы тут собирались вышвырнуть из города Брекенриджа Элкинса! Привет, парень!
С этими словами он встал, довольно уверенно доковылял до опустевшего подвала и, снова свалившись туда вниз головой, задрыгал ногами, взвизгивая от приступов истерического хохота.
У меня от ужаса даже волосы на голове зашевелились.
— Фургон нагружен! — задыхаясь, отрапортовал Эмерсон. — Забирай его и проваливай поскорее, чтоб тебя черти разорвали!
— Ладно. Но пусть случившееся послужит тебе хорошим уроком! — наставительно сказал я, оставив без внимания явный недостаток дружелюбия в его тоне. — И заруби себе на носу: честность в делах — лучшая политика!
В подтверждение своих слов я еще раз двинул ему по сопатке, добавил спицей от колеса по голове, после чего взобрался на козлы, щелкнул кнутом, и мы двинулись в сторону Ягуарьего Ключа.
Едва одолев половину пути до Ягуарьего Ключа, мулы старика Хопкинса окончательно выбились из сил. Старику со старухой пришлось устраивать привал. Тут-то мы с Кэпом их и догнали. В жизни не видывал, чтобы люди так радовались, когда я вручил им фургон, упряжку, шкуры и закладную. Оба они плакали, старая леди целовала меня, а старик так стиснул в объятиях — откуда только силы взялись! — что я уж и не чаял вырваться из них живым. Когда каким-то чудом мне это все-таки удалось, я снова взгромоздился на Капитана Кидда и поспешил дальше — ведь мне еще предстояло умножить свои капиталы, чтобы вытащить из тюряги Ром-Бабу.
Я добрался до Ягуарьего Ключа на рассвете и сразу же направился к домику Юдит. Мне не терпелось сообщить ей, что мы с дядюшкой Джабезом и взаправду стали самыми лучшими друзьями. Тетушка Генриетта метлой выколачивала ковер на веранде. Вид у нее был слегка безумный. Когда я подошел поближе, она как-то странновато посмотрела на меня и сказала:
— Привет, Брекенридж! Что у тебя с лицом?
— А, — отмахнулся я, — так, пустяки. Немного поспорил с бизоньими браконьерами там, в Кордове. Они обчистили одного старого джентльмена и его леди. Украли бизоньи шкуры, не говоря уж о лошадях и фургоне. Я решил заглянуть в Кордову, чтобы посмотреть, нельзя ли как-то помочь делу. Эти волосатоухие шкуродеры сперва не поверили мне, что шкуры придется вернуть. Пришлось немного задержаться, чтобы убедить их впредь никогда не совершать дурных поступков. Заодно я нашел время и место извиниться перед дядюшкой Юдит, хоть мне и пришлось для этого гнаться за старым жуликом отсюда до все той же самой Кордовы. А где сама Юдит?
— Сбежала! — рявкнула тетушка Генриетта, с такой силой стукнув по полу метлой, что у той сломалась ручка. — Она потащила кучу пирожков и лепешек в тюрягу твоему болвану дружку и с первого же взгляда втюрилась в него по уши. Когда она вернулась оттуда, то заняла у меня денег уплатить за него штраф — мне-то она сказала, что хочет купить новое платье, чтобы еще больше понравиться в нем тебе, Элкинс! Вероломная вертихвостка! Кабы я знала для чего ей деньги, черта лысого она бы их получила! Кой-чего другого она бы получила, лежа вниз лицом на моем колене! Но она взяла деньги, выкупила твоего приятеля из кутузки…
— И что же случилось потом? — едва сдерживая бешенство, спросил я.
— Она все же оставила мне записку. — Тетушка Генриетта неожиданно всхлипнула и так ударила метлой по ковру, что тот тихо распался на шесть кусков сразу. — Говорит, боялась, что если не выйдет замуж за кого попало, то я заставлю ее выйти замуж за тебя. Еще она написала, что отправила тебя гоняться за Джабезом нарочно. А затем, дескать, она познакомилась с этим, как его там, с Ром-Бабой и… — Тетушка опять всхлипнула. При ее габаритах это выглядело устрашающе. — Да, из песни слова не выкинешь: они переспали! Потом обвенчались, а теперь вот едут в Денвер, чтобы провести там медовый месяц… Эй, Брекенридж! Ты часом не заболел?
— Да! — прохрипел я. — Заболел. Еще как заболел! Мне встала поперек горла человеческая неблагодарность! И это после всего, что я сделал для Ром-Бабы! Нет, ей-богу, вот уж урок для меня на всю жизнь! Клянусь, что впредь я и пальцем не пошевелю, чтобы побыстрее вытащить из тюряги очередного такого вот козла!
Серенада Жеваного Уха
Капитан Кидд неторопливой рысцой трусил по направлению к Орлиному Перу. Я уютно покачивался в седле, и на душе у меня было легко и спокойно, как вдруг навстречу мне, вздымая огромное облако пыли, попался какой-то малый. Парень несся во весь опор, словно за ним черти гнались. Он промчался мимо, даже не потрудившись шляпу приподнять, а бедный Кэп Кидд лишь понапрасну щелкнул челюстями, тщетно попытавшись укусить за ухо пролетавшую мимо нас лошадь, — лучшее подтверждение тому, что малый действительно спешил как на пожар.
Все же я успел признать в нем молодого Джека Спрэгга, ковбоя с большого ранчо неподалеку от Орлиного Пера. На его бледном лице застыло выражение какой-то отчаянной решимости, словно у человека, только что выбросившего две двойки и теперь поставившего на кон последние штаны. Парень размахивал риатой, судорожно зажатой в правой руке, хотя я на десять миль вокруг не сумел углядеть ничего такого, на что он смог бы набросить свое лассо.
Промчавшись мимо меня, торопыга вскоре свернул на тропу, ведущую в горы, а я привстал на стременах, вглядываясь вдаль. Туда, откуда он прискакал. По правде говоря, я рассчитывал увидеть там приближающихся людей шерифа. Потому как единственной причиной, способной загнать жителя равнин на скалы верхнего Гумбольдта, могла быть лишь предстоящая ему, и притом в самом скором времени, примерка пенькового галстука.
И я углядел-таки там, вдали, еще одно облако пыли. А как же еще. Правда, судя по размерам, его поднимал всего один человек. Довольно скоро я признал во всаднике Билла Глентона из Орлиного Пера — вполне убедительный резон для Спрэгга жать на всю катушку, раз уж сам Билл наступал ему на пятки. Глентон был типичным техасцем, добродушным, медлительным и малость сентиментальным парнем, пока никто не задевал его чувств. Но стоило кому-нибудь учудить такую непростительную глупость, как Глентон тут же превращался в сущее торнадо и кому угодно мог показать небо в алмазах. А душа у Билла, надо сказать, была ужасно ранимая.
— Куда он поскакал? — едва увидев меня, заорал Билл.
— Кто? — вежливо поинтересовался я. У нас на Гумбольдте не принято выкладывать кому попало то, о чем стало известно случайно.
— Джек Спрэгг! — прокричал Глентон, натягивая поводья. — Будь он проклят! Он должен был попасться тебе навстречу! Куда он свернул?
— Он мне не сказал, — с достоинством ответил я.
Глентон слегка сбавил тон, притормозил своего скакуна и попросил:
— Послушай, Брек, поупражняйся в своем проклятом липучем деревенском красноречии на ком-нибудь другом! И в другой раз. У меня нет ни единой лишней недели, чтобы выуживать нужные сведения из каждого попавшегося мне навстречу шалопая с Медвежьей Речки. У меня даже в мыслях нет причинять какой-нибудь вред тому свихнувшемуся идиоту! Наоборот, я гонюсь за ним, чтобы спасти его молодую жизнь! Одна девчонка из Орлиного Пера, которую он считал своей, наставила ему рога и парень надумал перевалить последний в своей жизни перевал. Ну, остальные ребята, конечно, стали присматривать за ним. Мы попрятали от него подальше все свои пушки и всякий там крысиный яд, но сегодня утром он-таки умудрился от нас смыться и подался прямиком в горы. Если б не малышка из забегаловки «Ревущая телка», мне в ни в жисть не удалось напасть на его след. Дурень проболтался ей, что собрался в скалы Гумбольдта, где уже ни один паразит не сможет помешать ему повеситься.