Изменить стиль страницы

- Ничего не понимаю… - недовольно проговорил он, ставя аккумулятор на пол. - Я было хотел освободиться от балласта, а тут…

Он объяснил, что решил выбросить из кабины несколько тяжелых аккумуляторов, которые были присоединены параллельно основному комплекту. Работа радиостанции и механизмов от этого не должна была нарушиться, если не считать уменьшения продолжительности действия установки. Ему это сразу бросилось в глаза, когда он присоединял к аккумуляторам приемник.

Бабкин оправился от неприятного ощущения грозящей опасности. Он старался выяснить причины столь неожиданного снижения и быстрого подъема, но путного объяснения им не находил.

Сейчас он был спокоен. Тихая радость словно обволакивала всё его существо. «Молодец Димка! - мысленно решил он, искоса поглядывая на своего товарища. - Головастый! Здорово придумал выбросить балласт. Если бы не этот неожиданный подъем, то пришлось бы воспользоваться димкиной находчивостью. Зачем же рыб кормить? Но всё же хорошо, что не выбросили аккумуляторы. Ведь это чужое имущество, даже не своего института. Это не ботинки, которых ему сейчас совсем не жалко. Вот была бы история!..»

И, переживая эту неприятность, к счастью не случившуюся, Бабкин хмуро сказал:

- Отнеси назад аккумулятор. Что стоишь? А потом - ты проверил, работает радиостанция?

- Конечно. Я сейчас же присоединил всё как следует.

- И прерыватель?

- Точно.

- Может быть, перерыв в работе был. Ты запиши, когда аккумулятор отсоединил. На земле беспокоятся…

- Нет, в это время радиостанция не должна была включаться. Интересно, как это всё получается… - мечтательно продолжал Вадим, садясь рядом с товарищем. - Сидит внизу у приемника девушка Аня… Слушает передачу, в которой говорится только о погоде. А мы не можем даже переменить тему разговора. Если бы я сумел добраться до радиостанции, то послал бы Ане радиограмму…

- Вот тогда я бы тебя заставил выпрыгнуть из люка, - проворчал Тимофей. - Определенно.

- Почему? - удивленно спросил Дим, сделав при этом невинные глаза.

- А потому. Не срывай испытания! Чудная твоя голова! Да если бы испытания были неудачными, то за этой лабораторией сразу же отправили бы самолет и взяли ее на буксир. Значит, всё идет нормально. Теперь представь себе: на полигоне узнают из твоей дурацкой радиограммы, что мы здесь. Конечно, испугаются за нас и посадят лабораторию на землю.

- А ты этого не хочешь? - с усмешкой спросил Дим.

- А ты?

Багрецов замялся. Собственно говоря, он не испытывал никакого удовольствия от этого полета, особенно после того, как летающий диск стал снижаться над морем. Но он понимал, насколько были серьезны и важны первые испытания летающей лаборатории. Он знал, что по несчастной случайности успех этих испытаний теперь во многом зависит от него и Бабкина. Смогут ли они, люди, которых здесь быть не должно, не помешать спокойной и четкой работе автоматов? Надо сделать так, чтобы там, внизу, никто не мог об этом знать. Тим, конечно, прав.

Море было покрыто голубоватой дымкой. Тень от стратостата уже растаяла в ней. Куда, в какие края гонит ветер воздушный корабль? Может быть, скоро встретятся ему чужие берега?

Дим взглянул на Бабкина, удобно устроившись на лесенке. Избрав себе это место наблюдательным пунктом, он смотрел вниз.

Багрецов хотел поговорить с товарищем, но тот всегда был неразговорчив, а сейчас и вовсе почему-то спрятался в свою скорлупу. Вадим почувствовал себя одиноким и затерянным.

Он взял свою «тетрадь с мемуарами», где уже на нескольких страничках были записаны результаты наблюдений за механизмами летающей лаборатории, и, перебирая листки, остановился на одном из них.

«Пусть меня называют мечтателем, - читал он в дневнике, - но как не помечтать о том, что будет завтра?.. Какой станет техника?.. Но нет, не это главное. Какими будут люди через несколько десятков лет? Каким будет тот механик, что сменит меня, Вадима Багрецова, за монтажным столом в лаборатории? (Я уверен, что монтажный стол останется, потому что при коммунизме будет еще больше научных институтов, тогда будут строить еще больше опытных приборов.) Мне хотелось быть похожим именно на того безыменного техника, который будет сидеть на моем месте. Я часто проверял себя. «А как бы поступил он?» Он мне представляется таким же восемнадцатилетним, как и я. Когда я думаю о его характере, мне невольно приходят на ум комсомольцы: Матросов, Чекалин, Кошевой. Он может быть похожим только на них. Я хотел бы также видеть в нем черты людей, работающих в институте: инженер-майора Никонова, комсорга Сергеева и кое-что от Тимки Бабкина. Мне кажется, что он (назовем его просто «Карпов») смотрит на меня издалека и оценивает каждый мой поступок, каждый мой шаг, словно проверяя, насколько сегодняшний комсомолец Багрецов похож на человека завтрашнего дня? Я знаю, что быть похожим на него очень не легко. Во многом приходится себя сдерживать, следить за собой, испытывать неудачи, но я абсолютно убежден, что жить иначе нельзя…»

Вадим встряхнул головой. Из тетради выпал карандаш и скрылся в голубоватой мгле.

Бабкин вопросительно посмотрел на товарища. Он что-то хотел ему сказать, но колебался, не зная, как тот примет его сообщение.

- Ветер с севера, - наконец сказал он, указывая вниз.

Багрецов наклонил голову над люком. Приглядевшись, он мог рассмотреть бугорки волн, освещенные заходящим солнцем. Сильный ветер гнал стратостат на юг. Отблески солнца на волнах ясно указывали направление полета.

- Так, как ты думаешь, куда мы летим? - решил проверить свои подозрения Багрецов.

- К туркам… - буркнул Бабкин.

- Ну и что же будет? - слегка растерявшись, спросил Дим.

- Не знаю, вероятно большие неприятности, - не поднимая головы, ответил Тимофей. - И всё из-за нас…

Дим невольно вздрогнул и посмотрел вниз. Море казалось темно-фиолетовым, как чернила. Уже ничего нельзя было рассмотреть на поверхности, кроме блестящей, тянувшейся на запад красно-медной полосы, отблеска угасающего солнца.

Вадиму показалось, что воздушный корабль уже пересек ее, как меридиан.

9. КОРАБЛЬ МЕНЯЕТ КУРС

- Тим, а Тим, - уже в который раз за время своего путешествия услышал Бабкин знакомый оклик.

- Ну? - как всегда, немногословно ответил он.

- Сколько часов ты можешь продержаться на воде? - неожиданно спросил Вадим.

- Не знаю, не считал, - лениво ответил Бабкин. - А что?

Багрецов не ответил. Он мучительно искал выхода из создавшегося положения и досадовал на себя, что не умеет плавать. Сразу пойдет на дно, как чугунная чушка… Может быть, использовать банки от аккумуляторов, сделать из них поплавки?.. Но из банок очень трудно вытащить пластины. Или взять коробки от приборов?.. Тоже ничего не выйдет: в них много дырок. Неужели вот так бесцельно сидеть и ждать, когда эта летающая лепешка сядет сама на какие-нибудь анатолийские сады?..

Нет, этого не могли бы допустить инженеры, строившие лабораторию. Они всё должны были предвидеть. Создали же они такую прочную конструкцию, что она выдержала испытания в грозовой туче?

Но что же делать?

Багрецову казалось, что выхода нет. Он всеми силами старался не думать о создавшемся положении. Это бесполезно, только мучаешь себя. Уж лучше снова очутиться в грозовой туче и с нею вернуться обратно.

«Какая молния!» - опять вспомнил Дим ослепительную, словно раскаленную добела полосу, метнувшуюся рядом с люком. И все-таки, несмотря на гигантскую величину этой искры, ее энергия ничтожна в сравнении с энергией неизвестных мельчайших частиц, мчащихся к нам из мирового пространства. Они проникают всюду сквозь воздух и воду. Даже под землей обнаруживаются их следы. Эта энергия сильнее «гамма-лучей», пронизывающих металл. Если бы эти невидимые частицы не задерживались атмосферой, они бы всё на земле превратили в пар. Это не жалкая молния!

И мечтатель Дим увидел, словно перед глазами, необыкновенный мир. Люди уже разгадали природу этих частиц и овладели полностью тайной атомной энергии. Начались чудесные превращения вещества…