«М а р к о. Уже мы видим здесь начало украшений и желаем, чтобы они покоились на крепких основаньях, и было б все в гармонии спокойной, и сила с мыслями и чувствами ни в чем не враждовала. Да будут все удобства и простор в построенных покоях, и чтоб ничто тут не пугало нас возможным разрушеньем, и чувств не беспокоило уродливостью форм, и чтобы видели, что здание готово нам служить века, тысячелетья, как добрый и разумный друг, всегда приветливый, надежный, чтобы строителей потомки благодарно в чувствах вспоминали…

М а с т е р. Домина будет всем на диво! Известка добрая, цемент весьма отлично превосходен, хоть и из местных он пород. Измыслил ты рецепт нехудо. Бетон, твое изобретенье, твердеет крепче, чем чугун! Послужит он тысячелетья, и ни вода, и ни огонь состав твой вечно не разрушит, он тоже — из своей земли! И как тебе пришло на ум — найти все средства тут, у нас?! Ходили мы везде, как стадо, по нашей матушке-земле, не знали, что она, к чему… Опять — твои же обжигальни… Из глины нашей кирпичи и формы разные лепные железа крепче будут! Честь и слава, Марк, тебе!

Д р у г о й  м а с т е р. Мастер ты — на всяк фасон! Славься, русский Эдиссон!

М а р к о. Друзья, хвалы такой не стою! О деле будем толковать. До Эдиссона нам далеко… И в нашей бедственной глуши возможен только Робинзон… Мы просто кое-что нашли…

(После посещения строителей Марко говорит со своими юными сподвижниками об очередных делах и работах…)

К компании подошли незнакомые люди и стали расспрашивать Марка о Кордоне…

М а р к о. Сегодня вся деревня работает с рассвета кирпичи. Народу — сотни две с подростками. Дела идут недурно: копают, месят, возят. Кто делает простые кирпичи, лишь в форму вкладывает глину, иные же манер им придают узорный, готовят глиняные глыбы разных форм и величин, и маленькие есть, как детские игрушки, и большие, такие, которые и возмужалый человек едва-едва подымет только! Или такой величины, что нужно их распиливать на части, чтобы поднять, перенести, а также — чтобы высохнуть могли легко, без трещин.

Иные лепят опыты построек, модели разные: и маленькие есть, и есть большие, такие, что входить в них могут и взрослые, не только дети. Когда постройки вылепят, на части их распилят для обжиганья и удобства переноски, и получается как будто сказкин городок построек интересных из глиняных частей, отлично обожженных, настолько, что не боятся даже и дождя.

Потом имеем мы намеренье постройки эти воплотить в больших сооруженьях и взамен своей деревни мы получим городок из глины обожженной, настолько будет необычным он, что на земле подобного нигде вы не найдете! Не то я высказать хочу, что будет лучшим он на свете, но то, что он — вполне наш, здешний, имеет образ свой и взор лелеет, и душу оживляет, и интересен будет всем — своим и иностранцам. Манер, работа, матерьялы — все наше, здешнее, свое. И городок наполнится своей работы изваяньями, фигурами людей всех возрастов, в костюмах разных, манер их вылеплен уже в размерах небольших.

И все у нас занятия имеют — подростки, взрослые и дети: кто что желает, кто что может, в работе принужденья нет. Есть дедко Яков-старичок: играет днями в балалайку и ест лепешки да блины… Он не слыхал ни от кого ни слова укоризны. Его улыбками и шутками встречают и говорят, что с ним работать веселей.

М а р к о  обратился к своей компании:

— А вы, друзья, ходили нынче на плотину?

К у з ь м а. Да, были там, немного помогли, возили землю и каменья.

М а р к о (снова заговорив с незнакомцами). Это, видите ли, мы хотим овраг загатить капитально, чтоб получить большой подъем воды от нашего ручья для мельничной турбины и чтоб вполне достаточно воды в запруде было для всяких рыб, для уток и гусей, для опытных и детских кораблей и лодочек, и пароходов маленьких, которые намерены устраивать себе для наученья, на пользу детям и большим, и на забаву вместе.

Потом мы думаем и Унжу нашу гигантскою плотиною загатить и будет озеро воды, обширностью похожее на море, чтоб пароходы плавать в нем могли. И от реки получится могучий водопад. Устроить можно будет мельницу такую, что сразу засыпай хоть тысячу мешков и с желоба посыплется мука как будто из мешка, и лесопильня тут же тоже будет.

И по плотине мост пойдет со звездочками и месяцами на столбах длиною на семь верст и шириной саженей на сто. В средине будет два железнодорожных пути для поездов тяжелых, чтоб могли туда-обратно мчаться одновременно, и рядом с ними, с каждой стороны, по два пути для легких поездов, а рядом с теми — рельсы для трамваев, а дальше — путь автомобилей. Еще подальше — для вагонов конных, а рядом с ними — путь телегам ломовым, потом — для экипажей легкого проезда, чтобы могли бежать туда-обратно тройки. Дальше — путь велосипедам. Потом ручным вагонам путь, потом — ручные экипажи, и путь для них — уже без рельсов. Потом — нейтральное пространство и путь широкий по краям — ходить туда-обратно пешеходам.

Еще турбины от такого водопада электрической энергией осветят и согреют деревню всю и приведут в движенье машины всех работ, труд наш ломовой они заменят в полях, лесах и на заводах!..

Н е з н а к о м е ц. Но нет таких мостов, нам кажется, и в городах с мильонным населеньем. Откуда вы возьмете столько научной и рабочей силы, чтоб замысел такой осуществить? Какие поезда, трамваи и вагоны возможны в вашей деревушке? Она должна как город быть и население иметь побольше миллиона. И потом: сооруженья капитальные такие столь много наработают продукта, что вся деревня ваша завалена им будет, как таракан на фабрике большой!

Мы думаем, что вы о том сказали — для красоты, чтобы картиною воображение потешить! Как видно, любите деревню и в то же время прельщаетесь культурой городов… Похоже будто бы на то, как ежели б желали видеть вы, чтоб плавал в вашем ручейке морской гигантский пароход! На русских это все похоже: увидят, что на городах заведено, и к деревянным избам примеряют… И в деревенских хижинах от этого красы не пребывает, но только больше все нужды…

М а р к о. Отчасти так… и в этом роде… Но! В грезах может быть и смысл, и назиданье… Да, мы культуру городов хотели бы к себе перенести, но только так, чтобы без грязи, которую заводы изрыгают… Предвидя будущее, плачем, чтоб девственная чистота ручьев и речек наших культурой грешною не загрязнилась… Итак по-разному машинные затеи примеряем и все пугаемся, что сильная культура, возможно, истребит родную нашу бытность… И ищем мы путей к культура той великой, которая хранила бы родное!..

Нам трудно жить в нужде и неустрое, мы топчемся, как стадо в огороде, и ищем, как работу нашу ломовую облегчить, и слышим голоса различных пастухов, но все они вокруг да около лишь бродят или совсем далеко так, что нашей бытности не знают. Таких же очень мало видно, которые решились бы здесь с нами потоптаться не месяц-два, а лет с десяток, тогда лишь только бы они расчухали немножко, увидели бы, может, родную красоту! А открывается она достойным только!..

В машинах, зданьях, матерьялах всяких — культура внешняя. Духовная культура наша строит путь к обителям небесным, они прекрасны нереченно!..

Н е з н а к о м е ц. Мы слыхали, мол, жернова у вас на мельнице имеются особого устройства для размола овощей и ягод. Значит, вы имеете таких плодов довольно?..

М а р к о. О да! Угодно если выслушать…

Взгляните вдаль! Вы видите кирпичные сараи у оврага и часть оврага, обращенную на полдень. Там у нас большие рамы поднимаются на крышах в теплую погоду и опускаются на время холодов, и получилась так у нас обширная оранжерея, и растут прекрасно там не только местные породы ягод, но даже виноград и фрукты разные. Мы клали свой изюм в пирог, что стряпали для хаповских в гостинец, да и в деревне многие плоды произрастают. Кирпичною стеною деревню обнесли и на столбах кирпичных крышу утвердили, изобрели материю прозрачнее стекла, так что ее мы можем свертывать и в свитки, подобно полотну. Похоже, как у древних египтян. И вот покрыли всю деревню тканью той чудесной, устроили двойные рамы на случай зимних холодов, и между рамами для таяния снега наверху из труб особенных пускаем теплый воздух, и талая вода стекает в водоемы и потом, сквозь специальные решета, идет для орошения деревьев и цветов, что зеленеют и цветут среди деревни нашей и зимою.

В одном конце деревни, на высоком месте — башня-водокачка сложена из кирпичей своей работы. Мы электрической энергией качаем воду, а прежде так качали — паровой и отоплялися дровами, когда энергии от мельничных турбин не получали.

От водокачки вдоль деревни мы прокопали русло и выложили плотно кирпичами. И вот бежит ручей иль речка вдоль деревни, то сильней, то тише, по нашему желанью, на сколько краны мы откроем и пустим в ход насос, который воду нам в деревню из речки поднимает. Течет ручей в прекрасных берегах, мы камушков на дно наклали для красы, насыпали песочку. Местами вдоль ручья растут цветы с кустами, лужайки зеленеют. Ребята малые купаются в ручье и лодочки пускают. Когда воды побольше пустят, тогда на лодках даже плавать можно вдоль всей деревни.

И улица в деревне мощена плитами. Они, опять же, — нашего изделья. Мы обсушили улицу, дренажные прокладывая трубы. А возле изб везде у нас лужайки. И рядом с мостовою гладкой, как карта, выложено мелкое русло для грязи, на случай, — про любителей ходить по грязному пути.

В ночное время в то русло мы пускаем воду струею сильной, чтобы грязь не заражала воздух душным испареньем, не зарождала бы миазмов смертоносных. Она уносится водою. А перед утром телегу не одну земли хорошей привезут и высыплют в русло, у водокачки, которое назначено для грязи, и выпустят достаточно воды из кранов, чтоб землю разнести вдоль этого русла. Когда получат грязную дорогу вдоль мостовой, совсем почти закроют краны, оставят лишь для струйки малой, чтобы она, земли не унося, лишь смачивала грязь, и с гладкой мостовой и пыль, и сор сметают все туда же.

Вначале грязною дорогою немногие ходили по привычке старой. Когда ж таких совсем не стало, всю грязь мы вовсе смыли.

И если, кстати тут сказать, для нечистот мы держим ящики большие, которые сменяем ежедневно. Машиною передвигаются они по назначению — в нарочные сушильни, где нечистоты сушатся поспешно, потом дробятся в мелкий порошок, в дробильнях специальных, и поступают на храненье в сухое помещенье, где до весны хранятся, а там идут на удобрение полей, садов и огородов. И запахов от грязных нечистот в жилищах и снаружи нет совершенно. А над сушильнею высокая труба для выхода паров и газов.

На улице теперь тепло у нас, как летом, и даже устилать постели стали на ночь на лужочках около изб, и стены изб снаружи стали украшать картинками.

Н е з н а к о м е ц. Еще мы слышали: построен общий дом длиной во всю деревню, и вроде бы и гумна, и овины у вас в том доме… Овес и рожь вы возите туда. А еще: вы столько много получили от машин, что труд у вас уже с игрою стал мешаться, и отличать уже не стали, как разграничивать забаву и работу…

2 - й  н е з н а к о м е ц. Ну, если так, то переход детей от игр к трудам у вас весьма исподволен, настолько даже, что они того и не заметят, всегда увлечены занятьем интересным…

М а р к о. Да, дом большой со множеством покоев. И там есть комнаты палат великолепных и стены черные избушек бедных. Там — зима и лето, холод и тепло меняются по нашему желанью.

Мы много думали, как сохранить в культуре нашу бытность, чтоб новыми затеями уклада старины не потревожить. Среди деревни, например, стояла древняя избушка бабушки Варвары. Так мы готовили в заводах наших долго особую великую лопату, чтоб в этот дом перенести избушку с пластом земли, с лужком, с полененкою дров, чтобы тишайшим образом, никак не потревожить ни бревнышка и ни ступеньки… Когда лопату приготовили, ее сперва в работе испытали. Она катится на колесах, как будто автомобиль величиной с порядочный завод. И убедившись, что она вполне пригодна, с лопатою к избушке подкатились. И подняла она Варварин дом, как детскую игрушку на ладони. И по широкому подъезду, который возвышается исподвольно, в дом ввезли, и там при помощи машин подъемных водворили. И вот стоит она в большом прекрасном зале, как будто все на старом месте, с лужком своим, с полененкою дров, Над нею крыша из прозрачной ткани и — солнышко в безоблачные дни. А бабушка Варвара прежней бытностью живет и замечает только лишь, что вроде бы покойней стало. И над избушкою устроили трубу, чтоб дым наружу выходил, когда она затопит печку.

Лопата же нам служит превосходно, она все время при делах: то надо выровнять холмы, то завалить овраги, плотины можно ею строить…

А на предмет разнообразия покоев в доме нашем, скажу вам например: вот отворили двери — зал большой, увидите людей в костюмах разных, еще одни открыли, перед вами — лето, летний лес глухой, осины и березы, елки, сосны… Журчат ручьи, шмели и пчелы, мотыльки летают, и пташки там поют. Сидят рябки, тетерева на сучьях…

И вот открылась дверь: зима за ней в лесу. Деревья все стоят покрыты снегом, и видишь: в холстенике старик на лыжах катит. То — дядя Савостьян, охотник.

Вдруг выйдешь на поляну, и ветерок откуда-то подует, и вьюга вдруг поднимется большая, такая, что и свету вольного не видно! Подумать можно, что и впрямь в большом лесу блуждаешь… Но вьюга поутихнет, и различишь: на маленькой полянке стоит стог сена, и ровно двери в стоге… Дотронешься — откроются, и светом осияет, и опахнет живым теплом… И видишь: стог — из глины обожженной, и весь он полый изнутри, и лесенка куда-то вниз ведет, а снизу, свет таинственный исходит…

Сошел по лесенке и видишь: грот чудес, и свет цветной идет из камней самоцветных, то ль сами светятся, то ль электричество туда проведено… Внутри — уютные покои, они уходят в глубь земли.

Еще откроешь дверь в стене и видишь: театр, и зрители сидят, глядят на представленье…

И дальше вы блуждаете… Опять пред вами двери вдруг открылись, за ними — маленькое поле. Весна… Журчат потоки. Лишь кое-где белеются снежки. И жаворонки звонко распевают, и хижинка из дерева стоит, и у черемухи — на жердочке скворечник. Скворцы поют. Ребята маленькие слушают их пенье и ходят по полоскам: в лукошки собирают ранние песты…

И если вы смущаетесь вопросом: «А как же стены? Они мешают впечатленью…» — отвечу я: они расписаны по назначению покоев, и живопись довольно превосходно натуры впечатленье дополняет. А комнаты величиною с огородец, и двери незаметны на картинах, и проводник лишь знает, какую кнопку следует нажать, чтоб их открыть…

Другой покой… Там — озеро воды, в него ручей впадает, и речка из него течет, и рыбы плавают, и птицы водяные.

Отворишь дверь еще: за нею — ночь морозная и снег. На небе ясном полная луна, мерцают звезды. Окошки светятся в избушке: беседка молодежи там, девицы с прялками сидят и мягкий белый лен прядут, и песни распевают, плетут ребята ступни, лапти и на гармониках играют.

В другую комнату вошли: три солнышка на небе — голубое, желтое и розового цвета, растения растут как будто неземные, порхают птицы по ветвям в красивом оперенье…

Вошли в другую залу и очутилися в саду деревьев плодоносных и кустов, и винограды полными кистями там манят взор…

А вот еще большая зала: стоит один овин в натуре, и нарисовано еще овина три, и кучи хлебные, чтобы полнее было впечатленье. В овине этом мало мы молотим, стоит он больше для красы. И дедушки, по старине скучая, приходят иногда в овине ночевать. Там теплину разложат, хоть он и не был бы насажен, и говорят про старину.

Молотим же мы хлебные растенья машиной специальной и сушим в помещенье нового устройства, построено оно из кирпичей, и электричеством его мы нагреваем.

Покоев много в доме нашем, не перечислить всех приспособлений.

Н е з н а к о м е ц. Мы слышали: у вас имеется большое подземелье и посреди деревни вход в него, снаружи незаметный… И открывается он только ночью — для посвященных…

М а р к о. Да, нужно встать пред дверью той незримой, произнести пароль заветный, тогда откроется таинственная дверь и воссияет свет прекрасный! Под землю лестница ведет с узорными коврами, и самоцветными камнями там выложены своды. И там у нас хранятся предметы драгоценные красы чудесной.

У нас идет так много глины для обжига, что получились катакомбы, как будто в Риме, достаточно обширные и с гротами подземными они имеют сообщенья. И то — обители покоя вдали от суетного мира.

Н е з н а к о м е ц. Скажите нам: имеются ль у вас аэропланы?

М а р к о. А как же! Всех размеров и систем: есть грузовые, есть и для людей, почти летучие дома, есть одиночки. И очень легкие складные перелетки, чтоб за реку перелетать, на небольшие расстоянья. Их можно брать с собою в путешествие пешком, как принадлежность багажа. И если бы случилось при полете поврежденье, то есть приспособления у них, и человек упасть никак не может, но тихо опускается на землю, как будто он — перо от птицы. И движенье вниз ускорить можно или же — замедлить по желанью. А захотите, можете остаться в воздухе в спокойном состоянье. А также есть такие, которые посредством ног одних приводятся в движенье, при помощи особых механизмов, и крылья их — из самых легких матерьялов, и площадью такой, чтоб человек мог в воздухе держаться без затраты силы, подобно ястребу, когда высоко он парит, крыла расправивши горизонтально. При небольшом нажиме на педаль ногой работает пропеллер для движения вперед или назад, нога же управляет направленьем, а руки могут что-нибудь писать, держать что-либо, рисовать картину… На случай ветра крылья механизмом особым могут складываться быстро, и человек исподвольно спускается на землю, и механизм особый же тогда работать начинает, легко предохраняя от паденья.

Над домом нашим — непростая крыша: с перилами, с платформой. Она обширна, будто поле, и служит для отлета и прилета. На ней имеются удобства все. Есть поле на земле, как карта, для разбега и посадки аэропланов наших, есть помещенья теплые для этих «птиц» со множеством ворот широких.

И кстати тут скажу, что не напрасно ли оспаривать моря борьбой… Мы подошли к эпохе сообщений в воздушном океане, и города приморские терять свое значенье скоро будут, и новые возникнут города на континенте, безотносительно к тому: далеко ли они от моря. На аэропланах люди с большею свободой себе места для жительства подыщут. Появятся на свете новые столицы. Они отцами будут для городов воздушных в грядущем недалеком. Столицы нынешние — дедушки для них.

Н е з н а к о м е ц. Еще мы слышали, что речки небольшие загатили вы все с горами вровень, и спор воды уходит далеко в верховья…

М а р к о. И получились полноводные каналы на много верст длиною в причудливых изгибах берегов с лужками и ландшафтами. И пароходики манеров всевозможных там плавают у нас и пристают к окрестным деревенькам, и заплывают даже на кулиги, и дедушки, и малые ребята по ягоды и по грибы на них куда угодно плавают… И при речных плотинах устроены турбины всюду, и мелят мельницы, и толчеи толкут. Движенье, освещение, тепло — все, все от сил высокого паденья речной воды…

Н е з н а к о м е ц. Действительность у вас с фантазией смешалась, и мы выслушиваем сказку…

Но вы как будто позабыли, что есть на свете деревни кроме вашей… Скажите, как понравится соседям, которые живут коло реки, в верховьях, когда вода затопит их луга и поселенья, и вместо непрерывного пути водою по реке плотам и баркам, лодкам, пароходам придется остановку делать у плотины, чтобы при помощи каких-то шлюзов туда-обратно им перебираться?.. Да и технические средства так ничтожны, что невозможно шлюзы те устроить… Мы знаем, что в Америке их нет при Ниагарском водопаде…

И что же будет, если вслед за вами другие поселенья, города подобное устроить пожелают, и река собой представит цепь высоких водопадов?..

М а р к о. По духу самому речей моих смешенье с грядущим настоящего значения обыденного не имеет, рисуем мы картины грез, описываем то, как быть должно, строительство игрушечное как бы… Но люди в знаниях и действиях своих похожи на детей вначале. Фантазия несется впереди практического дела. В духовном мире есть все наши измышленья, и воплотятся все они потом. Не следует в познаньях гордо пред бедностью убогой заноситься, но надо все предвидеть наперед.

Возьмем родную старину, ее вообразив среди нововведений разных. Вот вижу я: запруда наша затопляет мирные могилы родного кладбища, и храм стоит на низком берегу… И жаль мне их и нашу трудовую жизнь с укладом вековым, рыдания сжимают грудь, и вижу я умерших и живых перед собою… И тогда не знаю: строить иль не строить, хотя бы самое великое возможно было… Как лучше быть?.. Пугает нас культура городов: она имеет примеси греха…»