А у Ефима в голове засела не новая для него мечта: «Нужен, нужен деревне свой театр! Вот бы все-таки построить его!.. Разве же такие представления можно было показать тогда!..» Он хотел бы сдружить прекрасное с обыкновенной, повседневной жизнью родной деревни! И театр был бы у него в этом деле первым помощником! Так оживилась бы сразу вся его работа!..

Но как подступиться к этому непростому делу? С чего начать, не имея почти ни копейки?.. Может быть, выступить на каком-нибудь ближайшем сходе перед мужиками и сказать о своей затее, мол, она — для вас же, для ваших детей?.. Может быть, поймут они его?.. Ведь если бы поняли, то всем-то миром разве же трудно было бы срубить большой просторный дом?! А уж все остальное он сам с ребятишками сделал бы… Да разве же уговоришь мужиков на такое дело!.. Только на смех себя выставишь…

С приходом настоящей осени, после того как семья управилась с молотьбой, Ефим вернулся к своим занятиям. Он снова проводит дни напролет и долгие вечера у себя в комнатушке. Занятия живописью пока отложил, глинянки — тоже. Весь он ушел в работу над романом «Марко Бесчастный».

Начал Ефим этот роман в трудный для деревни год, сам он тогда только еще вживался заново в быт Шаблова, и его герой-двойник в первых главах был замкнутым, тоскующим мечтательным юношей, измученным тяжелыми думами. Он блуждал в здешних лесах и чаще всего пел песни тоски и печали…

Тогда и Кордон еще только-только был начат, многое было лишь задумано, но зыбко и шатко из-за того, что было такое бедственное для деревни время.

Теперь же Ефим ясно видел свой путь, и его Марко Бесчастный стал другим — деятельным, дальновидным преобразователем деревни, творцом новых форм ее жизни, даже ученым…

Когда пренебрегают нами,
Что не блистаем галунами,
Вокруг смелее поглядим,
Своих Горацьев создадим! —

провозгласил его теперешний Марко Бесчастный. Он больше не одиночка, рядом с ним работают его друзья-помощники, юные жители Кордона. Всех шабловских ребятишек Ефим вообразил ими, каждому дал новое имя. Ведь и Кордон не просто какое-то примечтавшееся ему поселение будущего, а завтрашняя родная деревня, вернее, полудеревня-полугород, и сегодняшние шабловские ребятишки — ее завтрашние хозяева… Он просто опередил время, ведь его Марко Бесчастный — человек Будущего!..

Незримо для однодеревенцев Ефим создал тут, на месте родной деревни, совсем иную, невиданную деревню, такой еще никогда и нигде не бывало на земле… И теперь, проходя по осеннему Шаблову, даже в дождливый сумеречный день, он всякий раз видит не серые избы, темноглазо глядящие на белый свет, а свои диковинные постройки, является ему его Кордон…

И на том месте, где дом Черногубовых, где когда-то возвышались хоромы Силы Иванова, видит он белокаменное огромное здание с колоннами, увенчанное куполом — Коллегию наук и искусств Марка Бесчастного…

Все это не один чистый вымысел. Кордон уже существует, он есть, стоит в его комнатушке на широкой полке, вылепленный, обожженный, раскрашенный, он продолжает разрастаться. Пока что это всего лишь игрушечный мирок, но он уже есть, его уже можно увидеть, потрогать руками! И разве сложно все это воплотить в больших размерах?! Нужно только понимание тех, для кого он сделан, нужна их поддержка…

Ефим даже «проекты» разработал всех своих построек, сделал чертежи, подумал о практической стороне дела… Почти все дома Кордона будут каменными, а не деревянными: одни — из кирпича, другие — из крупных глиняных обожженных блоков, третьи — цельно-глиняные. Способ обжига таких построек Ефим тоже обдумал. Глина будет основным строительным материалом при сооружении Кордона. Здешний край глинами необыкновенно богат. Только копай и делай из нее, что душе угодно! К тому же и леса надо беречь. Вон их как за последнюю полсотню лет поразграбили!.. Ведь какие боры стояли, по рассказам стариков, совсем рядом с Шабловом!.. Да и в противопожарном смысле дом из кирпича или же из обожженных глиняных глыб, или же цельноглиняный куда лучше рубленого.

Бревенчатая деревянная деревня должна уступить место новой — глиняной, кирпичной. Разве не хороший урок получили шабловские, пережив не такой уж и давний пожар, спаливший натло почти всю деревню?.. А ведь опять срубили все из леса. Привыкли думать: в лесу живем, так, стало быть, чего и мудрить — руби его и строй, что хочется! И не желают оглядеться вокруг себя, а ведь увидели бы, что отступает, все дальше и дальше от этого берега Унжи уходит лес…

Привычка, косность, нежелание задуматься над всей окружающей жизнью, увидеть ее взаимосвязи — вот беда!..

Но кто-то должен об этом задуматься, заговорить, кому-то надо положить начало новому…

Кирпичные, глиняные дома и долговечней были бы, и построить их можно затейливей, любые формы придать им можно, отойти от шаблона, и какие узоры можно вылепить!..

Но — косность, косность всей этой жизни… Удастся ли ему победить ее, передать свои мысли и идеи людям, живущим рядом, в одной с ним деревне?.. Захотят ли они прислушаться к его слову, понять его?.. Или он натолкнется лишь на эту их косность?.. А как сделать, чтоб поняли и услышали?! Вечно, вечно недоверие у крестьянина ко всему новому…

Ефим с горечью вспомнил, как хотел заговорить о своих мечтах и планах с зятем… Пригласил его к себе, завел было разговор, но тот только ухмылялся и покачивал головой, насмешливо смотрел на все, сделанное им, чему было отдано столько души и сил!.. Пустым делом представлялось, виделось ему все это. И даже чувство явного превосходства светилось на его гладком красивом лице, и глаза смотрели дерзко, вызывающе… И понял вдруг Ефим, что насторожило его в этом молодом крестьянине, приехавшем в их дом из чужой деревни, еще при первом взгляде на него, тогда, при сватовстве, хотя внешне-то тот ему и понравился, — именно эта глубоко сидящая в нем чуждость, дерзкая, усмешливая чуждость, которой не преодолеть, не победить… Грубый реализм крестьянской натуры, вовсе незнакомой с тем, что владело самим Ефимом с самого раннего детства, усмехался в темной глубине его глаз…

Да и самые близкие Ефиму люди — отец, мать, сестра Таня — разве понимают его?.. Саша всегда ему сочувствовала, но понимать… тоже не понимала, как надо бы… А что говорить о других?!

Ах эта растреклятая косность!.. Ефим порой ощущал ее, как живое, реальное существо, даже облик ее мерещился ему в иные мгновения… Ухмылку ее он не раз видел перед собой…

Чудовищами окружен он, творящий свой светлый мир, они наползают на него, хотят отравить его душу своим губительным дыханьем, хотят обессилить его, подмять под себя, раздавить…

Победить бы, преодолеть эту косность!.. Или же она — непобедимая вечная сила, опутавшая жизнь, будто паутина в лесу живую зеленую ветвь?..

И невежества так много в этой глухой лесной жизни. Где они, просвещенные люди деревни? Вроде бы начали появляться, выходить из нее. Но в том-то и дело, что выходить!.. Просвещение уводит людей из родной деревни… Где Алексан Семенов? Где его брат Иван? Где Николай Скобелев и его сестра Мария? Где сестра Саша?.. Их нет тут, в Шаблове, а они могли бы стать для него незаменимыми союзниками… Они не нашли тут, к чему приложить свои знания… Жизнь деревни не готова принять их… Ее надо менять, для нее надо искать новые пути… Эта мысль всечасно владеет им…

Вот, как в пеньках, среди народа
Лежит невежества колода.
Криво жизнь давно бежит,
А колода… все лежит!..
Рядом ходят, рассуждают,
Как бы средство им найти…
Но себя не утруждают, —
Чтобы к делу подойти,
Разобраться в мелочах
И разумно на плечах
Им колоду приподнять,
Чтобы больше не пенять!
И течение кривое
Той колодой заложить,
А для речки бы другое,
Поновее, проложить!
Чтобы новое русло
Попрямее к цели шло!..