– Нужно сделать биопсию.

Врач, оторвал глаза от снимков и посмотрел на нее удивленно. «Вы начинаете с конца» – говорил его взгляд, он взял в руки ручку и начал записываю историю ее болезни.

Нина уже могла надиктовать целый роман, но какой смысл рассказывать подробно о том, как она наклонилась и от боли потеряла сознание. Потом доползла до дивана и долго лежала в надежде, что боль пройдет, потом пила таблетки. Когда поняла, что доктор Гугл не поможет, пошла к врачу в клинику, который оказался даже менее грамотный. Только когда сделали МРТ, до врачей дошло, что перед ними не выжившая из ума дама, страдающей ипохондрией, а человек с реальной и серьезной проблемой со здоровьем. Врачей это открытие испугало, решать чужие проблемы никому не хотелось, и они пытались от нее избавиться.

– Случайная находка? – спокойно поинтересовался врач, указывая в сторону снимков.

– Нет, не случайная, наклонилась и появилась резкая и сильная боль.

Слово «сильная» вызвала у врача искреннее удивление. Она посмотрел на нее с выражением недоверия и переспросил?

– Очень сильная?

С детства она усвоила: болит сильно – означает потерю сознания. Поэтому она уточнила:

– Я теряла сознание от боли.

Врач снова посмотрел на нее подозрительно:

– Что, так болело?

– Нет, мне просто нечем заняться, поэтому я нарисовала в графическом редакторе дырку в кости и пришла к вам развлекаться, – ответила она, с вызовом глядя в глаза.

– Хорошо, давайте сделаем биопсию, – согласился врач и начал писать на бумажке назначения.

Биопсия назначена на девять утра, значит, нужно в восемь выйти из дома и в семь встать. Встать в семь была не проблема. Вернее не проблема проснуться, потому, что спать она все равно не могла. Нина встала и сделала несколько шагов, но в глазах потемнело и, схватившись за дверной косяк, она очнулась на полу. Она ощупала голову. «Цела – это уже неплохо» – мелькнула мысль, и она сделала еще одну попытку подняться. Вторая попытка тоже оказалась неудачной. Она вернулась на кровать и задумалась о том, как попасть в клинику. Вести машину она не могла, а сын еще не имел прав. Вызвать скорую? Но повезут ли они ее туда, куда ей нужно? Такси? Сможет ли она сидеть? Позвонить знакомым? Эта мысль вогнала ее в тоску. Ее ухажер, узнав о возможной злокачественной опухоли, перестал сначала приезжать, а потом и звонить. Когда она поинтересовалась, сможет ли он отвезти ее в больницу. Он спросил: «кто я тебе?». Она не ощутила боли, просто почувствовала, как похолодели пальцы, и воздух с трудом проходил сквозь сжавшиеся бронхи. Она не обиделась, просто это получилось очень некстати. Наверное, ехать придется на метро. Осознавая риск поездки в одиночку, она разбудила сына, и они двинулись в путь. В метро она снова потеряла сознание и пришедшая на помощь женщина-диспетчер вызвала милицию, которая проверила у Нины документы. Документы оказались в порядке, Нина собрала остатки силы воли, встала, и они доехали до клиники. Теперь она лежала в коридоре на кушетке, положив под голову куртку, такую же зеленую, как она сама и ждала врача. Она не следила за временем. Сознание периодически покидало ее, потом возвращалось. По коридору ходили люди в белых халатах, равнодушно глядя, на еле живую женщину, лежащую на скамейке.

Наконец ее взяли на биопсию. Она надеялась, что после станет легче, так и произошло. Боль затаилась.

Лишенный прессинга боли, разум снова обратился за помощью к доктору Гуглу, который сложив входные параметры, намекнул на костномозговую форму лейкоза.

Заболевание было очень редкое, один случай на миллион. Она смотрела на людей вокруг себя и задавала один и тот же вопрос: «почему я?». Вокруг столько тех, кому жизнь была совершенно не нужна. Алкоголики, добровольно пропивающие свое здоровье, бессмысленно рискующие своей жизнью мотоциклисты, обкурившиеся травы подростки. «Почему мой умный, красивый и трудолюбивый ребенок, должен остаться сиротой?»

Если бы она только могла украсть жизнь у тех, кто ею не дорожил, разве она бы задумалась хотя бы на секунду? Но ничего нельзя было сделать, только смириться с неизбежностью и ждать приговора гистологов. Они тянули с ответом. Поняв, что сумасшедшая пациентка от него не отстанет, врач отправил ее в отделение патанатомии.

Нина долго блуждала по территории, пока не нашла затерявшийся в густой зелени маленький двухэтажный домик. Невольно в голове всплыли запомнившиеся еще с детства строки из книжки: «казалось, здесь бы могла гулять красная шапочка, но это морг, сюда возят трупы». Морг, правда, не работал, вход в него завален мусором, но это не меняло общего антуража. Мрачный пейзаж напомнил о том, что жизнь подошла к финишной черте, и ей мучительно захотелось выжить. Она подумала, что если есть хотя бы один шанс на миллион, она обязательно должна его заполучить. Снова в памяти всплыло не созданное, не покоренное, не выученное, и этот огромный мир, с его неразгаданными тайнами и неизведанными далями показался таким желанным. Она вдохнула настолько глубоко, насколько позволили легкие, и взлетела на второй этаж в патологоанатомическое отделение.

Длинный коридор с ободранным линолеумом на полу, облупившиеся синие стены, множество комнат. Она даже не знала толком к кому ей нужно. Нина быстро пробежала по коридору до конца и заглянула в приоткрытую дверь.

За компьютером сидит немолодой человек, на мониторе видна абстрактная картинка, которую Нина принимает за гистологическую. Она заходит в комнату, и здоровается.

Патанатом с интересом разглядывает сначала Нину, затем снимки. Короткая дуэль взглядов. Словно бантик на веревочке звучат его слова:

– Понимаете, я могу сейчас написать вам «киста», у меня есть для этого все основания, но – он делает паузу и мнется.

Она же умная, она все понимает. Она говорила с доктором Гуглом, и тот сказал, что кисты бывают у детей и подростков.

– Это хронический лимфолейкоз, – говорит Нина, то ли, утверждая, то ли спрашивая.

Да, она угадала, и он удивлен. Он снова внимательно ее рассматривает, интересуясь профессией, возрастом. Мозг работает на полную мощность. Бантик на веревочке – этот призрачный шанс один на миллион заставляет ее думать в авральном режиме. Покорить, сразить, впечатлить. Он должен ее вытащить. Ни одного неправильного слова, ни одной ненужной эмоции или неправильного жеста. Тотальный контроль над собой.

Она, словно петлю на шее жертвы, затягивает разговор. Она ему нравится, о да, это она умеет. Она само обаяние, образчик красоты и разума. Пусть отдохнет Голливуд со своим картонным искусством. Ни тени наигранности, ни грамма фальши. В каждой реплике – афоризм, в каждом жесте – школа Петипа. Сейчас – это ее единственный шанс выжить. Она справилась, он впечатлен, заинтригован и готов помочь. Он пишет свой телефон и рекомендует сделать операцию.

Сквозь плотное кольцо огалделых теток, страдающих остеопарозом, штурмующих кабинет, невозможно прорваться. К счастью врач выходит в коридор и с радостью выписывает направление на операцию, отправляя договариваться к анестезиологу.

У анестезиолога на лице написана растерянность, граничащая с ужасом. Он в двух словах объясняет, что это за операция и настоятельно рекомендует госпитализацию. Она благодарит, соглашается и идет договариваться в клиническое отделение.

В глазах хирургов озабоченность. Операция сложная и исход непредсказуем. Они боятся, что она умрет прямо на операционном столе и пытаются отделаться. От нее уже не первый раз хотят избавиться, она это ожидала и подготовилась. Звонок патанатому. Он настаивает на операции, поморщившись, хирурги соглашаются.

Теперь последняя проблема, договориться на работе.

Она сталкивается с шефом в коридоре и на его дежурное приветствие: «Как у вас дела?», отвечает не полагающимся по этикету: «спасибо, все хорошо», а начинает аккуратно рассказывать о проблеме со здоровьем.

– У меня опухоль в кости, – говорит она, глядя ему в глаза.