– Почему?
– Нет у тебя.
Витя остановился и вытащил завернутые в фольгу дольки.
Кирилл забрал шоколад и зашуршал фольгой.
Спускались они медленно. Туристы останавливались, падали на снег. Ребята помогали им подняться и заставляли идти. На леднике их встретила четверка под руководством Иванова. Альпинисты смотрели злобно: начспас снял их с предвершинного гребня. Жалкий вид замерзших туристов не вызвал у них сочувствия.
– Что вам на пляже не лежалось? Что вас понесло в горы, без снаряжения и подготовки, – вырвался крик из души руководителя группы.
Туристы молчали. Женщины тихонько плакали. Ребята доставали из рюкзаков теплые вещи и одевали трясущихся от холода туристов.
– Ребята, вы их до начспасовцев спустите, а мы бегом детей отнесем, – предложил Витя, но идея не вызвала никакого энтузиазма ни у руководителя, ни у его группы.
– Витя, шутишь, – посмотри какая у них обувь, как мы их поведем через ледник?
Ребята начали спорить.
– База, я спасатель один, встретил группу матрасников, у них ни обуви, ни одежды, переохлаждение, конечности поморожены, самостоятельно двигаться не могут. Будем ждать спасателей, – раздался голос Иванова.
– Спасатель один, я база, – они у вас там копыта не откинут до прихода спасателей?
– Даже если и откинут, другим будет наука, – сказал Иванов, прикрыв микрофон рукой.
Какая-то женщина громко всхлипнула. «Ну, ты и дерьмо, Иванов», – подумал Витя.
– База, я спасатель, ставим палатку, попытаемся людей согреть, ждем спасателей, – отрапортовал Иванов.
– Мы с Серегой вниз, мальчишка с переохлаждением, его нужно срочно в больницу, – сказал Витя и двинулся через ледник к тропе.
***
Наташа плохо понимала, что с ней происходит. Пришли люди в альпинистском снаряжении уложили на носилки и понесли. Она не воспринимала происходящее как реальность, скорее как дурной сон. Больничная палата, доктор, воркующий над ее ногами. Уколы, таблетки, снова уколы, рентген, еще один или не один. И вот, наконец, прозвучал приговор – «ампутация».
Слезы безвольно текли по щекам на подушку, и Наташа даже не пыталась их вытирать. Она не могла представить, как она будет жить без ног. «На туфлях сэкономишь», – пытался ободрить ее внутренний голос, но девушка еще сильнее разрыдалась. Врачи советовали позвонить родным, но Наташа не знала, как сообщить эту новость родителям. «Съездила на море отдохнуть, называется», – ворчала она, проклиная ту минуту, когда согласилась пойти в поход. Изменить уже было ничего нельзя, и ее увезли в операционную.
Очнувшись, еще не придя в себя от наркоза, она увидела рядом с собой женщину. Сначала она даже ее не узнала, но приглядевшись, догадалась – Ольга Александровна – Маринина мама. Наташа помнила ее веселой моложавой женщиной, с чувством юмора и такта, всегда со вкусом одетой и доброжелательной. Посмотрев на одутловатое, заплаканное лицо, и ссутулившуюся фигуру, Наташа задумалась. Признать в этой женщине Ольгу Александровну удалось с трудом. Наташа пошевелила губами, но сказать ничего не смогла.
Ольга Александровна посмотрела на нее ненавидящим взглядом и спросила:
– Очнулась?
Наташа кивнула головой.
– А вот Мариночка, – Ольга Александровна зарыдала.
Комок подступил к горлу Наташи. Марина, она совсем про нее забыла, вроде она была с Толиком и что случилось?
– Что случилось? – просипела Наташа пересохшим голосом.
– А ты не знаешь? – голос Ольги Александровны приобрел металлический оттенок. – Зачем ты потащила ее в горы? Тебе внизу мужиков не досталось? На тебя, страшненькую, никто смотреть не хотел? Поэтому ты убила мою дочь?
Наташа открыла рот, но ответить ничего не смогла. Да и если бы и ответила, Ольга Александровна все равно бы не услышала.
– Подлая тварь, мерзавка, – кричала женщина. Размазывая по лицу слезы. – Зачем ты это сделала? Из зависти? Я знаю, ты всегда завидовала моей доченьке. И правильно тебя бог наказал – будешь теперь инвалидкой до конца дней своих. Безногой, никому ненужной уродиной!
Наташе хотелось плакать, но слез не было, и только глухие рыдания сотрясали тело.
Ольга Александровна не унималась: новые и новые проклятия сыпались на Наташину голову.
Неожиданно дверь открылась и медсестра, гремя каталкой, вошла в палату.
– На перевязку пора, – громко прервала она поток ругани и помогла Наташе перебраться на каталку.
Ольга Александровна еще что-то кричала в след, но медсестра вкатила Наташу в перевязочную и плотно закрыла дверь.
– Пить хочешь, – спросила сестра, протягивая бутылочку с трубочкой, – только не реви, а то не буду на тебя воду переводить.
Медсестра сняла с Наташиных ног повязки и обработала раны.
– Ничего, – сказала она, – тебе только стопы отрезали, женщине из четвертой по самое колено оттяпали, а у нее двое детей.
– Мне от этого не легче, – пробурчала Наташа сквозь слезы.
– А кому сейчас легко?
– Тем, у кого есть ноги, – всхлипывая, возразила Наташа.
– Ну, может, у них чего другого нет, ума, например.
Руки у женщины работали быстро и ловко: Наташа почти не чувствовала боли.
– Жизнь, моя милая, это шанс, другой тебе все равно не дадут, даже за половину этой. Поэтому терпи и живи с тем, что у тебя есть.
***
Витя лежал на спине, разглядывая штукатурку. Уже давно в его жизни не было так много свободного времени для размышлений. Порой ему казалось, что даже мускулатура мозга начинает побаливать от непривычных перегрузок. Словно разгулявшиеся мыши в мясной лавке, мысли тиранили его, закидывая риторическими вопросами, и требовали переосмысления привычных ценностей. Все, во что он верил и ради чего жил, казалось мелким, ничтожным и никому не нужным. Ради альпинизма он бросил институт и поставил крест на карьере. Он не женился и старался не заводить серьезных отношений, чтобы семья, не дай Бог, не привязала его к дому. Помимо работы, которая тоже связана с промышленным альпинизмом, у него были только тренировки. А сейчас он лежит весь в бинтах с отмороженными руками и ногами и не факт, что не останется без пальцев. И что теперь?
Дверь палаты открылась, и мальчишка лет пяти с букетом полевых цветов подошел к Виктору.
– Это тебе, – сказал мальчишка, протягивая ему букетик.
Витя посмотрел слегка ошарашенным взглядом на ребенка.
– Ты меня забыл? Я Килюша. Я ехал у тебя на спине с голы, – продолжил мальчик, слегка картавя букву «р». - Это малгалитки, цветы такие. Я сам их налвал.
– Положи, – сказал Витя, кивая на тумбочку.
Мальчик положил букетик и запрыгал на одной ножке по квадратикам линолеума.
– Завтла плилетит мой папа, – поделился важной новостью ребенок, и прыгнул в соседнюю клеточку, – и забелет меня домой, – продолжил свой рассказ Кирилл и еще раз прыгнул. – А ты когда домой? – он опять прыгнул, но уже на двух ногах.
Дверь снова распахнулась и появилась медсестра со шприцом.
– Кирюха, ты, что здесь делаешь? – строгим голосом произнесла она, – тебе кто разрешил в хирургию ходить?
– Я плишел поплащаться, – не растерявшись, заявил мальчик и выбежал из палаты.
– И сюда грязь притащил, – разворчалась медсестра, увидев на тумбочке цветы.
– Поворачивайся, – скомандовала она Виктору, подходя со шприцом.
«Кого еще принесло?» – подумал Виктор, когда, не успев закрыться за медсестрой, дверь снова открылась.
– Привет Серега, – Витя совершенно не ожидал увидеть напарника и расплылся в счастливой улыбке.
– Ты как? – Сергей кивнул на Витькины бинты.
– Пока лечат, – вроде резать не будут, но из хирургии не отпускают.
– Хорошо. А я поеду домой бронхит долечивать. Видать крепко меня продуло, никак кашель не проходит. Ты сам-то, что планируешь?
– Да не знаю даже, – Витя задумался. – Думаю нужно в институте восстановиться, да и семью заводить. Не мальчик чай.
– А горы? – с тихим ужасом в голосе спросил Сергей?
– Буду летом к Санычу ездить спасателем. Жетон у меня есть, – ответил Витя. – Знаешь, я подумал, что единственный риск, который оправдан, это когда ты рискуешь своей жизнью ради того, чтобы спасти чужую жизнь.