Мы зашли в дом у самого леса. Навстречу выбежала молодая женщина. У нее было красивое лицо и добрые голубые глаза. Обершарфюрер несколько раз выстрелил, целясь ей в голову, женщина вскрикнула и упала. Мы переступили через труп и зашли внутрь. В комнате было пусто, словно здесь никто не жил. Мебели не было, посередине стояла печь, из-за которой слышался детский плач. Обершарфюрер прицелился, но пистолет дал осечку – патроны закончились. Приказав мне сжечь дом и убить ребенка, он пошагал дальше. Я взял девочку на руки и понес в сторону леса. Был мороз. Даже сквозь шинель я чувствовал, как она дрожит. Я дотащил ее до еловых зарослей и сказал: «беги», но она не двигалась. Она смотрела на меня своими большими глазами полными слез и не шевелилась. «Быстро беги», - закричал я, иначе буду стрелять. Она не сдвинулась с места, а только еще сильнее заплакала. Я понял, что напугал ее. Девочка тряслась от холода и страха, продолжая стоять рядом. «Мама», - звала она и плакала. Как я ее понимал! Мне тоже хотелось расплакаться и вернуться домой к маме. Но если бы я это сделал, меня бы расстреляли как дезертира.

В кармане у меня лежал кусок шоколада, хорошего, еще из старых запасов. Я угостил ее и пошагал обратно в деревню.

- А потом, что было потом? - спросила Марина.

Франк молчал. Он провалился в кресло, и вскоре комната наполнилась его свистящим храпом.

Хелен укрыла старика пледом и положила под голову подушку. Марина почувствовала себя неловко и поднялась. Она наспех попрощалась и вышла из дома. Тяжелый осадок от всего услышанного терзал ее душу. «Шестнадцать лет», - крутилось в голове. Она села в машину, положила голову на руль и заплакала. Все, что она узнала, совершенно не укладывалось в ее представление о войне. В стекло постучали. Марина открыла глаза - снаружи стояла Хелен и протягивала сверток.

-Возьмите, - сказала Хелен, - это горький шоколад. Такой продают только в одной лавке во Франкфурте, и я специально покупаю его для отца. Передайте вашей маме.

Марина вышла из машины. Хелен смахнула с глаз слезы и протянула пакетик. Женщины обнялись и заплакали.

Казалось, их ничего не объединяло. Разное воспитание, менталитет, образование. Они говорили на разных языках и жили за тысячи километров друг от друга. Даже страны воевали по разные стороны фронта. Но одно общее горе, искалечившее жизнь родителей, роднило их. Имя ему было – война.

Остановка в пути

Дорога серой лентой ласково опоясывая склоны гор, крутым серпантином спустилась в долину.

Солнце, грязным пятном пробиваясь сквозь густую облачность, окрасило вершины гор в нежно-розовые тона. Заиндевелые деревья привораживали своей сказочной красотой, словно напоминая о наступившем Рождестве. Розоватый туман мягко застилал ущелье. Небольшой городок, уютно разбросавший свои игрушечные домики по берегам рек, сообщил белой вывеской, что зовется Лиенц.

Остановка в пути была как нельзя кстати. Ранее прекрасное морозное утро навевало мысли о теплом уютном ресторанчике и чашечке крепкого ароматного кофе. Понимая, что мечты о горячем и вкусном завтраке в Рождество в Австрии слишком наивны, я припарковал машину, и, вооружившись фотоаппаратом, двинулся навстречу своей мечте.

Город показался очень симпатичным, словно специально приготовленной для меня иллюстрацией рождественской сказки. Я остановился рядом с главной площадью города, в самом центре Лиенца и начал свое знакомство со спящими в это туманное воскресное утро кварталами.

Картина, представшая перед моими глазами, была достойна кисти великого художника. Город со всех сторон окружен горами. В каком направлении бы я не пошел, куда бы ни посмотрел и с какой точки, панорамы улиц завершались горной цепью.

Белоснежные вершины и отвесные отроги гор на юге создавали ни с чем не сравнимую панораму: их слегка припорошенные снегом стены врезались острыми пиками в облака, оставаясь недосягаемыми для обычных людей. Они пугали своей недоступностью, безлюдностью и отрешенностью. Зато более пологие северные склоны уже собрали горнолыжников, яркими точками выделяющихся на снегу.

Улочка, состоящая из красивых, окрашенных в разные цвета зданий уводила в далекое прошлое. Сначала она привела меня к городской ратуше. Здесь много веков назад организовывали еженедельные базары и рыцарские турниры. Пройдя немного дальше, я увидел еще одну историческую достопримечательность – церковь Франциска, расписанную прекрасными готическими фресками. Рядом возвышались городские укрепления, построенные в одиннадцатом веке. Обойдя старые городские стены, я вышел на набережную реки Дравы и, пройдя вниз по течению, попал к приходской церкви Санкт-Андра со стройным шпилем и тихим кладбищем вокруг.

Замерзший, но очарованный красотой города, я, наконец, нашел работающее кафе, уютно примостившееся в одном из старинных особняков.

Светясь доброжелательной улыбкой, официант усадил меня за столик поближе к камину и принес завтрак. Я развалился на диване, наслаждаясь как прекрасной едой, так и панорамой за окном.

«Нужно почитать про Лиенц, может, здесь есть еще интересные места», – подумал я, заметив объявление, предлагавшее воспользоваться бесплатным вайфаем.

И, погрузившись в глубины информационной сети, я вскоре узнал, что город расположен в долине между Альпами и Тиролем на слиянии двух рек Драва и Изель. Привлекла своей красотой долина не только меня: выгодное расположение было замечено и использовано еще древними римлянами. Здесь находился древнеримский город Агунтум. На месте раскопок сейчас создан музей.

На этой позитивной ноте мне следовало бы остановиться, расплатиться с официантом и продолжить путь. Но я расслабился, заказал еще одну чашечку кофе, и продолжил любование окрестностями.

Вскоре дверь отворилась, и в кафе зашла пожилая женщина. Она уже собиралась занять свободный столик, но наши взгляды пересеклись, и она, неожиданно для меня, по-немецки спросила:

– Вы из России?

Немного опешив от столь быстрого разоблачения, я не смог ничего ответить и только кивнул головой.

– Здравствуйте, меня зовут Соня, – улыбнувшись и резанув ухо акцентом, выговорила она на русском.

– Хотя по документам я чистокровная австриячка, – продолжила Соня уже по-немецки, – но на самом деле я русская казачка. Женщина, улыбалась, видимо, ожидая моей реакции. Но я продолжал смотреть удивленно и, заинтригованный неожиданным знакомством, пригласил за свой столик, надеясь на продолжение истории.

– Вы надолго в Лиенц? – поинтересовалась она.

– Нет, я проездом, просто остановка в пути, – попытался отшутиться я.

Наверное, она поняла, что приняла меня за кого-то другого и горько улыбнулась:

– Да, остановка в пути, – произнесла она таинственно и задумалась.

– Моя семья тоже не собиралась надолго здесь задерживаться, а осталась навечно, – неожиданно продолжила женщина, убрала за ухо выбившуюся прядь кудрявых волос и посмотрела на меня своими темно-синими глазами.

– Что-то случилось? – осторожно поинтересовался я.

– Вы ничего не слышали о массовом убийстве казаков в Лиенце? – спросила Соня.

Мое лицо изобразило полное недоумение, и она начала свой рассказ:

– Почти семьдесят лет назад, в конце мая сорок пятого, англичане согнали сюда, около пятидесяти тысяч казаков. Среди них были семьи эмигрантов времен гражданской войны, те, кто сбежали в период коллективизации, и те, кто перешли на сторону фашистов, а затем ушли с отступающими войсками. Чем фашистский режим оказался для этих людей милее сталинского, вопрос лично для меня непонятный, но я не жила ни при Сталине, ни при Гитлере и не мне судить этих людей, – женщина развела руками и посмотрела на меня.

Я не стал ничего комментировать, поскольку тоже не был этим людям современником.

– Казаки считали себя политическими противниками коммунистического режима и искали поддержки и убежища в демократической Европе. Всего в долине реки Дравы собралось около пятидесяти тысяч человек, включая стариков, женщин и детей. Пришел с ними даже табун лошадей и несколько сотен верблюдов. Вся эта орда расположилась в палатках отдельным лагерем. Казаки считали Лиенц просто небольшой остановкой в пути, надеясь, что им предоставят землю, где они смогут жить дальше своим укладом, – женщина усмехнулась и посмотрела в окно.