Директор задумался над словами инженера.

— Если все это мы воплотим…Геннадий с жаром схватился за лежащие листки: — Да за это нас на руках носить будут! Все призы наши!

— Нет!

— Как нет? Почто, Емельян Емельяныч?

— Геннадий, да ты знаешь, что вот это такое? Ну то, что ты держишь в руках!

— Что? Эскизы?!

— Не-ет, Геннадий Николаевич! Это технический прогресс, за которым стоят большие деньги! Очень большие деньги! И за вот эти вот листки тебя и убить могут. Не пожалеют. И не только наши. Осторожней тут надо действовать, а не сразу шапками кидать. Так что крепче держи свой язык за замком. Ты меня понял?!

Геннадий нехотя кивнул, все же признавая его правоту, а директор тем временем продолжил:

— Так! Давай лучше к делу. Ты сможешь перенести эти идеи на паровик княжны?

— Да, Емельян Емельяныч, я вчерась уже начал. Кое-что сделано. Завтра, край послезавтра, представлю вам на рассмотрение эскизный прожект с новыми изменениями.

— Давай-давай, ты смотри, не подведи мне. А с этим парнем я самолично поговорю!

После была практическая работа в механичке, где мне, за неимением опыта, пришлось быть на побегушках, помогая опытному токарю, стоявшим за большим паровым токарным станком, по необходимости подносить черновые заготовки. Но в общем, на практической делать было просто нечего. Уж на что в школе пришлось юзать токарник УТ-16 ПМ марки «школьник» и более взрослый «ижик» ИЖ 1И611, но здесь…был токарник. Нет, не так. Это был ТОКАРНИЩЕ.

Занимавший площадь с хорошую комнату. Немолодой токарь с говорящей фамилией Борода, к которому временно прикрепили практиканта, особо к работе на станке меня не подпускал, справедливо считая меня обузой и нахлебником на его шее. Другие токаря с механического участка тоже не испытывали особого желания учить приставленного к ним парня, больше заботясь о своей выработке. В глаза говоря удивленному парню, мол, если начальство прикажут, ось тогда, а так…

Так что помогать токарю таскать заготовки пришлось немного. И чтобы совсем уж не сидеть без дела, ради интереса то и дело пытал неожиданного наставника. Борода на мои словесные интервенции без конца злился:

— Дядь, а дядь! А это пиноль?

— Какая пиноль, оболтус, это задняя бабка!

— А-аа! Дядь, а это резец?

— Да!

— Дядь, а это лянет?

— Люнет!

— А-ааа! Дядь, а тут какой привод? Ножной?

— Да замолчь ты наконец? Сиди тута, и не мешай мне работать! И кто вот тоби мне подсунул! Паровой тута привод, ременно-па-ро-вой!

Когда с вызовом в механичку за мной пришел мастер Андреич, Борода только, как мне показалось, даже радостно вздохнул.

— Сергей, а ну дуй быстро в директорскую! К Емельян Емельяновичу зовут!

Кабинет директора по сравнению со всеми виденными мной остальными помещениями был куда богаче. Все, даже, казалось бы, практичные вещи дышали показной роскошью. Зачем так нужно, парень расспрашивать не стал, оставив все на совести хозяина. Из увиденного там Сергея порадовали небольшие масштабные копии паровиков на подставочках, в большом числе стоявшие в кабинете повсюду. Хозяин кабинета, при госте достав красивую трубку и кисет, набил ее табаком и раскурив, задымил в кабинете, пуская в воздух кольца.

— Ну здравствуй, молодой человек. Как звать-то!?

— Доброго дня, господин директор! Сергей! Сергей Конов!

— Добро! А меня Емельян Емельянычем тут кличут. Вот по какому поводу я тебя вызвал. Это вот твое?

Он кивнул на мои листки.

— Да, мое! Мои зарисовки, делал для Геннадия Николаевича.

— Хорошо! Помогал кто?

— Нет! Все сам, самостоятельно. Геннадию Николаевичу вроде понравилось.

— Во-во, то-то он сразу оценил твои идеи! И все мы тут заодно. Весьма! Ново! Свежо! И есть предложение зачислить тебя в мастерскую нештатным художником паровых конструкций в инженерный отдел. Как смотришь на это? Пойдешь к нам работать?

— Ну-у…это как-то…честно, не ожидал. А разве так можно? А как же моя учеба? А где жить буду?

— Да нет, за это не волнуйся! Будешь у нас на заштатной должности. Припишем тебя в отдел под начальство известного тебе Геннадия Николаевича. Кажный день как обычно согласно расписания будешь жить, столоваться и учиться в приюте, а на практической… фактически будешь тут у нас работать. Практическую для приюта тебе наш мастер Андреич хоть сегодня подпишет. Фантазия у тебя есть, убедились. Идеи твои хоть куда, не хужей заморских. Будешь у нас думать на перспективу. За это платить будем. И с заведующей вашей Акулиной Валериановной поговорим. Ну как? Согласен на мои условия?

— А какова будет оплата за мои фантазии?

— Ну-с…положим тебе 10 целковых в месяц. Пойдёт?!

— Не пойдёт!

— Чт….что? Как не пойдёт? Почему?

— Не пойдёт! Как почему? Исходя из вашей заинтересованности, а вы же в этом заинтересованы?

Директор кивнул.

— Во-от! Ну так…я понимаю, что у вас сейчас кризис идей вкупе с кризисом на производстве. Аврал у вас, короче! Раз уж идеи мои вы приняли, то значит, что-то из них вы считаете возможным для воплощения. И думаю, проблему вы сейчас решите. Только вот я решил помочь по-дружески Геннадию Николаевичу. А дальше вы будете извлекать из этого солидную прибыль, предлагая эти новые решения, впервые воплощенные на машине ее высочества княжны по мотивам моих фантазий, как новинку уже другим заказчикам. И стоить это будет не десять рублей, а куда больше. Я прав?

— Положим так.

— Во-от! Так зачем же мне делиться c вами идеями за скромные десять целковых, если мне проще обратиться в такие же другие мастерские. Неужто не найдется такая, согласная более лояльно оплачивать мои фантазии. А у меня их много! Паромобиль-вездеход, бронемобиль на паровом ходу и тому подобное… Верите?

Чего-то подумав, Емельян Емельяныч пыхнул трубкой:

— Так! Хорошо! И сколько же ты хочешь?

Решившись слегка раскрыться, сообщаю:

— Я делюсь с вами своими идеями, их желаемым техническим, художественным и эскизным описанием. Вы сами решаете их пригодность и что именно сможете воплотить в условиях своей мастерской. Я участвую в процессе доводки всех пилотных образцов как консультант. За это — один процент от стоимости каждой проданной единицы товара плюс патентование моих изобретений в соавторстве с мастерской. А также ежемесячная зарплата в размере двухсот рублей.

— Кхм, у ученичков…губа не дура! Сергей! Соглашусь при условии испытательного срока в два месяца! Ну ладно, меньше, до самой императорской приемки. На этот срок зарплата десять целковых. Заодно там на нас посмотрят! А может и Великий князь в шею погнать изволят! Вдруг не стоят твои идеи денег?! И кстати, зазря думаешь, что деньга польется рекой. Ты знаешь, сколько времени может пройти от твоей идеи и нарисованных эскизов до практического воплощения? Месяцы, а то и годы!

— Согласен! По рукам?!

— Хех! По рукам!

В арбузовской мастерской жуткий напряг. Все крутятся вокруг аки пчелки. Рабочих из цеха по ремонту омнибусов перекинули на другие участки. Помогать остальным занятым в том самом «секретном» цехе. До императорской приемки осталось каких-то полторы недели.

После сидения на уроках в классе каждый день как домой бегаю в арбузовскую мастерскую. Впрочем, какую мастерскую, это все по привычке так говорят. А так тут завод целый с кучей работников. Интересно мне там. Была бы возможность на уроки не ходить, все сразу бы бросил. Только туда бы и ходил. Емельян Емельянович не обманул, все вопросы с Акулиной Валериановной были решены в мою пользу. Никаких вопросов наш надзиратель и сторож Аркаша даже не задавали. И ребята в классе, завидев мои отлучки и задержки, как мне кажется, стали относиться ко мне куда с большим уважением.

Первую неделю работы у Арбузова, нештатным художником, меня подробно терзал его инженер, ставший моим первым начальником, подробно уточняя все непонятки. Для чего, как чуял, пришлось подробней разрисовывать на эскизах технические детали, подробно разжевывая предлагаемые улучшения. После чего, не откладывая, на свежую память Геннадий Николаевич принимался чертить на кульмане, по завершении чего каждый раз он приглашал меня проверить соответствие задуманного его чертежу. Чертил он быстро и споро, я б так не смог. Обычно все принималось на ура. Ну за мелким исключением. Дальше готовые чертежи передавались модельщикам, которые из дерева, глины и гипса лепили модель будущей детали и в нашем присутствии ее правили. Доведя новую модель до нужных кондиций, визуальный образец с чертежами отправлялся в литейно-кузнечный цех и опытный участок для дальнейшей работы с ними. Им нужно было делать какую-то оснастку, приспособы и кондукторы, что делалось при помощи какой-то матери. Вдобавок постоянно поминая при этом некоторых умников, у которых еще молоко на губах не обсохло, снова придумавших, по их мнению, очередную…блажь. Ругались они в основном с Геннадием, явно не принимая меня в расчет. Когда в прожектной становилось жарковато, я замолкал. А мне это зачем, спорить еще с ними? Я лучше посижу в сторонке. Пусть само начальство с этим разбирается. Мое дело — идеи.