Зато книги покорили Рона. У ротени существовали лишь летописи и легенды, написанные своим, особым языком, а так же ремесленные дневники мастеров и сборники любимых рецептов домашних хозяек. Теперь, впервые прочтя книгу с сюжетом, мальчик был поражен. Теперь чтение отнимало большую часть его свободного времени.

Переполненный новыми впечатлениями, Рон, тем не менее, в выходной с утра направился к Нелькосу. Пек, немало удивившись такому прилежанию, проводил его насмешливым:

– Не опоздай на обед!

Но Рон уже не слышал его, он с нетерпением ждал встречи с художником еще с прошлого занятия. На этот раз в мастерской сидело не больше пяти учеников, включая Рона. Ротен выполнил три задания, и с каждым разом художник становился все задумчивей и задумчивей. Под конец он попросил Рона прийти в следующий выходной.

Время до него тянулось целую вечность. И вот, через ладонь, вечером, когда Нелькос с Роном остались одни, мастер приступил к решающему разговору.

– Малыш, у тебя редкий дар. Сейчас таких, как ты в школе пожалуй что и нет. Я могу научить тебя немногому. Я ведь порядком подрастерял форму, уча здесь этих бездарных эдорских балбесов. Конечно, лепишь ты неважно, да это и не твоя стихия: ни архитектором, ни скульптором тебе не быть. Ведь черчение ты тоже, как я погляжу, не любишь.

– Слишком занудно.

– Ну-ну-ну! Мы не всегда можем заниматься тем, что нам нравится. Рисовать с натуры для тебя тоже нудно! Ты предпочитаешь творить героев сам, наделяя их лишь самыми важными чертами прототипа. Это я еще на первом занятии заметил. Так что, профессиональным портретистом ты тоже быть не сможешь. Да и пейзажи у тебя не очень выходят. Лучше всего тебе расписывать фрески, посуду или изготовлять драгоценное оружие. Наш кузнец хорошо о тебе отзывается. Занятие тебе нужно индивидуальное – для преподавания у тебя характер не тот. Может, стоит пойти в ювелиры, не знаю. Это будешь уже решать ты и твои наставники.

– А как же Вы? – жалобно спросил Рон. Сердце у него оборвалось. Только нашел себе покровителя…

– Понимаешь, дружок. Как я уже сказал, научить тебя я смогу немногому. Необходимо научить тебя нашим приемам и отточить технику. Первое займет полгода, да и на второе уйдет год, не больше. Тебе нужно стать учеником в моем цехе, цехе художников. Но вот беда – тебе еще нет и десяти, а в кандидаты берут только в одиннадцать-двенадцать, а в ученики и того позже.

– А почему?

– Видишь ли, ты не можешь жить в цехе, пока не узнал всего, что должен знать будущий грамотный гражданин Тивендаля. И пока ты все не выучишь, уйти из школы, чтобы учиться дальше, не имеешь права. Одиннадцать – это еще ничего, в обычных школах и учиться-то начинают только в восемь лет, это здесь, в интернате, мы лезем на рожен, нам неймется. Так что, даже кандидаты в цехе не живут, а ходят туда заниматься, пока доучиваются здесь.

– А цех далеко?

– Не то чтобы очень далеко, мили две. Но на дорогу и занятия уходит не меньше четырех часов, а где ты выкроишь это время? Только в выходной и иногда после обеда, вместо необязательных занятий. У старших-то уроков поменьше, им легче. И вообще, что может кандидат выучить за два часа? В это время обычно только проверяют учеников на пригодность, да крепче вбивают азы, полученные еще здесь. Тебе-то это не нужно.

В общем, торопись учиться, Рон! Подержу я тебя здесь годик-полтора, погоняю и представлю тебя цеху. У меня там друзья, вместе придумаем, как быть. Многое от тебя зависит. Тебе нужно стать хорошим мастером, чтобы преуспеть, ведь во время похода куда больше ценятся воины, врачи и учителя.

– Похода? На Ротонну?! – голос Рона зазвенел.

– Прости, малыш, – растерянно пробормотал Нелькос. – Я совсем забыл…

– Почему бы им не оставить нас в покое! – с ожесточением выкрикнул мальчик.

Нелькос нагнулся и взял его за плечи.

– А вот этого, сынок, никому больше не говори. Лучше об этом не думать, поверь мне, малыш, а то наживешь себе одни неприятности. Станешь гражданином – трепись себе как угодно, в худшем случае просто угодишь в тюрьму. А мальчишка старше десяти, не желающий принять Тивендаль, попадает в рабство с весьма призрачной надеждой на свободу.

После минутного молчания Рон спросил:

– А когда становятся гражданами? Эмрио мне много рассказывал про Мэгиену, но это я забыл у него спросить.

Рон осекся, с тоской ожидая расспросов, но мастер лишь кивнул головой.

– Да, я знаю, что ты познакомился с принцем. Глор раззвонил эту новость по всей школе. У нас нет определенного возраста совершеннолетия, как, например, в Трис-Броке. Крестьяне становятся гражданами в четырнадцать лет. С этого же возраста можно идти в армию и во флот, не спрашивая разрешения родителей, и, когда из юнги станешь моряком, а из кадета – воином, тогда и будешь гражданином. Ремесленники и мастера получают звание взрослого вместе со званием подмастерья. А лорды и торговцы вступают в свои права в четырнадцать.

– Как крестьяне. – улыбнулся Рон.

– Да, тут они равны. Считается, что в этом возрасте ребенок отличается от взрослого только опытом и знаниями и может отвечать за себя.

– А в каком сословии Ваша жена?

– Ты круто меняешь темы, паренек. Она художник, и неплохой. Юноши часто встречаются с девушками своего сословия и женятся на них.

– А воины? – лукаво спросил Рон.

– Даже армия нуждается в женщинах.

Отпустив эту двусмысленность, мастер прогнал Рона спать.

– Ты знаешь, скоро Новый Год! – сказал Пек как-то утром в ванной.

– Нетривиальное замечание. Ну и что?

– Ты не знаешь?! Будет большой праздник.

– У нас тоже праздники под Новый Год. Что же в этом удивительного? Я слышал, лучшие поедут на ярмарку?

– Это не главное.

– А что, кто-то приедет сюда?

– Само собой. – сказал Пек, вытираясь. – У нас ведь три интерната. Ближе к деревне – для малолеток, а по другую сторону, в направлении Андикрона – для девчонок. Новый Год все встречают дома. Как – я тебе рассказывать не буду, сам увидишь. Но здорово. А в первый день года приезжают к нам, устраивается грандиозная заварушка. Всем нравится. Некоторые малыши остаются потом здесь учиться.

– А у нас под Новый Год все собираются вместе, охотники обязательно возвращаются в форт. Никто не остается один. – мечтательно сказал Рон.

Как и предсказывал Пек, суматоха под Новый Год была большая. Началось все за три дня, когда все, кто успешно закончил учебный год, поехали на ярмарку. (Ни Рона, ни Пека не было в их числе.) Остальные лихорадочно сдавали долги, чтобы не заставили учиться в каникулы, а в промежутках украшали двор и школу еловыми лапами.

Из кладовой достали цветные блестящие игрушки. Некоторые были заводными. Существовали даже целые системы, сделанные руками учеников, которые приводились в действие одним поворотом рычага где-нибудь в укромном уголке.

31 декабря никто не учился. Все, кто не уехал на ярмарку (а уехавшие должны были вернуться вечером), мастерили из снега во дворах трех зданий школы большие, семь футов в высоту и четыре в ширину, арки. Группа ребят поехала за дровами в лес. (Рон был этому удивлен, так как зимой в школе обычно топили углем.) Наконец, за аркой и перед ней был приготовлен (сложен шатром) самый сухой хворост и несколько бревен для костров. Рону все было в новинку – у себя на родине ничего подобного он не видел.

И вот, после ужина, ближе к двенадцати, все, кто жил в главном здании, собрались во дворе у первого костра. (Точнее, пока около дров.)

Налект в праздничной серебристой накидке поднял руку и взглянул на небо. Луна уже взошла, ни одно облачко не заслонло звезд. Речь ректора была короткой и радостной. Закончилась она так:

– Последним, кого принес в наш дом этот год был Ронис Ворансон. И ему суждено сегодня зажечь последний костер уходящего года. – Налект протянул растерявшемуся мальчику факел.

– Давай, Роне.