Она было открыла рот.
А потом закрыла.
— На самом деле, я хочу сказать тебе две вещи, — продолжил он. — Первая, я хочу, чтобы ты поняла, что ты достойна лучшего, не потому, что ты Брэдфорд. По правде говоря, неважно, что происходит с деньгами твоей семьи, ты сильная, умная, способная женщина, Джин… до сих пор ты использовала свои способности не в очень выгодном для себя свете, но откровенно говоря, перед тобой и не возникало никаких реальных проблем. Ты была воином без поля боя, Джин. Бойцом без врага, и ты кидалась на все и всех вокруг на протяжении многих лет, пытаясь выплеснуть свою энергию. — Его голос опустился, стал хриплым. — Ну, я хочу направить твою энергию в другое русло. Я хочу, чтобы ты была такой же сильной. Хочу, чтобы ты позаботилась о себе. Защищала себя. У тебя есть люди, которые... у тебя есть друзья, которые тебя любят, которые готовы тебе помочь. Но ты должна сделать первый шаг.
Он замолчал, а Джин почувствовала, как глаза стали пощипывать от слез, и у нее саднило горло, пока она пыталась сглатывать, чтобы не всхлипнуть.
— Ты можешь мне позвонить, — просипел он. — В любое время. Я знаю, что между нами полная неразбериха, но… Мы не можем друг с другом ладить, и доставили много разочарований и боли, но ты можешь позвать меня. В любое время дня и ночи. Независимо от того, где ты будешь находиться, я приеду за тобой. Я не буду спрашивать никаких объяснений. Не буду кричать или ругаться. Я не буду осуждать, и если ты будешь против, я даже не скажу Лейну или кому-нибудь еще.
Самюэль Ти. достал свой сотовый телефон из кармана брюк.
— Отныне я буду вместе с ним спать. Никаких вопросов, никаких объяснений, никаких разговоров во время твоего звонка или после. Позвони мне или напиши, если ты позовешь меня даже в разгар вечеринки, я приеду к тебе. Все ясно?
Слеза сбежала у нее по щеке, он смахнул ее пальцем, и его голос дрогнул:
— Ты намного лучше, чем он. Ты заслуживаешь лучшего, чем это чмо. Славное прошлое вашей семьи не стоит мужчины, который тебя бьет только потому, что ты боишься остаться без денег. Ты сама по себе бесценна, Джин, независимо, сколько лежит на твоем банковском счете.
Теперь он поднял ее на ноги и прижал к своей груди.
Она слышала, как у ее уха стучало его сердце, отчего она еще больше зарыдала.
— Береги себя, Джин. Сделай все, что необходимо, чтобы обезопасить себя...
Он повторял эти слова снова и снова и говорил еще что-то о ее безопасности, надеясь, что наконец достучался до нее.
Когда она наконец немного успокоилась и села на скамейку, он вынул из кармана платок и стал вытирать ее щеки. Он смотрел на нее с грустью, от его взгляда ей было трудно поверить, после всего, что они пережили вместе, сейчас он был рядом с ней, готовый в любой момент помочь.
И возможно, этим они все и выяснили.
— А второе, что ты хотел сказать, — пробормотала она, глядя на свои туфли.
Он не ответил, она подняла на него взгляд… и отшатнулась.
Его глаза были какими-то отстраненными, да и тело напряглось, быстрая перемена произошла с ним.
— Второе... — Самюэль Ти. пробормотал выругавшись, откинув назад голову. — Нет, думаю, я оставлю это при себе. Это не поможет в данной ситуации.
Но она догадалась, что он хотел ей сказать.
— Я тоже люблю тебя, Самюэль.
— Думай о том, что ты сильная. Прошу тебя, Джин.
Через секунду он дотронулся до огромного бриллианта, а потом до платинового кольца, которое он загораживал. Затем взял ее за запястья и прижался поцелуем к тыльной стороне ее ладони.
— Помни, что я тебе сказал.
Поднявшись, он показал ей свой телефон.
— Всегда на связи. Без вопросов.
И бросив на нее последний взгляд, засунул руки в карманы и пошел на выход, высокая фигура удалялась в сумерках, попадая в золотистый свет от фонарных столбов.
И он скрылся из вида.
Джин еще долго сидела на каменной лавочке, пока ночной воздух не стал настолько прохладным, что у нее на руках появились мурашки.
Но пока она не хотела идти домой.
42.
Как только Эдвард произнес эти слова, находясь в переполненном ресторане, он поразился тому, что почувствовал легкость. Хотя слова были простыми, состоящие из слогов, в них не было ничего особенного, но при этом они несли в себе огромное значение.
Я кое в кого влюблен.
И на самом деле, он признался Саттон в своей любви. В бизнес-центре после того, как они занимались любовью. Но он так тихо произнес эти слова, что она не расслышала.
Шелби оглянулась на других посетителей. Официантов за стойкой бара и поваров в глубине кухни, готовивших блюда.
— Она — причина, по которой вы не знаете... что со мной делать?
— Да, — хотя он вспомнил те ночи, которые они провели бок о бок в его постели. — Но существует и другая причина.
— Какая?
— Я знаю, почему ты заботишься обо мне. Твой отец был таким же, как я. Иногда мы делаем одни и те же вещи, понимаешь? Когда нам кажется, что с первого раза у нас не получилось.
Черт возьми, он поймал себя на мысли, что фактически рассказывал о себе — о себе, своих братьях и своем отце. Эдвард был предельно честен с самим собой, и ему всегда хотелось защитить своих братьев от человека, который третировал их, но ущерб им был все равно уже нанесен. Их отец был очень властным, несмотря на временные отсутствия, он все равно продолжал контролировать своих детей.
И его жестокость была еще страшнее, потому что он не выражал никаких эмоций, типа вспышек гнева или, когда человек начинает кричать и бросаться различными предметами.
— Я делаю то же самое, — тихо признался он. — На самом деле, я даже продолжаю поступать в этом духе… это значит, что мы с тобой похожи, на самом деле. Мы оба выискиваем какую-нибудь причину, чтобы спасти кого-то.
Шелби молчала, причем долго, у него даже появилась мысль, что она захочет встать и уйти, или выкинуть что-нибудь другое.
Но вдруг она заговорила:
— Я заботилась о своем отце не потому, что любила его, а потому, что если бы он убил себя выпивкой, чтобы я тогда делала? Матери у меня не было. Мне некуда было идти. Жить с пьяницей было намного легче, чем мыкаться по улицам в двенадцать или тринадцать лет.
Эдвард вздрогнул, попытавшись представить маленькую девочку, которая никого не интересовала, наоборот, это она заботилась, с отчаянием пытаясь вразумить взрослого пьяницу, чтобы каким-то образом выжить самой.
— Я сожалею, — ляпнул Эдвард.
— За что? У вас нет ничего общего с моим отцом пьяницей.
— Возможно, но ты столько за свою жизнь нагляделась на пьяниц, хотя бы в моем лице. И получается со мной ты все время оказывалась в положении, которое ты и так слишком хорошо…
— С вами я не оказывалась…
— Прости, че…
— …не упоминай имя Господа всуе.
— …хорошо.
Возникла пауза. А потом они оба рассмеялись.
Шелби снова стала серьезной.
— Я не знаю, что еще с вами делать. И я так ненавижу страдания.
— Это потому, что ты хороший человек. Ты, действительно, ЧВ [20] хороший человек.
Она улыбнулась.
— Вы сами себя подловили.
— Я учусь.
Прибыли их блюда — курица в баскетах, уложенная на красную и белую бумагу, с тонкой и горячей картошкой фри, официантка, принесшая заказ, поинтересовалась не хотят ли они еще содовой.
— Я голоден, — заметил Эдвард, когда официантка удалилась.
— Я тоже.
Они приступили к еде и замолчали, от еды ощущая себя просто прекрасно. И он поймал себя на мысли, причем радостной мысли, что у него не было с Шелби секса.
— Ты сказал ей? — поинтересовалась она.
Эдвард вытер рот салфеткой.
— Что? О... да. Нет. Она ведет совершенно другую жизнь, чем я. Она ведет ту жизнь, которой я жил раньше, и я не собираюсь к ней возвращаться.
И для этого было достаточно причин.
20
черт возьми