Стояло лето, студентов, конечно, не было, все спешили найти стоящие стажировки на эти теплые месяцы, которые могли сослужить в дальнейшем им хорошую службу. Кроме того, здесь также не было прогуливающихся администраторов и академиков. Красивые, извилистые тропинки, которые невольно напомнили ей кладбище, на самом деле, вели к общежитиям и классным комнатам, которые в настоящей момент пустовали.

Заглушив мотор, она вышла, почувствовав запах свежескошенной травы. Закрыла тяжелую дверь и взглянула на себя в затемненное окно. Включила сигнализацию и перевела взгляд на Дух Экстаза[19] , плавно опускающийся в маленькое убежище на капоте машины.

Сад семинарии был хорошо освещен в прессе, также как и сам институт Чарлмонта, который был довольно-таки известен, хотя сад не совсем был открыт для общественности, но в тоже время он не был и частным. С воротами с каждой из четырех сторон, это было центральное место, где начиналась и заканчивалась жизнь университета, где собирались первокурсники, а также вручались дипломы, созывалось духовенство, строилась сцена, иногда женились, а иногда люди просто приходили сюда… чтобы поразмышлять и побыть в тишине.

У нее вспотели ладошки, когда она направилась к воротам с круглым верхом, повернула старинную щеколду, толкнув решетку, вошла внутрь, почувствовав легкое головокружение.

На пару секунд красота вокруг и тишина ее настолько ослепили, что она глубоко вдохнула. Повсюду, насколько хватало глаз, были цветущие цветы, вокруг колыхалась зеленая листва, вымощенные кирпичом дорожки вели к ухоженным газонам посередине. Фонтаны стояли у стен, увитых плющом, издавая настоящую симфонию спокойствия, последний отблеск дня сливался с темным небом, и уличные высокие кованые фонари, разливали вокруг персиковый свет, вся красота вокруг напоминала Викторианский Лондон.

Без Джека Потрошителя.

— Сюда.

Она взглянула вправо, на звук мужского голоса.

Самюэль Ти. сидел на каменной лавочке и смотрел на газон перед собой, поставив локти на колени, его лицо было серьезным, она никогда не видела его таким.

Она аккуратно пошла на своих шпильках по дорожке, выложенной кирпичом, боясь попасть в выямку каблуком, ободрать его… или, что еще хуже, споткнуться и растянуться перед ним, тем самым, поставив себя в глупое положение.

Как только она приблизилась, он поднялся на ноги, прежде всего он был джентльменом, и для него было немыслимо, не выказать уважения леди.

Быстро, крепко пожав руку, он указал на свободное место рядом с собой.

— Прошу.

— Так официально.

Но в ее голосе не слышался обычный яд, когда она произнесла эти слова. И опустившись на прохладный камень, она была вынуждена потянуть юбку на колени и сесть правильно, выпрямившись, поджав под себя ноги, а не положив ногу на ногу.

Какое-то время они молчали.

Наблюдая за призрачными тенями от цветов. Ветер еле-еле ласкал их головки и аромат разливался в воздухе.

— Ты это сделала? — спросил он, не глядя на нее. — Ты вышла за него замуж?

— Да.

— Поздравляю.

При любых других обстоятельствах, она огрызнулась бы в ответ, но в данный момент тон его голоса был настолько серьезен, что она не захотела вступать с ним в перепалку.

В последовавшей тишине, Джин крутила обручальное кольцо на пальце и тонкое из платины, которое появилось только сегодня.

— Боже мой, зачем ты это сделала, Джин? — Самюэль Ти. потер лицо. — Ты же не любишь его.

Хотя у нее возникло чувство, словно он говорил сам с собой, она прошептала:

— Если любовь — это требование для вступления в брак, то человеческий род никогда бы не женился.

Последовала еще одна долгая пауза, а потом он пробормотал:

— Мне есть, что тебе сказать.

— Да, я понимаю, — нараспев ответила она.

— И я не жду от тебя понимания.

— Зачем об этом заморачиваться.

— Потому что ты, моя дорогая, как ядовитый плющ для меня. Хотя я знаю, что все будет еще намного хуже, я не могу не дотронуться, чтобы потом не чесаться.

— О, это комплимент. — Она грустно улыбнулась. — Вы как всегда полны жизнерадостности.

Когда он очередной раз замолчал, она перевела на него взгляд, изучая его профиль. Он действительно был красивым мужчиной, с отточенными чертами лица, его полные губы, выпирающий подбородок, не делали его угловатым. Волосы были густыми, зачесанными набок. С авиаторами, висевшими на открытом воротнике рубашки ручной работы, с двойными пуговицами, он выглядел как игрок в поло, яхтсмен, со старой душой в молодом теле.

— Ты никогда не был таким тихим, — произнесла она, начиная беспокоиться о том, что он собирался ей сообщить. — Так долго не молчал.

— Вот ведь... черт, я не знаю, Джин. Я не знаю, что я здесь делаю.

Она не знала, что заставило ее так поступить (нет, как всегда она обманывала себя), когда протянула руку и положила ему на плечо, тем самым она признавала, что они оба страдают. И ей надоело быть такой гордой. Они оба устали от боевых действий, в которых никто из них не выиграл. Устала... от всего.

И вместо того, чтобы оттолкнуть ее, сказав пару язвительных фраз, Самюэль Ти. развернулся... и она обняла его, он придвинулся ближе, свернувшись, чуть ли не улегся у нее на коленях.

И это было настолько правильным, когда она вычерчивала небольшие круги у него на спине, чувствуя себя комфортно, оттого, что она успокаивала его и ему было хорошо с ней. И да, его тело, которое она изучила вдоль и поперек, с которым она была во многих разных местах и во многих отношениях, было таким же мускулистым и подтянутым.

А сейчас казалось, словно они предназначены друг для друга.

— Что тебя так расстроило? — пробормотала она. — Скажи мне.

Наконец, он выпрямился, проведя ладонями по глазам, отчего она занервничала.

— Самюэль, что происходит?

Он выпятил грудь и выдохнул, сказав:

— Мне необходимо, чтобы ты просто позволила мне это сделать, ладно? Хоть раз в жизни… я не собираюсь сейчас спорить ни о чем… хоть раз в жизни, прошу тебя, просто выслушай. Не перебивай меня и ничего не говори. На самом деле, если ты ничего не скажешь, даже, наверное, будет лучше. Я просто... мне необходимо, чтобы ты выслушала меня, хорошо?

Он взглянул на нее.

— Джин, хорошо?

Внезапно, она осознала, что ее сердце забилось как сумасшедшее, и у нее на спине выступил пот.

— Джин?

— Хорошо. — Она обхватила руками себя за живот. — Ладно.

Он кивнул и поднял ладони кверху.

— Я думаю, что Ричард тебя бьет. — Он остановил ее рукой. — Не отвечай, помнишь. Я догадался, что он тебя бьет, и ты знаешь меня лучше, чем кто-либо. Как ты часто говорила мне, если я что-то решил, то только закон, принятый Конгрессом, способен изменить мое мнение на этот счет, поэтому ты не в состоянии этого сделать.

Джин сосредоточилась на красивых цветах... пытаясь игнорировать тот факт, что ей не хватало воздуха.

— Я думаю, что ты стала носить шарфы, чтобы прикрыть синяки, которые он на тебе оставляет. — Его грудь поднималась и опускалась. — И хотя я могу вполне уверенно сказать, что ты множество раз доводила меня до безумия, но мне ни разу не приходило в голову поднять на тебя руку. Или на любую другую женщину.

Она на секунду закрыла глаза. А потом услышала, как невесело сказала:

— Ты больше мужчина, чем он.

— Дело в том, что я просто... мне необходимо тебе сказать, что мысль о ком-то, мне насрать, кто, бл*дь ударяет, дергает или с размаху налетает на тебя или... о, Боже, я не могу придумать, что еще может быть...

Она никогда не слышала, чтобы он внезапно умолкал, словно сглатывал слезы. Никогда не видела, чтобы этот самоуверенный, сводящий с ума мужчина, казался таким полностью разгромленным.

Самюэль Ти. откашлялся.

— Я знаю, что ты вышла за него замуж, потому что решила, что у твоей семьи нет больше денег и это испугало тебя. В конце концов, кроме богатства в своей жизни, ты ничего и не знала. Ты ничего не умеешь делать. Ты чуть не бросила школу из-за своего ребенка. Ты всю жизнь порхала. Так что да, сама мысль, что ты не можешь сама себя обеспечивать, не подстраховавшись крутым состоянием, кажется очень страшной, я бы сказал может довести до точки, ну ты это не поймешь.