Бандуристов припал к стереотрубе. Из-за земляной гряды выползли немецкие танки пятнисто-песочного цвета. Таких еще здесь не видели. Ухо уже уловило отдаленный шум моторов.

Немцы шли без артиллерийской подготовки, очевидно, рассчитывая на внезапность, на психологический эффект. Бандуристов бросился будить командира полка.

— Товарищ майор! Товарищ майор! Танки… Странные какие-то, песочного цвета…

— Танки?.. Немедленно открыть заградительный огонь!

По телефонным проводам полетела команда на батареи.

Было раннее утро, метеосводок еще не получили, поэтому соответствующих поправок не внесли. Первый залп дал большой перелет.

— Стрелки, мать вашу! — выругался командир полка.

Уменьшили дальность прицела. Снаряды легли в зоне движения вражеской дивизии. Как выяснилось позже, и первый залп не пропал зря: за танками на бронетранспортерах двигалась пехота — снаряды накрыли ее.

Теперь снаряды ложились густо в расположении наступающих немецких войск. Танки увеличили скорость, быстро приближались к огневым позициям, тоже на ходу стреляя из пушек.

Наша пехота впереди не выдержала, дрогнула. Малообстрелянные войска еще не преодолели танкобоязни.

Пехота стала отходить, оставляя без прикрытия артиллерийские позиции.

— Назад!.. Назад!.. — громко кричали артиллерийские командиры.

Но пехоту остановить было не так просто.

Артиллерийский бой с танками исчисляется считанными минутами. Из горячки боя запоминаются на всю жизнь мгновения, отрывки, клочки…

Позже, вспоминая этот бой, Николай Бандуристов отчетливо видел только один танк. Головной. Потом он даже снился ему. Танк шел прямо на НП. На броне его сидел десант. Красного цвета знамя с белым кругом посредине и свастикой развевалось в руке немецкого пехотинца.

По танку стреляли, но он шел как заговоренный. Снаряды 37-миллиметровых зенитных пушек не брали его. Пушки эти были скорострельными, и частая дробь их выстрелов выделялась на фоне оглушительных резких выстрелов корпусной артиллерии.

На батарее у Кирпоты две 122-миллиметровые пушки уже вышли из строя. Продолжали стрелять оставшиеся две. На них была вся надежда.

Немецкий танк был уже совсем близко. Десант ссыпался на землю. Побежали. Впереди знаменосец. И вдруг выстрел 122-миллиметровой пушки — головной танк на глазах просто рассыпался. Не загорелся, не остановился подбитым, а в буквальном смысле слова рассыпался. Превратился в груду металлолома.

Справа еще один танк загорелся. Атака захлебывалась.

Машины сначала остановились, а потом попятились назад, огрызаясь огнем пушек.

Через некоторое время на свои позиции стала возвращаться пехота.

Усталые, закопченные, но повеселевшие артиллеристы подтрунивали над пехотинцами:

— Ребята! В следующий раз вы далеко не бегайте… Будете снаряды нам подносить. Все польза какая-то от вас…

— Да, вам хорошо… — смущенно отбивались пехотинцы. — У вас вон какие пушки! А у нас что? Одно ПТР на всю роту, да и то поломалось.

— Плохому танцору всегда… штаны мешают, — не унимались артиллеристы.

Но никто на эти реплики не обижался. Все были рады. Живы. Отбили врага.

Вечером, когда стемнело, разведчики Бандуристова побывали на поле боя, на ничейной полосе. Притащили разные документы. Из них явствовало, что это была 20-я танковая дивизия из войск фельдмаршала Роммеля, переброшенная в Крым из Африки. Принесли также кое-какие трофеи, найденные в подбитых танках. Чего там только не было!

Некоторые для смеха притащили предметы женского туалета — бюстгальтеры, трусики.

Приложив изящные женские трусики к поясу, разведчик Береза прошелся вихляющей, «женской» походкой, нежным «женским» голосом проворковал:

— Меня зовут Маня… Давайте знакомиться, мальчики… Будем дружить…

Командир полка майор Фенюк по-своему отреагировал на все это:

— Тьфу! Не боевые машины, а торговые лавки!..

Весной сорок второго года на Керченском полуострове сосредоточились три общевойсковые армии, а также части усиления. Гитлеровское командование хорошо понимало, какую серьезную угрозу представляют эти войска для всего Южного фронта.

В случае прорыва русских через Перекоп на Украину в тылу немецких войск, занимавших линию по реке Миусу и далее — по Донбассу, оказались бы значительные силы противника.

8 мае сорок второго года по приказу Гитлера в Крыму сконцентрировались немецкие войска для упреждающего удара.

Советское командование Крымским фронтом тоже готовилось к наступлению. Но оно велось медленно, нерешительно.

9 мая немцы нанесли авиационный удар по 44-й армии и перешли в общее наступление. Одновременно они выбросили морской десант восточнее Феодосии, а также воздушный десант в тылу 44-й армии.

В полосе обороны 44-й армии противник прорвался. Прорыв был совершен на стыке двух армий. С НП старший лейтенант Бандуристов видел, как колонны наступающих немцев в полосе соседней армии шли в тыл. Приказа открыть огонь по противнику не было.

Как выяснилось позже, командование фронтом потеряло управление войсками. Командарм 51-й генерал-лейтенант Львов был убит при бомбежке. Повторились худшие, трагические дни июня — июля сорок первого года. Имея достаточно сил, тяжелого и легкого оружия, сначала одна армия, а потом и другая стали отступать.

Через двое суток полк Бандуристова получил приказ отойти на Турецкий вал. Это был невысокий земляной вал, протянувшийся с юга на север на расстояние примерно 30—40 километров.

Артиллеристы на Турецком валу не обнаружили своей пехоты. Все перемешалось: первые, вторые эшелоны, артиллерия с походными кухнями, повозки с ранеными и передовыми частями.

15 мая войска сгрудились на узкой прибрежной полоске около Керчи. Вывезти такую большую массу людей и техники было нечем.

Немцы напирали. Организованного сопротивления не было. Время от времени кто-либо из командиров брал инициативу на себя, собирал всех, кто оказывался поблизости: артиллеристов, связистов, кашеваров. Ожесточенные неудачами последних дней, бойцы яростно шли в атаку, отбрасывая врага и снова возвращаясь к берегу в надежде дождаться десантных судов..

Противник имел полное превосходство в воздухе, и десантным судам прорваться к Керчи было невероятно трудно. Многие моряки-черноморцы нашли тогда свою могилу на дне Керченского пролива.

Постепенно иссякали боеприпасы, кончалось горючее. Тогда под откосы летели газики, «ЗИСы», артиллерийские тягачи и пушки. Иногда орудие подрывали последним снарядом.

Весь берег был в кострах: горели машины, горело имущество, жгли штабные документы.

Быстро сгущались сумерки. Бандуристов со своими разведчиками подпалил штабной автобус и теперь сидел на штабеле брошенных кем-то плащ-накидок.

Николай сначала было хотел попробовать переправиться через Керченский пролив вплавь. Вода, однако, была еще очень холодной.

— Не вешайте носа, ребята, что-нибудь придумаем, — старался он утешить бойцов. Но еще утром Николай надел чистое нательное белье (по старому русскому обычаю). Уничтожил последнее письмо от отца. Не знал только, что делать с кандидатской карточкой.

К вечеру стрельба утихла. Смертельно усталый Бандуристов не заметил, как прикорнул на ворохе плащ-палаток.

— Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант! — тормошил его Береза. — Я лодку нашел…

— Какую лодку?! — сон мигом слетел с Николая.

— Видите разбитый автобус? А в нем под грудой барахла надувная лодка.

— А ну, пошли!..

В автобусе лежали убитые: капитан и два рядовых. Шофер, мертвый, привалился к баранке. На полу автобуса валялась груда обмундирования, брезента, под ним — надувная лодка.

«Неужели спасены? Только бы она цела оказалась…»

Лодка оказалась целой. Нашли автомобильный насос. Надули.

Стояла непроглядная темень. Заморосил мелкий дождик. Днем, когда от берега отходила какая-нибудь посудина, десятки, сотни людей бросались к ней и нередко топили ее — каждый хотел попасть в лодку. В темноте от берега отойти было проще.