Кошка зашипела и спрыгнула с крыши, и на Флору вновь нахлынуло чувство, которое охватило ее во время концерта. Она отстранилась.

— Что я сделал? — удивился Генри.

— Ничего. Нам нельзя. Прости. Не знаю, о чем я только думала.

— Может быть, — прошептал он, — есть такие вещи, о которых думать не нужно.

— Все равно, нам нельзя танцевать вместе. Просто нельзя. По многим причинам.

— Может, однажды…

Флора невольно отшатнулась, словно само слово причинило ей боль. Генри не ответил, но то, что Флора прочитала в его глазах, ее надломило.

***

Когда они спускались по лестнице, Генри смотрел прямо перед собой, радуясь, что его пиджак все еще на Флоре. Будь он в пиджаке, взмок бы от пота. Боязнь высоты его смущала. Он давно задавался вопросом, почему то, что существовало только в его голове, так влияло на тело. Но опять же, страх — не единственное такое чувство. Любовь невозможно увидеть или потрогать. Она живет исключительно в сердце, невидимая для глаз. Но она способна изменить все.

«Ступенька, еще одна, еще одна…» И вот он на земле и идет следом за Флорой, вдыхая запах ее волос, впервые за долгое время чувствуя себя счастливым. Флора взялась за дверную ручку, подергала ее и обернулась.

— Дверь была заперта, когда ты выходил? — спросила она.

— Честно говоря, без понятия. Я думал только о том, чтобы тебя догнать.

— Я проверяла, чтобы замок не защелкнулся. А теперь дверь заперта. Мы не попадем внутрь.

— Это проблема?

— Там моя сумочка, в ней деньги и ключи. Я не попаду домой и не смогу заплатить таксисту.

Он взял ее за руку.

— Давай подойдем к главному входу и громко постучим. Может быть, кто-нибудь да услышит. И я всегда могу тебя подвезти.

Флора высвободила пальцы, не обратив внимания на его предложение.

— Все уже ушли. Все ушли, и нам до рассвета некуда деваться. А тут еще и это. — Она вытянула руку. — Дождь.

Генри запрокинул голову, и теплая капля плюхнулась ему на нос.

— Может, ливня не будет, так, поморосит.

Пока он говорил, дверь распахнулась, и в темном проеме возник силуэт контрабасиста.

— Грэди! — воскликнула Флора. — Я думала, ты домой ушел.

— И ушел бы, — процедил тот, обиженно и сердито глядя на Генри. — Но ты оставила свои вещи, и я волновался. Кто это, Флора?

— Это? Это Генри. Он помогал писать статью про «Стэггервинг»…

— Я тебя везде искал, — перебил ее Грэди. — Что происходит?

— Ничего, — ответила Флора. Генри отвел взгляд. — Мы просто разговаривали.

— Ты знаешь, который час? Я тебя заждался.

— Грэди, — начала Флора, — мне очень жаль. Не знаю, что на меня нашло. Вышла подышать и в переулке встретила Генри. — Она сняла пиджак и вернула его хозяину. Генри едва сносил тяжелый взгляд Грэди.

— Идем, — позвал Флору тот. — Я отвезу тебя домой, где тебе самое место. Бабушка, наверное, испереживалась не хуже моего.

Грэди втащил Флору в «Домино». Генри поднял пиджак над головой, поскольку с неба полило как из ведра. Он стоял под дождем, пока не промок до нитки, но совершенно не грустил. Ласковые струи дождя дарили ощущение волшебства. Генри не был уверен, в каком направлении двигаться дальше. И задавался вопросом, насколько серьезна была Флора, когда сказала, что между ними не может быть ничего, даже когда-нибудь в будущем.

Генри вернулся в особняк Торнов, дрожа от переполнявших его чувств. Руки помнили тело Флоры, пиджак пропах ее духами. Он полагал, что все уже спят, когда проскользнул в парадную дверь, радуясь, что ее петли всегда отлично смазаны. Снял ботинки и тихо пошел к лестнице.

И тут его окликнула Хелен.

Ее голос донесся из кухни. Она сидела за стойкой, уставленной таким количеством еды, что хватило бы накормить голодную семью. Мясное ассорти, мягкие булочки, нарезанные яблоки, сыр, кусок четырехслойного шоколадного торта, а прямо перед Хелен — банка клубничного варенья с торчащей из нее ложкой.

— Допоздна загулялся. — Голос звучал грубее, чем раньше. Она положила в рот полную ложку варенья. — Мог бы и меня пригласить, Генри.

Ему это и в голову не приходило. Но он был рад, что не позвал ее с собой, пусть и жалел, что ранил ее чувства.

— Думал, ты сильно устала. Прости.

— О Генри. — Хелен вытерла рот рукой, отодвинула банку и оглядела стол в поисках следующей жертвы. — С тобой я готова ходить куда и когда угодно.

Воротничок рубашки грозился его задушить.

— Так где ты был? — Хелен откусила половину бутерброда. Генри удивленно округлил глаза. — Что? Я проголодалась. Такая голодная, что не поверишь.

Ему пришлось отвести взгляд.

— Присоединяйся.

Хелен подвинула к нему тарелки с булочками и мясом. Генри, никогда не отказывавшийся от еды, соорудил бутерброд.

— Итак, ты просто обязан мне рассказать. Где ты был? Ты какой-то другой. — Она доела бутерброд и подвинула к себе торт. — Мне надо ревновать?

Генри откусил кусок бутерброда, чтобы выиграть время. При разговоре с Хелен он чувствовал себя помидором, над которым уже занесен нож. Он прожевал и проглотил.

— Слушал музыку.

— Судя по твоему виду, концерт был невероятный. — Она слизнула с пальца что-то красное. — В следующий раз обязательно возьми меня с собой.

Он откусил еще кусочек, намереваясь прикрываться бутербродом как щитом сколько сможет. Хелен положила в рот огромный кусок торта. Под ее плотоядным взглядом Генри захотелось проверить, застегнута ли у него ширинка — ну мало ли.

— Конечно, — согласился он, жалея, что не хочет брать ее в «Домино», и что это кажется самой плохой идеей в мире. Что, если он выберет Хелен? Он посмотрел на нее, на ее руки, запястья, лицо в форме сердечка, и попытался представить жизнь, которую предположительно должен хотеть. Безопасность этого выбора, то, как ему обрадуются Торны, как счастлива будет Хелен. А Флора сказала, что им никогда не суждено быть вместе, даже в будущем. Он покачал головой и попытался сосредоточиться.

Хелен улыбнулась и отрезала еще кусочек торта.

— Чудно. Когда пойдем? — Она сунула вилку в рот. Жуя, она ни разу не моргнула. Потянулась через стойку и слегка похлопала Генри по руке. В глазах потемнело, руки и ноги онемели. Он судорожно схватился за край стойки.

— Что такое? — встревожилась Хелен.

— Ничего, все нормально. Наверное, просто устал. — Дурнота отступила. Генри зевнул. Тут в коридоре раздались шаги, и в кухню вошел Итан в изрядно помятой одежде, но на удивление бодрый. Он тут же выпучил глаза.

— Так-так-так, — промурлыкала Хелен. — Еще один полуночник.

Она потянула носом, и Генри отчетливо увидел в ней что-то хищное.

— Я работал, Хелен, — отмахнулся Итан. — Оставь меня в покое. — Он взял яблоко и жадно в него вгрызся.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась она. — Мы с Генри как раз строили планы сходить послушать этот пикантный джаз, который он так любит. Ты к нам присоединишься?

— Мне неинтересно, — отказался Итан. Откусил еще кусок яблока и большим пальцем вытер с подбородка сок.

— Ты мог бы взять с собой друга, — предложила Хелен. — Того, с кем трудился допоздна. Божечки, надеюсь, завтра в школе ты не будешь спать на ходу. Знаешь ведь, что скажут родители, если у тебя ухудшатся оценки.

Итан расправил плечи.

— Хорошо. Но только чтобы удостовериться, что ты не сожрешь Генри, как этот торт.

Хелен наклонилась над тарелкой, жадно поедая торт, совсем как рабочий, стремящийся поскорее закопать яму.

— Ты совсем не изменилась с тех пор, как в детстве пожирала сладости голыми руками, — процедил Итан, наблюдая за ней. — Ты хоть когда-нибудь не сметаешь всю доступную еду?

— Нет, — покачала головой Хелен. Ее губы потемнели от шоколада. — Никогда.

***

Вскоре Генри уже лежал в кровати и, засыпая, прокручивал в голове джазовый рифф, который ему никак не удавалось правильно сыграть. Мысленно разобрав его на ноты, он понял, как нужно работать пальцами и руками, и уверился, что утром смог бы сыграть этот рифф, если бы не надо было идти в школу.