Возникает, колеблется, с воплем проносится мимо.
Если просишь: останься! — то всё потерял впопыхах.
То, что было когда-то обещано, — ветром гонимо.
И любимая женщина не уместилась в стихах,
Утверждают, что время — глубокий колодец свободы,
Что в глубоких колодцах вода холодна и черна.
Пусть проносятся годы и плещут подземные воды,
Я бадью опускаю до самого черного дна.
282. ПОГОНЯ
Ты помнишь? — скрещались под сабельный стук
Червонные звери геральдики древней.
Мы вышли из башни. Огонь, догорев в ней,
Зализывал спешно оконный уступ,
Метался под ветром…
И мы понеслись по некошеным рвам,
Нас вихорь от грешной земли оторвал.
И вот уже в тучах погоня лихая.
И корчится чертополох, полыхая,
Всё спуталось. Башня. Очаг непотухший…
Оленьи рога и косматые туши
Кабанов… и кубки… и в кубках вино…
О милая, как это было давно!
И вправду ли было? Подробности быта
Одни остаются, а сущность забыта.
Нам незачем сниться друг другу и спать,
Когда рассветает опять…
Теперь мы узнаем, чем кончится сон!
Был рвами когда-то пожар обнесен.
Что тлело в стропилах, шатало, знобило,
Что снилось тебе — это всё-таки было!
И снова я молод, безвестен, один
И корчусь обугленным чертополохом.
Стать комьями глины — и это неплохо!
Стать пеплом… А все-таки мы победим.
Поэзия делает дело свое
И в тщетной погоне за прошлым рожает
Всё то, что грядущее воображает:
Так господу богу она подражает,
И только за это мы верим в нее!
283. РАЗБЕРЕМСЯ
Разберемся же в черновиках и цитатах:
Что оставить, что сжечь, а чего не прочесть?
В чем единственный и драгоценный остаток?
Ветер. Юность. Печаль… Это все-таки есть!
Всё, что пахнет скандалом и ветром и льется
Через край, не заботясь о низкой цене,
Что поется без нот и без спросу дается,
Это все-таки прочно останется мне.
Это все-таки есть! По московским бульварам,
Где прикинулась листьями ржавая жесть,
Я пойду за своим небывалым товаром,
Я найду мою тень. Она все-таки есть.
284. СОН
Разбудила музыка, вломилась,
Всё пространство заняла,
Мне явила божескую милость,
С жесткой койки подняла.
Музыкой разбуженный на горе,
Взял рубаху и штаны,
Умывался в грязном коридоре
Под присмотром тишины.
Вот в промозглом утреннем тумане
Закричало воронье:
Привлекало хищное вниманье
Шествие на казнь мое…
С той минуты празднуются ночи.
Жизнь во все рога трубит.
Праздные и праведные очи
Вылезают из орбит.
А вокруг клубятся, рвутся тучи,
Небо молнии секут.
Призрак мой, уродливо растущий,
Весь изодран, как лоскут.
Ни ушей, ни глаз — одни пробелы,
Ни души — лишь пустота.
Очерк стертый, облик оробелый…
Только суть его чиста.
Он глядит, глядит, глядит оттуда,
Словно бы сквозь стекла линз —
В это нескончаемое чудо,
В нескончаемую жизнь.
285. ПОРА СМИРИТЬСЯ, СЭР!
«Пора смириться, сэр!» —
Приснилось Блоку ночью.
Но волк не сэр. Он сер:
Вот его шерсти клочья.
Какой же в этом толк,
Что не в овечьей шкуре
Обыкновенный волк
Слегка набедокурил?
Какой же в том расчет,
Что волка-ветерана
Красавица влечет
И в сердце волчьем рана?
Года бегут, скользят…
Волк смерти не сдается.
Красавица смеется.
Как триста лет назад…
286. КЛАДОВАЯ
Памяти Зои
Без шуток, без шубы, да и без гроша
Глухая, немая осталась душа.
Моя или чья-то, пустырь или сад,
Душа остается и смотрит назад.
А там — кладовая ненужных вещей.
Там запах весны пробивается в щель.
Я вместе с душой остаюсь в кладовой,
Весь в дырах и пятнах — а все-таки твой,
И все-таки ты, моя ранняя тень,
Не сказка, не выдумка в пасмурный день.
Наверно, три жизни на то загубя,
Я буду таким, как любил я тебя.
287. ПОСЛЕДНЕЕ ПРИБЕЖИЩЕ
Жилье твое остужено.
Жена твоя покойница
Была любимой суженой —
И вот былинкой клонится,
И спит в подводном Китеже,
Спит, запертая в тереме.
А ты сиротство выдержи,
Коли богат потерями.
Ничто, ничто не сдвинуто,
Всё прочно закольцовано.
А если сердце вынуто —
Заснет в конце концов оно.
Забудь свое случайное.
Застынь в метели режущей
И настежь дверь в отчаянье —
В последнее прибежище.